Обитатели миража (сборник) - Меррит Абрахам Грэйс - Страница 11

Мы молча сидели примерно с полчаса. Ни звука не нарушало тишину вокруг. Пахло джунглями, быстро растущей и быстро разлагающейся зеленью; и еще какими-то неуловимыми чуждыми запахами. Я мог видеть только голубой круг неба над головой, а примерно в сотне футов ниже под нами зеленоватый туман, о котором говорил Джим. Похоже на ровную поверхность облака, непроницаемую для взора. Оползень входил в эту поверхность и исчезал из вида. Я не чувствовал неудобства, но оба мы покрылись потом. Я с удовлетворением видел, что Джим дышит глубоко и медленно.

– Что-нибудь беспокоит? – наконец спросил я.

– Не очень. Время от времени приходится нажимать на педаль. Но, похоже, я привыкаю.

– Ну, хорошо, – сказал я. – Скоро двинемся. Не думаю, чтобы стало хуже, когда мы спустимся.

– Ты говоришь, будто давно все это знаешь. Что ты вообще думаешь об этом месте, Лейф?

– Все очень просто. Хотя такое сочетание случайностей встречается раз на миллион. Глубокая и широкая долина, полностью окруженная крутыми утесами. Окружающие горы заполнены снегом и ледниками, и оттуда постоянно идет холодный воздух, даже летом. Вероятно, в самой долине близко под поверхностью следы вулканической активности, кипящие ручьи и тому подобное. Миниатюрное подобие Долины Десяти Тысяч Дымов к западу. Все это производит излишек двуокиси углерода. К тому же обильная растительность, добавляющая двуокись. Мы погружаемся в пережиток каменноугольного периода

– примерно десять миллионов лет назад. Теплый тяжелый воздух заполняет яму, соприкасаясь с холодным воздухом, откуда мы только что пришли. Мираж возникает на месте встречи этих двух слоев, приблизительно по той же причине, по какой возникает любой мираж. Один Бог знает, как давно это происходит. Часть Аляски никогда не знала ледникового периода – по какой-то причине лед не покрывал ее вообще. Когда на месте Нью-Йорка был тысячефутовый слой льда, Юконская низменность была настоящим оазисом, полным разнообразной растительной и животной жизнью. Если эта долина существовала и тогда, мы можем встретить самые странные организмы. Если же она возникла сравнительно недавно, увидим разнообразные случаи адаптации. Вот и все. Только еще одно: где-то примерно на этом уровне должен быть выход, иначе теплый воздух заполнил бы долину доверху, как цистерну. Пошли.

– Я начинаю надеяться, что мы найдем свои ружья, – задумчиво сказал Джим.

– Как ты уже указывал, они ничего не дадут нам против Калкру – что, кто, если и где он есть. Но они помогли бы против младших дьяволов. Так что ищи их взглядом – я имею в виду ружья.

Мы начали спускаться к зеленоватому туману. Идти было нетрудно. Не увидев ни рюкзака, ни ружей, мы дошли до тумана. Вошли в него, и он действительно оказался густым туманом. Камни стали мокрыми и скользкими, нужно было нащупывать каждый шаг. Несколько раз нам приходилось трудно. Я не мог сказать, глубоко ли простирается туман, может, на две-три сотни футов, – конденсация, вызываемая необычными атмосферными условиями, производящими мираж.

Туман начал рассеиваться. Он сохранял странный зеленоватый цвет, но мне пришло в голову, что это объясняется отражением снизу. И вдруг тумана не стало. Мы вышли из него в месте, где падавшие камни встретили преграду и нагромоздились барьером втрое выше моего роста. Мы перебрались через этот барьер.

И увидели на долину под миражом.

Она находилась еще в тысяче футов под нами. Ее заполняла светло-зеленая растительность; похоже на поляну в глубине леса. Свет одновременно яркий и туманный, яркий там, где мы стояли, но на расстоянии видимость ухудшалась, все затягивалось туманным занавесом бледного изумруда. К северу и по обе стороны от нас, насколько можно было видеть до этого изумрудного занавеса, росли большие деревья. Их дыхание, напоминающее о джунглях, доносилось до нас, полное незнакомых ароматов. Слева и справа тянулись скалы, ограничивая лес.

– Послушай! – Джим схватил меня за руку.

Вначале очень слабо, потом все отчетливее мы услышали рокот барабанов, множества барабанов, ритм странного стаккато – резкий, насмешливый, издевающийся. Но это не барабаны Калкру! В них нет ничего от топота ног по пустынному миру.

Барабаны смолкли. И как бы в ответ, совсем с другого направления, донеслись звуки труб, угрожающие, воинственные. Если бронзовые ноты могут проклинать, то эти проклинали.

Снова барабаны, по-прежнему насмешливые, непослушные, вызывающие.

– Маленькие барабаны, – прошептал Джим. – Барабаны…

Он прижался к скале, я последовал его примеру.

Каменный барьер шел на восток, постоянно уходя вниз. Мы шли вдоль его основания. Он стоял между нами и долиной как высокая стена, закрывая видимость. Барабаны больше не были слышны. Мы спустились не менее чем на пять тысяч футов, прежде чем барьер кончился. Тут оказался еще один оползень, подобный тому, по которому ускользнули наши ружья.

Мы стояли, рассматривая спуск. Он шел под углом примерно в сорок пять градусов и был не таким ровным, как предыдущий, было даже немало неровностей, где можно остановиться.

Воздух становился все теплее. Не жарко; воздух какой-то живой, полный испарениями леса. Он создавал впечатление грозной, безжалостной жизни, тяжелого испытания. Рюкзак становился все тяжелее. Если нам придется спускаться – а другого выхода я не видел, – я не смогу нести его. Я снял рюкзак.

– Рекомендательное письмо, – сказал я и пустил рюкзак вниз по склону.

– Дыши медленно и глубоко, – рассмеялся Джим.

Глаза у него светились, он был счастлив, как человек, с которого спала огромная тяжесть. Он выглядел так, будто тоже принял вызов неведомого, как я недавно.

Рюкзак слегка подпрыгнул и исчез из вида. Очевидно, спуск не доходит до дна долины или идет под более прямым углом с того места, где исчез рюкзак.

Я осторожно опустился и начал спуск, прижимаясь к скале. Джим следовал за мной. Мы преодолели уже три четверти расстояния, когда я услышал его крик. Потом его падающее тело ударило меня. Я схватил его одной рукой, но одновременно выпустил свою ненадежную опору. Мы покатились по склону и полетели. Я почувствовал сильный удар и потерял сознание.

Я пришел в себя и обнаружил, что Джим делает мне искусственное дыхание. Я лежал на чем-то мягком. Осторожно пошевелил ногами, сел. Осмотрелся. Мы лежали на ковре из мха, скорее в ковре, потому что верхушки мха находились в футе над моей головой. Невероятно высокий мох, подумал я, тупо глядя на него. Никогда такого не видел. Может, не он такой большой, просто я уменьшился? Надо мной почти на сто футов поднимался стеной утес. Джим сказал:

– Ну, вот мы и здесь.

– Как мы сюда попали? – ошеломленно спросил я. Он указал на утес.

– Упали оттуда. Ударились о выступ. Точнее ты ударился, потому что я был на тебе. Выступ и перебросил нас на этот моховой матрац. Я по-прежнему был сверху. Поэтому я уже пять минут делаю тебе искусственное дыхание. Прости, Лейф, но если бы получилось наоборот, тебе пришлось бы продолжать путешествие одному. У меня нет твоей выносливости.

Он рассмеялся. Я встал и осмотрелся. Гигантский мох образовывал возвышение между нами и лесом. У подножия скалы громоздились падавшие сверху обломки. Я посмотрел на них и вздрогнул. Если бы мы упали на них, от нас осталась бы мешанина из сломанных костей и обрывков мяса. Я ощупал себя. Все на месте.

– Все к лучшему, индеец, – набожно сказал я.

– Боже, Лейф! И побеспокоился я из-за тебя! – Он неожиданно повернулся. – Посмотри на лес.

Моховое возвышение образовывало большой овал, ограниченный с одной стороны скалой, а с другой деревьями. Деревья напоминали калифорнийские секвойи и были почти такие же высокие. Кроны их возносились вверх на гигантских стволах, как будто вырезанных титанами. Под ними росли грациозные папоротники, высокие, как пальмы, и странные хвойные деревья с тонкими стволами, похожими на бамбук, красно-желтого цвета. Над ними, свисая со стволов и ветвей деревьев, извивались лианы и груды цветов всех расцветок и форм, виднелись соцветия орхидей и чашечки лилий; странные симметричные деревья, на вершинах которых безлистые ветви были покрыты чашеобразными цветами, похожими на канделябры; наборы цветочных колокольчиков свешивались с кустов, раскачивались гирлянды маленьких звездообразных цветков, белых, алых и голубых, как тропическое море. Между ними летали пчелы. Постоянно мелькали большие стрекозы в своих лакированных зеленых и красных кольчугах. Загадочные тени двигались по лесу, как будто над ним летали крылатые стражники.