Леди и война. Цветы из пепла - Демина Карина - Страница 48
- Предыдущая
- 48/73
- Следующая
Впрочем, спешить она особо не спешила. Да и появилось в ее тоне что-то такое, пренебрежительное. Нет, Шарлотта и раньше ссорилась с мужем, но ссоры заканчивались, а теперь вот… Тисса вздохнула: ей бы со своими проблемами разобраться.
Но слово, сказанное Шарлоттой, подхватили…
Что ж, пусть будет бал.
— Я представляла вас иной, — заметила леди Нэндэг, а Тисса воздержалась уточнять, какой именно. Наверняка более похожей на леди. — Она уснула.
Корзину Шанталь принесли заблаговременно и тряпичного барашка в ошейнике, на котором написано «Мальчик». Следовало бы постирать игрушку, но у Тиссы руки не доходили, а доверить кому-то дело столь ответственное она не могла.
— Чудо, настоящее чудо… надеюсь, ваш супруг не слишком сердится, что вы родили девочку.
— Ничуть. Он… замечательный.
Но постоянно во что-то ввязывается, и поэтому ходит весь в шрамах, и мучается на смену погоды, пусть бы и прячет это, думая, будто кости болят лишь у стариков.
Только бы обошлось…
Из-под лавки выбрался Йен, а за ним показался Брайан, который приближался к корзине с Шанталь боком, спрятав руки за спину. По полу за ним волочилась толстая веревка, облепленная пылью и паутиной.
— Мальчишки. Неугомонные. Неуправляемые. Не поддающиеся воспитанию.
Йен замер у корзины надолго.
Он хорошенький… Тисса бы хотела себе такого мальчика. Ну или светлого, чтобы как Урфин. И леди Нэндэг права — неугомонного и не поддающегося воспитанию.
— Если купить для нее костяной гребень и каждый вечер расчесывать волосы, а потом класть на подоконник…
— …и молоко ставить, в блюдце, — Тисса поправила одеяльце, — то волосы будут длинными.
— И цвет не поменяют. Я всегда хотела исключительно девочку…
Но тот, кого она ждала, умер. И леди Нэндэг осталась одна.
Брайан, вытащив из кармана соколиное перо, помахал перед носом Йена и, убедившись, что тот видит, побежал, впрочем, не слишком быстро.
Темнота проникла сквозь заслоны окон, просочилась в щель меж дверными створками, поползла, укрывая плиты бархатным ковром.
И голоса смолкли.
А свечи вдруг показались такими ненадежными. Что эти робкие огоньки? Неловкое прикосновение, и погаснут. Слишком мало света. Слишком много темноты.
И люди Седрика тянутся к оружию.
Голос леди Нэндэг был громок и силен. Он наполнил чашу зала и заставил свечи поклониться. Но пламя разгорелась ярче.
Тисса знала эту песню.
И не только она. Шарлотта подхватила оборвавшуюся нить мелодии.
Слово за слово, бусины на нити. И злая ведьма обманом увлекает несчастную девушку, за которую некому заступиться, на скалу. Взмахом руки превращает сироту в чудовище…
Тьма любит подобные истории.
И кто-то принес флейту, а кто-то звенит серебряными браслетами.
Йен выполз из-под стола и устроился рядом с корзиной, Брайан — по другую ее сторону. Рыжий и черный… а беленького все-таки не хватает.
Баллада длинная, а за ней — и другая начнется… третья… пятая… пока не отступит либо страх, либо темнота. Впрочем, за себя Тисса не боялась.
Осталось всего-то восемь часов…
Тисса видела время. Секунду за секундой, капли воды в пустеющей клепсидре.
Но медленно. Как же невыносимо медленно!
В большом зале больше не поют — устали. Но и не боятся — привыкли. Тьма отступила перед сотнями свечей, и проще думать, будто бы ее не существует вовсе. Дамы занимаются рукоделием, сплетничают, обсуждают грядущий бал и войну, которая, быть может, и случится еще. До осени далеко.
А если случится, то, вне всяких сомнений, не будет долгой.
По ту сторону вала не осталось воинов, так, мятежный сброд, ошалевший от голода и вседозволенности. Достаточно одного удара и…
…пусть говорят.
Дети бегают по залу с визгом и криками, нянечки издали следят за ними, переговариваясь о чем-то своем, наверняка о той же войне.
…или о том, что за валом остались родичи. Тисса знает, что у многих остались.
Появление Седрика нарушает то подобие гармонии, которое воцарилось в зале. Он ищет взглядом жену, и Шарлотта не отворачивается, как обычно, когда таит обиду. Она улыбается и прижимает к груди рубаху. Вышивка еще не закончена, но это не имеет значения.
— Ваша светлость, — Седрик держится с обычной почтительностью, и за это Тисса ему благодарна, — затмение действительно случилось и, вероятно, продлится несколько дней. Но порядок наведен, и… иной опасности нет.
Это значит, что можно уходить.
— Благодарю. — Время все-таки вышло, почти уже… несколько минут — это ведь ерунда. — Но не могли бы вы оказать мне еще одну услугу?
Тисса почти уверена, что не справится сама.
Если бы Урфин мог идти, он бы вышел из башни. А раз так, то… она помнит, до чего он тяжелый.
— Я присмотрю за девочкой. — Леди Нэндэг расчесывает пуховые волосики Шанталь резным гребешком. — Мы поладили. Правда, моя красавица? Ты не то что эти несносные мальчишки…
Мальчишки уснули под скамьей, обняв друг друга. Йен опять где-то ботинки потерял.
Коридоры Ласточкиного гнезда освещались факелами. Тисса надеялась, что запас их будет достаточен, чтобы переждать затмение. В конце концов, в подвалах замка хватает свечей, воска и свиного жира, который тоже можно использовать при необходимости, конечно, если необходимость возникнет.
Чем ближе Тисса подходила к запертой башне, тем сильнее колотилось сердце. Не надо думать о плохом… просто не надо, и все.
Урфин жив.
Он не может взять и умереть, бросить Тиссу и Шанталь тоже… и Ласточкино гнездо. И лорда-протектора, которому нужен… и вообще, у него не такой характер, чтобы просто умереть.
Дверь открылась. И оставив Седрика за порогом — он был против, но Тисса настояла, — она шагнула в полумрак башни.
Комната. Просто комната. Глухая — серые стены и серый же потолок. Пол гладкий, темный.
Урфин сидит в углу, подвернув одну ногу под вторую. Он упал, если бы не стены. Из уха кровь идет. Из носа тоже. Но жив.
Тисса прижала ладони к груди: сердце билось. И дышал. Это ведь главное, что сердце работает…
Его надо перенести. И доктора позвать. Тисса, конечно, не видит открытых ран, но она слишком мало знает об искусстве врачевания, поэтому пусть доктор скажет, когда ее муж поправится.
— Боюсь, ваша светлость, что никогда. — Он был хорошим доктором, степенным и терпеливым, где-то снисходительным, но в то же время, несомненно, обладающим многими способностями.
Он зашивал раны так, что они срастались, почти не оставляя шрамов.
Он останавливал кровь.
И вправлял кости.
Умел лечить кожные язвы и желудочные колики, зубную боль и подагру, водяницу, рожу и многие иные заболевания, коих было множество. А теперь он говорил, что Урфин никогда не поправится.
— Посмотрите, леди. — Доктор приподнял веки. — В его глазах — кровь.
Они и вправду были красны, но…
— И они утратили способность различать свет. — Он поднес свечу. — Зрачки неподвижны. Кровь из ушей. Неспособность испытывать боль…
Длинная игла вонзается в ладонь.
— Я видел подобное прежде. Удар или же сильнейшее волнение приводит к тому, что кровеносный сосуд в голове лопается, и мозг переполняется кровью. Чаще всего такие люди умирают сразу же…
Урфин был жив.
Доктор достал из кофра склянку и серебряную чарку.
— …однако если этого не происходит…
Он отсчитывал каплю за каплей.
— …самое большее, что можно сделать — облегчить их участь.
— Вы ему поможете?
У зелья был характерный запах. Тисса знает его… надо вспомнить.
- Предыдущая
- 48/73
- Следующая
