Жертва всесожжения - Гамильтон Лорел Кей - Страница 52

• Предыдущая
• 52/91
• Следующая

– Скоро Господь призовет меня к себе. Я же все-таки мертвец.

С этим я спорить не могла.

– Зачем ты пришел сюда, Уоррик?

Вторая бабочка подлетела к первой, к ним присоединилась третья, и они закружились каруселью над головой мертвого рыцаря. Уоррик улыбнулся им.

– Я пришел предупредить тебя. Падма боится Жан-Клода и вашего триумвирата. Он будет добиваться вашей смерти.

– Это не новость.

– Наш Мастер, Морт д'Амур, приказал Иветте уничтожить вас всех.

Это уже новость.

– Почему?

– Я не думаю, будто хоть один член совета на самом деле верит, что Жан-Клод хочет организовать альтернативный совет в этой стране, но все считают его представителем нового, легального вампиризма. Провозвестником изменений, которые могут смести их старый мир. Старейшие, у которых достаточно силы, чтобы удобно себя чувствовать, не хотят перемены статус-кво. Когда начнется голосование, Анита, против вас будут двое.

– А кто еще будет голосовать?

– Ашер представляет свою госпожу, Белль Морт, Красивую Смерть. Он ненавидит Жан-Клода чистой и жгучей ненавистью, жгучей, как солнце через стекло. Вряд ли ты можешь рассчитывать на его поддержку.

– Значит, они приехали нас убивать.

– Если бы просто вас убивать, Анита, вы уже были бы мертвы.

– Тогда я не понимаю.

– Падма слишком сильно боится, но наш Мастер, думаю, был бы удовлетворен, если бы Жан-Клод оставил свой пост здесь и стал бы членом совета, как ему положено.

– Первый же соискатель, который бросит ему вызов, его убьет, – сказала я. – Спасибо, не надо.

– Так утверждает Жан-Клод, – ответил Уоррик. – Я начинаю склоняться к мысли, что он себя недооценивает.

– Он просто осторожен, и я тоже.

Над головой Уоррика порхало целое войско бабочек, переливаясь разноцветным облаком. Одна села ему на руку и покачивала крылышками, питаясь от мертвой плоти.

Сила Уоррика гудела вокруг моего тела. Сила, конечно, не на уровне члена совета, но вполне на уровне Мастера. Уоррик был Мастером вампиров, а вчера еще не был.

– Ты берешь силу у кого-то?

– У Бога, – ответил он.

Да, конечно.

– Чем дольше мы находимся вдали от Мастера, тем слабее становится Иветта и тем больше растет моя сила. Еще раз вошел в мое тело Святой Огонь Извечного Света Божьего. Быть может, Он простит мою слабость, Анита. Я боялся смерти. Мук ада я боялся больше, чем Иветты. Но я иду в свете, я снова горю силою Божьей.

Лично я не верила, что у Бога есть собственная камера пыток. Ад отделен от Бога, от Его силы, Его энергии, от Него самого. Мы ходим в свете силы Его каждый день нашей жизни, и для нас этот свет как белый шум, мы его не замечаем, не слышим. Но объяснять Уоррику, что он столетиями давал Иветте себя пытать из страха перед вечными мучениями, которых (как я считаю) не существует, казалось мне бесполезным. И даже жестоким.

– Я рада за тебя, Уоррик.

– Я попрошу тебя о милости, Анита.

– Ты хочешь сказать – об одолжении?

Мне не хотелось соглашаться на то, что я могла не так понять.

– Да.

– Проси.

– У тебя есть с собой крест?

Я кивнула.

– Покажи мне его, пожалуйста.

Я не думала, что это удачная мысль, но... Потянув крест за цепочку, я вытащила его наружу. Он не пылал, просто висел.

Уоррик улыбнулся:

– Святой Крест не отвергает меня.

У меня не хватило духу объяснить ему, что крест не всегда пылает в присутствии вампиров. Похоже, что он горит, лишь когда вампир задумает мне вред, хотя бывают и исключения. Я, как и Уоррик, не вопрошала мудрость Бога. Я считала, что Он знает, что делает, а если Он не знает, то и мне лучше не знать.

Уоррик подошел к опушке и нерешительно остановился в своем белом плаще с черной подкладкой. На его лице отразилось смятение. Он хотел войти в последнюю полосу чистого света и боялся. Я его могла понять.

Он протянул руку к дрожащему краю золотого света – и отдернул.

– Храбрость моя и вера все еще подводят меня. Я по-прежнему недостоин. Я должен был шагнуть в свет, взяться за Святой Крест и держать его бесстрашно.

Он закрыл лицо почерневшими руками. Бабочки покрыли каждый дюйм обнаженной кожи, полоща крылышками, и виднелся только белый плащ и трепещущие насекомые. Была полная иллюзия, что бабочки заполняют весь плащ.

Уоррик медленно и осторожно развел руками, чтобы не побеспокоить бабочек. И улыбнулся.

– Я много сотен лет слыхал о Мастерах, которые призывали к себе зверей, но до сих пор не понимал, как это делается. Это восхитительная связь.

Казалось, он страшно радовался своим «зверям». Я лично была несколько разочарована. Бабочка – не слишком хорошая защита от зверей того типа, что умеют призывать другие вампиры. Ладно, раз Уоррик доволен, кто я такая, чтобы портить ему радость?

– Иветта заставила меня поклясться Богом, что я не выдам некоторые ее секреты. Я не нарушил своего слова и своей клятвы.

– Ты хочешь сказать, что есть вещи, которые я должна знать и которые ты мне не сообщил?

– Я сказал тебе все, что волен был сказать, Анита. Иветта всегда была умна. Она все эти годы манипулировала мной, чтобы я предал все, что было мне дорого. Она связала меня клятвой перед тем, как мы приплыли на ваши берега. Тогда я не понимал, но теперь понял. Она знала, что я увижу в тебе человека чести. Человека, который защищает слабых и не бросает своих друзей. Перед твоим лицом все разговоры совета об ответственности и чести – жалкое притворство.

Сказать «спасибо» – этого явно было недостаточно, но что еще я могла сказать?

– Спасибо, Уоррик.

– Даже когда я был жив, существовала огромная разница между аристократами, по-настоящему ведущими своих людей и заботящимися об их нуждах, и теми, кто лишь пользовался ими.

– Мало что изменилось, – сказала я.

– Мне прискорбно это слышать, – ответил он и посмотрел вверх – то ли на солнце, то ли на что-то, чего я не видела. – Солнце приближается к зениту, и я слабею.

– Тебе не нужно укрытие для дневного отдыха? Я поняла, что не следовало этого говорить. Настолько ли я ему верю, чтобы оставить в подвале с Жан-Клодом и всей компанией без присмотра? Не совсем.

– Если сегодня мой последний день в свете солнца, я не потрачу его на то, чтобы прятаться. Я погуляю в твоих прекрасных лесах, потом закопаюсь в листья. Мне случалось прятаться в палой листве. В лощинах она лежит глубоко и густо.

Я кивнула:

– Я это знаю. Почему-то я решила, что ты городской.

– Я много лет жил в городе, но первые дни жизни провел среди деревьев куда более густых и мощных, чем эти. Земли моего отца были далеки от городов. Хотя сейчас это не так. Лесов, где я охотился и рыбачил мальчишкой, больше нет. Иветта разрешила мне поездку домой – в ее сопровождении. Я жалею, что поехал. Это отравило мои воспоминания, превратило их в подобие снов.

– Хорошие воспоминания так же реальны, как и плохие, – сказала я. – Не позволяй Иветте отобрать их у тебя.

Он улыбнулся, потом поежился. Бабочки взмыли в воздух, как осенние листья, поднятые ветром.

– Мне пора. – Он. пошел прочь среди деревьев, сопровождаемый шлейфом бабочек. Белый плащ скоро исчез из виду, но бабочки еще долго неслись за ним, как крошечные стервятники, отмечающие след смерти.

Я миновала двор, дорогу и шла по тропинке к дому, когда шум машины на гравийной дороге заставил меня обернуться. Это была Ронни. Черт возьми, я забыла ей позвонить и отменить нашу утреннюю пробежку. Вероника (Ронни) Симс – частный детектив и моя лучшая подруга. Мы вместе тренировались по крайней мере раз в неделю, обычно в субботу утром. Иногда ходили в тренажерный зал, иногда бегали. Сегодня было утро субботы, и я забыла ей позвонить.

Пистолет я держала у бока, он был спрятан под пальто. Веронике было все равно, просто это у меня автоматизм. Если ты настолько привилегированна, что имеешь разрешение носить оружие, ты не станешь им светить. Намеренный показ оружия в общественном месте без уважительной причины называется «угрожающим поведением» и чреват отзывом разрешения. Так свежий вампир любит сверкать клыками. Признак любительщины.

• Предыдущая
• 52/91
• Следующая