Бывший горожанин в деревне. Полезные советы и готовые решения - Кашкаров Андрей Петрович - Страница 4

В отличие от фермерского (крестьянского хозяйства) ЛПХ ведется в целях удовлетворения потребностей семьи в продовольствии. Хозяева продают лишь часть продукции, но и в этом случае полученные доходы направляются не на коммерческие цели, а на личное (семейное) потребление. Поэтому ЛПХ не подлежит государственной регистрации и не облагается подоходным налогом.

Граждане вправе вести ЛПХ с момента государственной регистрации прав на земельный участок и получения соответствующего документа.

Какие это документы?

• Государственный акт на право собственности на землю (выдается в отделении Росрегистрации по вашему району);

• или свидетельство о праве бессрочного (постоянного) пользования землей;

• или свидетельство на право пожизненного наследуемого владения землей;

• или договор аренды земельного участка;

• или выписка из решения правления колхоза;

• или выписка из приказа директора совхоза о предоставлении гражданину приусадебного земельного участка.

ЛПХ можно вести на земельном участке в черте поселений (приусадебный земельный участок) и земельном участке за чертой поселений (полевой земельный участок).

• Приусадебный земельный участок используется для производства сельскохозяйственной продукции, а также для возведения жилого дома, производственных, бытовых и иных зданий, строений, сооружений (с соблюдением градостроительных регламентов, строительных, экологических, санитарно-гигиенических, противопожарных и иных правил и нормативов).

• Полевой земельный участок предназначен исключительно для производства сельскохозяйственной продукции (без права возведения на нем зданий и строений).

Максимальные размеры земельных участков, предоставляемых гражданам в собственность из находящихся в государственной или муниципальной собственности земель для ведения ЛПХ, устанавливаются нормативными правовыми актами органов местного самоуправления – то есть, к примеру, администрацией конкретного сельского поселения.

Максимальный же размер общей площади земельных участков, которые могут находиться одновременно на праве собственности и (или) ином праве у граждан, ведущих ЛПХ, устанавливается законом субъекта РФ.

Расслоение происходит и внутри самого сельского общества. Ситуация почти повсеместно такова – вчерашние сельхозначальники, прихватившие в свое время от коллективных хозяйств то, что нужнее (сельхозтехнику, лучшие земли и производственные помещения), ныне превращаются в разновидность давно подзабытого помещичьего сословия. Не секрет, что у них есть наемная обслуга, добротные коттеджи, дети устроены и пристроены в… городах.

Огромная разница в доходах между сельским трактористом, дояркой, рабочим и директором (доходит до 20-кратной) делает это расслоение по уровню жизни еще более «кричащим» и заметным.

С государственных трибун слышны рапорты об увеличении социальных благ для всех без исключения российских граждан, а в реалии разрыв между этими самыми гражданами увеличивается год от года: одни живут все благополучнее (и кризис не помеха), а другие – кое-как. Сегодня каждый шестой россиянин (примерно 24 миллиона человек) пребывает за чертой бедности, и разница в доходах существенно не сокращается.

Государство должным образом не заботится о том, чтобы дать «удочку» в руки потерявшему работу, или заботится неэффективно, лишь раздавая мизерные пособия в центрах занятости населения. На селе эта проблема стоит очень остро. Работы нет. Люди, стоящие на учете в районном центре занятости (на примере Верховажья Вологодской области), используют пособия (даже незначительные) на мой, не привыкший к таким коллизиям взгляд, весьма оригинально.

Я не раз разговаривал с теми, кто «урвал» или, скажем мягче, использовал возможность взять в свое время в свои руки то, что оставалось от разваленных сельхозпредприятий. Эти люди не скрываются.

Сегодня «новые помещики» гордятся тем, что оформили в собственность бывший маслозавод (Зобнин с прозванием «Гоголь», Верховажье), создали крестьянское хозяйство на развалинах колхоза-миллионера (Мызин, Верховажье) и многое, многое другое. Они не устают повторять, что вокруг них были и есть просто «неработи», люди, не способные работать, то есть пьяницы и дебоширы. В общем – «дворня»…

И, конечно, не их это вина – кто успел, тот и схватил лакомый кусок. Кстати, в городах примерно то же самое происходило на ниве приватизации, а между желающими «урвать» порой велись кровопролитные войны за дележ сфер влияния.

Конечно, предпринимательская жилка есть не у всех, и, что важно – не каждый предприниматель достоин осуждения. Сегодня каждый школьник знает, что при кризисе производства, продолжающемся годами – отечественного производства почти нет – посредническая торговля в нашей стране соответствует определению: купил дешево, продал подороже, живя на разнице и ничего толком не производя. Тем острее встает вопрос о поддержке государством остальных слоев общества, особенно находящихся в социальной обойме и не занимающихся торговлей: учителей, врачей, культработников.

Что же остается селянам, загнанным при попустительском молчании общества в темный угол выживаемости – воровать дизельное топливо, лес и все то, что, так или иначе, попадет под руку.

Возвращается подзабытая ситуация, актуальная на заре перестройки, когда рабочие воровали сумками (их так и кликали – «несуны»), а начальники – вагонами. Все это ставит на очень разные ступени общественного и социального положения не только граждан с разным статусом в городах и на селе, но и граждан «разных сортов» внутри сообщества – горожан и селян. Налицо новый социальный процесс с непредсказуемыми последствиями. Хорошо ли это?