Лондонские мосты - Паттерсон Джеймс - Страница 29

• Предыдущая
• 29/51
• Следующая

– У нас здесь спокойно и тихо. Знаешь, уж лучше, когда шумно, когда все на месте. Я так скучаю.

– Я тоже, Нана.

Положив трубку, я лег на кровать и уснул. Не раздеваясь, разбудил звонок. Шторы никто не потрудился раздвинуть, так что в комнате было темно. Я взглянул на часы – Боже! – четыре утра. Похоже, выспался. Если так пойдет и дальше, можно даже наверстать упущенное.

– Алекс Кросс, – сказал я в трубку.

– Алекс, это Мартин. Еду из дому. Он хочет, чтобы мы собрались у Парламента и ждали его там. Возле запасного входа. За тобой заехать?

– Нет, здесь недалеко, быстрее дойду пешком. Встретимся на месте.

У Парламента в такой-то час? Мне это совсем не нравилось.

Спустя пять минут я уже выскочил из отеля и торопливо зашагал по Виктория-стрит к Вестминстерскому аббатству. Волк что-то задумал, нет никаких сомнений. Ударит ли он по всем четырем городам сразу? Меня бы такое не удивило. Сейчас меня вообще ничто не удивило бы.

– Привет, Алекс. Рад встрече.

Из тени выступил мужчина. Я даже не заметил, что он там стоял. Задумался, не совсем проснулся, потерял бдительность.

Он сделал еще пару шагов, и я увидел направленный мне в грудь пистолет.

– Меня уже как бы не должно быть в городе, но пришлось задержаться. Осталось одно дело. Убить тебя. И еще хотелось, чтобы ты знал, кто приложил к этому руку. Все очень удачно. Мне даже снилось, как я это делаю. Наверное, тебе тоже.

Человек, выступивший из тени, был Джеффри Шейфер. Как всегда дерзкий и самоуверенный. И преимущество было явно на его стороне. Может быть, именно поэтому я даже не стал думать о том, что делать, не стал колебаться, а просто рванулся вперед и врезался в него.

Прогремел выстрел.

Да вот только пуля прошла мимо. По крайней мере я ничего не почувствовал. Все решила доля секунды. В следующий момент Шейфер впечатался спиной в стену здания. В его глазах я увидел боль и удивление. Лучшей мотивации и не требовалось. К тому же его пистолет отлетел в сторону.

Я ударил наотмашь. В живот. Похоже, угодил ниже пояса. Во всяком случае, Ласка охнул от боли. Но мне было мало. Я был готов бить и бить его без конца. За все. Я мог убить его прямо на улице. Второй удар. Тоже в живот. Кулак пробил защиту. Теперь в голову. Справа – в висок. Слева – в челюсть. Я бил сильно. Больно. И все же он не сдавался.

– И это все, на что ты способен, Кросс? А как тебе такой сюрприз?

В его руке блеснуло лезвие ножа. Я отступил на шаг и в этот момент понял – он держится из последних сил, лучшего шанса у меня уже не будет. Я ударил Шейфера в нос. Что-то хрустнуло, однако Ласка остался на ногах и даже сделал выпад – лезвие скользнуло по руке. Резкая боль отрезвила. Я вдруг понял, как мне повезло. Невероятно повезло.

Шейфер пошатнулся, и я, воспользовавшись моментом, выхватил из кобуры пистолет.

Он бросился на меня, как ослепленный яростью бык. Может, ничего не видел, а может, надеялся, что в Лондоне я буду безоружен.

– Нет! – только и успел крикнуть я.

Выстрел в упор. Пуля попала в грудь, и Ласку отбросило на стену здания. Потом он медленно сполз на землю.

Его лицо не отражало ничего, кроме удивления. Похоже, Шейфер только сейчас понял, что тоже смертен.

– Чтоб тебя, Кросс... – прохрипел мой заклятый враг. – Ублюдок...

Я наклонился к нему:

– Кто Волк? Где он?

– Пошел ты... – сказал он и умер.

"Вот и рухнул Лондон-бридж, Лондон-бридж, Лондон-бридж..."

В те самые минуты, когда Джеффри Шейфер умирал на лондонской улице, его старый армейский приятель Генри Сеймур гнал свой двенадцатилетней давности белый фургон через ночь и думал о том, что совсем не боится смерти. Он даже был рад ей.

В 4.30 утра по Вестминстерскому мосту уже двигался плотный поток машин. Сеймур припарковался как можно ближе, потом отошел назад и остановился, положив руки на парапет и глядя на запад. Ему всегда нравился открывающийся с этого величественного старого моста вид на Биг-Бен и парламент. Нравился с тех пор, как давным-давно, еще мальчишкой, он впервые приехал в Лондон на экскурсию из Манчестера, где родился и рос.

В это утро Генри примечал все. Видел нелепое и уродливое колесо обозрения на другой стороне Темзы. Видел темные, как утреннее небо, воды реки. Вдыхал слегка солоноватый, отдающий рыбой воздух. Неподалеку от моста стояли ряды автобусов, дожидающихся первых пассажиров, которые потянутся сюда через час-полтора.

Только сегодня этого не будет. Сегодня ничего не будет. Если старина Генри сделает то, за что взялся.

Вид с Вестминстерского моста описал Вордсворт (по крайней мере Сеймур думал, что Вордсворт): "Нет на земле ничего более прекрасного". Генри запомнил эти слова, хотя был невысокого мнения о поэтах и том, что они говорят.

"Кто-нибудь напишет стихи и об этом вот дерьме. Стихи обо мне. О мосте, о бедняге Генри Сеймуре и всех тех несчастных, кто оказался здесь со мной сегодняшним утром".

В 5.34 мост как будто вспыхнул. На самом деле это взорвался фургончик Генри Сеймура. Кусок полотна под ним вздыбился, потом раскололся. Опоры рухнули, фонарные столбы взлетели, как вырванные жестоким ветром цветы. На мгновение все замерло, стихло, застыло – это отлетел дух Сеймура. А затем по всему Лондону завыли полицейские сирены.

Только после этого Волк позвонил в Скотланд-Ярд.

– В отличие от вас я всегда выполняю обещания. Я хотел возвести между нами мосты, но вы продолжаете их сносить. Вы поняли? Поняли наконец, о чем я толкую? Лондонского моста больше нет... и это только начало. Хорошее не должно заканчиваться слишком рано – я хочу, чтобы оно продолжалось и продолжалось.

Расплата...

Испытательный автодром находился в шестидесяти километрах к югу от Парижа. Волк приехал туда, чтобы прокатиться на новом, только что собранном образце гоночной машины. Приехал не один.

Рядом с ним шел бывший кагэбэшник, человек, который на протяжении многих лет вел его дела в Испании и Франции. Илья Фролов был одним из тех немногих, кто знал Волка в лицо, и сознание этого факта не добавляло ему уверенности, хотя они и считались друзьями.

– Какая красота! – воскликнул Волк, обходя вокруг красного прототипа "фабкара" с мощным двигателем "порше".

Эта самая модель только что участвовала в гонках серии "Ролекс".

– Тебе всегда нравились машины, – сказал Илья.

– Я рос далеко от Москвы и никогда даже не мечтал о собственной, все равно какой. Сейчас их у меня столько, что и не сосчитать. Хочу, чтобы ты прокатился со мной. Давай, дружище, садись.

Илья Фролов покачал головой и протестующе вскинул руки:

– Нет-нет, я не любитель подобных удовольствий. Шум, скорость – это не по мне.

– Я настаиваю, – твердо сказал Волк и указал на пассажирское сиденье. – Садись, она не кусается. Эту поездку ты не забудешь.

Илья принужденно рассмеялся и тут же закашлялся:

– Чего я и боюсь.

– Потом я хочу обсудить с тобой следующие шаги. Деньги совсем близко, мы вот-вот их получим. Враг слабеет с каждым днем, и у меня есть план. Ты будешь богачом, Илья.

Волк сел за руль, который в этой модели находился справа, и щелкнул тумблером – приборная панель осветилась, мотор взревел, машина задрожала. Заметив, как побледнел его спутник, Волк весело рассмеялся. Он любил Илью. По-своему.

– Мы с тобой сидим прямо на двигателе. Он нагревается почти до ста тридцати градусов, поэтому и приходится надевать защитные костюмы. А от шума надеваем шлем. Возьми, Илья. Последнее предупреждение.

Машина сорвалась с места.

Волк жил именно ради этого – восторга скорости, ощущения послушной его воле мощи лучших в мире гоночных автомобилей. В такие моменты он полностью концентрировался на управлении – все остальное отступало, теряло значение. Гонка по трассе становилась для него реализацией силы и власти – грохочущий двигатель, вибрация, перегрузка.

• Предыдущая
• 29/51
• Следующая