Старик Хоттабыч (илл. Ротова) - Лагин Лазарь Иосифович - Страница 28

• Предыдущая
• 28/63
• Следующая

К счастью, дома никого не было. Хоттабыча удалось спокойно уложить на его обычное место под кроватью. Женя побежал в аптеку и в «Гастроном» за аспирином и малиновым вареньем, а Волька пошёл на кухню подогреть чай.

— Ну, вот и чай готов! — весело сказал он, возвращаясь из кухни с кипящим чайником в руках. — Будем пить чай, старина? А?..

Ответа не последовало.

— Умер! — ужаснулся Волька и вдруг почувствовал, что, несмотря на все неприятности, которые уже успел ему доставить Хоттабыч, будет очень жалко если старик умрёт. — Хоттабыч, миленький! — залепетал он и, встав на колени, полез под кровать.

Но старика под кроватью не оказалось.

— Вот нелепый старик! — рассвирепел тогда Волька, сразу позабыв о своих нежных чувствах. — Только что был здесь и уже успел куда-то запропаститься!

Неизвестно, какие ещё горькие слова произнёс Волька по адресу старика, если бы в комнату в это время не ввалился Женька, с шумом волоча за собой Хоттабыча. Старик упирался и бормотал себе под нос что-то несвязное.

— Вот чудак!.. Нет, ты подумай только, что за чудак! — возмущался Женя, помогая укладывать больного под кровать. — Возвращаюсь это я по улице, смотрю — а Хоттабыч стоит на углу с мешком золота и всё норовит всучить его прохожим. Я его спрашиваю: «Что ты здесь делаешь с повышенной температурой?» А он отвечает: я, мол, чувствую приближение смерти, я, мол, хочу по этому случаю раздать милостыню. А я ему говорю: «Чудак ты, чудак! Кому же ты собираешься раздавать милостыню?» А он говорит: «В таком случае, я пошёл домой». Вот я его и привёл… Лежи, старичок, поправляйся! Умереть всегда успеешь!..

Хоттабычу дали лошадиную дозу аспирина, скормили ему с чаем всю банку малинового варенья и, укутав получше, чтобы пропотел за ночь, уложили спать.

Старик, полежав некоторое время спокойно, вдруг заволновался и собрался вставать, чтобы пойти к Сулейману ибн Дауду извиняться за какие-то давнишние обиды. Потом он заплакал и стал просить Вольку, чтобы тот сбегал в Средиземное море и Индийский океан, разыскал там на дне медный сосуд, в котором заточён его дорогой братик Омар Юсуф ибн Хоттаб, освободил его из заточения и привёл сюда.

— Мы бы так чудно зажили здесь все вместе! — бормотал он в бреду, заливаясь горючими слезами.

Через полчаса старик пришёл в сознание и слабым голосом произнёс из-под кровати:

— О юные мои друзья, вы не можете себе вообразить даже, как я вам благодарен за вашу любовь и дорогое ваше внимание! Окажите мне, прошу вас, ещё одну услугу: свяжите мне покрепче руки, а то я во время горячки такое наколдую, что потом боюсь и сам ничего не смогу поделать.

Старика связали, и он моментально уснул как убитый.

Наутро Хоттабыч проснулся совершенно здоровым.

— Вот что значит вовремя поданная медицинская помощь! — удовлетворённо сказал Женя Богорад и твёрдо решил по окончании школы поступить в медицинский институт.

Сказать по правде, каждый раз, когда Волька вспоминал о Гоге, его начинала терзать зависть. А находясь дома, или на лестничной площадке, или во дворе около подъезда, трудно было не вспомнить о Гоге. Даже сквозь запертые двери, даже сквозь закрытые окна то и дело доносился дразнящий, сказочно прекрасный собачий лай.

Вызывало, правда, удивление, что Гога упорно не появлялся во дворе. Ни один мальчик на Гогином месте, конечно, не вытерпел бы столько времени, чтобы не похвастать перед ребятами настоящим породистым щенком. А Гога, тот бы просто упивался завистью ребят.

Нет, тут что-то было неспроста.

В конце концов Волька не удержался и спросил у Натальи Кузьминичны, почему это совсем не видать Гоги.

Наталья Кузьминична почему-то страшно смутилась и пролепетала в ответ, что Гогочка немножко прихворнул.

Пролепетала и тут же заторопилась к себе.

— Наталья Кузьминична! — умоляюще крикнул ей вслед Волька. — Один вопрос, только один вопрос!

Наталья Кузьминична с большой неохотой остановилась.

— Наталья Кузьминична, скажите только: овчарка, да?

— Какая овчарка? — пожала плечами бедная женщина.

— Щенок, которого вы подарили Гоге, ну, который лает у вас, овчарка или боксёр?..

— Боже, какие глупости! — вздохнула Наталья Кузьминична и поспешно скрылась в своей квартире.

И, как нарочно, сразу оттуда послышалось частое, высокое и очень сердитое тявканье. Всё это было в высшей степени таинственно.

А тут ещё Хоттабыч, который отлёживался по своему обыкновению под Волькиной кроватью, как бы между делом задал вопрос:

— Любопытно, как поживает недруг твой, именуемый Пилюлею?

Ему не терпелось похвастать перед Волькой своим остроумным заклятием и вместе с ним насладиться бедой, в которую по заслугам попал Гога.

«И никто не в силах снять это заклятие, покуда я не сочту это своевременным, — горделиво размышлял он. — Представляю себе, как оно обрадует высокопочтенного Вольку ибн Алёшу и как он будет восхищён разнообразием моих чар!»

— Пилюля? — рассеянно переспросил Волька, которому вдруг пришла в голову очень простая и заманчивая идея. — Ах, Пилюля? Пилюля чего-то прихворнул… Слушай, Хоттабыч… — Он присел на корточки и просунул голову под кровать, чтобы удобней было вести переговоры. — У меня есть к тебе большущая просьба.

«Начинается!» — с досадой подумал старый джинн. Он заподозрил, что Волька собирается просить его о снятии заклятия с Гоги, и решил наотрез отказаться. По крайней мере на ближайшее время. Ничего, пусть этот противный сплетник и ябеда немножко помучается. Это будет ему только на пользу.

Но вслух Хоттабыч кисло промолвил:

— Я буду рад узнать, в чём состоит твоя просьба.

— Я хочу попросить тебя сделать мне подарок. Старик обрадовался, что речь пойдёт не о досрочном помиловании Гоги.

Он быстренько вылез из-под кровати:

— Скажи, что тебе угодно, и ты получишь это в дар безо всякого промедления, о юный и бескорыстный спаситель джиннов.

— Ты мог бы мне подарить собаку? Овчарку.

— Собаку? Нет ничего проще и приятней моему сердцу.

Хоттабыч вырвал волосок из бороды, и Волька обмер от восхищения; у его ног с ласковым урчанием потягивалась великолепная поджарая, мускулистая трёхгодовалая овчарка. У неё были очень живые, умные глаза, холодный и влажный нос, чудесные острые уши. Он погладил её по холке. Собака учтиво помахала хвостом и от полноты чувств рявкнула на всю квартиру.

— Доволен ли ты этим псом? — счастливо суетился Хоттабыч, готовый по первому Волькиному требованию заполнить всю комнату, всю квартиру, весь дом самыми дорогими собаками. — Ах, прости меня, я забыл об одной мелочи.

Под «мелочью» он подразумевал ошейник, который вдруг возник на овчарке, сияя таким обилием драгоценных камней, что их с походом хватило бы на две императорские короны.

От привалившего ему счастья Волька онемел. Он только гладил дрожащей рукой собаку и так при этом растерянно улыбался, что у чувствительного старика покатились по лицу слёзы умиления.

Но нет в жизни полного счастья, по крайней мере когда имеешь дело с дарами джиннов! За дверью неожиданно послышались женские шаги, и только Хоттабыч успел спрятаться под кровать и сделаться невидимым, как раскрылась дверь и вошла Светлана Александровна — Волькина мама.

— Я так и думала, — сказала она, увидев собаку, которую старый джинн второпях не догадался сделать невидимкой. — Собака!.. Откуда у тебя собака, хотела бы я знать?

Волька почувствовал, что быстро и безнадёжно идёт ко дну.

— Это я… Это мне… Понимаешь… Как бы тебе сказать…

Говорить правду было бессмысленно. А врать Волька не хотел. Да это было и безнадёжным делом: мать сразу раскусила бы, что он врёт.

— Волька! — повысила она голос. — Мне не нравится твоё мычание. Говори прямо: чья это овчарка?

— Ничья… То есть раньше была ничья, а сейчас моя.

Светлана Александровна порозовела от возмущения:

• Предыдущая
• 28/63
• Следующая