Франкенштейн (илл.) - Шелли Мэри Уолстонкрафт - Страница 6

• Предыдущая
• 6/15
• Следующая

Жюстина заснула в сарае.

Немного погодя отец и Элизабет присоединились ко мне. Они едва держались на ногах, лица их были бледны.

— Ах, Виктор! — простонала Элизабет. — Всё даже хуже еще, чем мы думали.

— Жюстина сама призналась в убийстве, — печально сказал отец.

— Нет! — закричал я. — Не верю!

В эту минуту один из судейских выбежал во двор и обратился к Элизабет:

— О, мисс Лавенца, арестованная хочет с вами поговорить.

Элизабет повернулась ко мне.

— Я должна сделать это для Жюстины, несмотря на ее признание. Но одна я не выдержу нашей встречи. Прошу тебя, пойдем со мной.

Я был в ужасе при одной мысли о том, как посмотрю Жюстине в глаза, но я не мог отказаться.

Она сидела на соломе у себя в камере. Руки были связаны, голову она свесила на колени. Увидев нас, она бросилась к ногам Элизабет и горько заплакала.

Жюстина призналась!

— Ах, Жюстина, — проговорила Элизабет. — Зачем же ты нам лгала? Я так убеждена была в твоей невиновности, несмотря на все улики, и вот вдруг узнаю, что ты сама во всем призналась…

— Да, я призналась, — выговорила Жюстина среди рыданий, — да только ложь все признания эти. Они мне сказали, если, мол, я не признаюсь, мне вовеки Царствия Небесного не видать. Я перепугалась, ну и сделала все, как они велели. А теперь не могу. Не могу я помереть так, чтобы вы думали, будто я своими руками убила сокровище мое дорогое! Я и раньше вам всю правду сказала, и теперь говорю. Вот. Теперь вы все знаете. И Господь знает. Я умру спокойно. Я не виновата!

Я смотрел, как они рыдают друг у друга в объятиях, и жестоко страдал. Чем мог я утешить двух прекрасных женщин, которых знал и любил всю мою жизнь?

Жюстина клянется, что она невинна.

Как ни старались мы с Элизабет переубедить судей, всё было напрасно. На другой день, едва рассвело, Жюстину Мориц повезли на городскую площадь и там повесили, как убийцу.

В отчаянии, в тоске думал я о том, что уже двое из тех, кого я люблю, пали жертвой слепой моей самонадеянности!

— Как дальше жить? — спрашивал я себя. — Для меня самого самоубийство было бы избавлением, но как я могу навлечь новое горе на несчастного отца и бедную Элизабет?

К тому же я не знал, какие новые козни строит против моих близких проклятое чудище. Я должен был их защитить.

А потому я решил стряхнуть с себя тоску и действовать.

— Однажды, — сказал я сам себе, — я нападу на след мерзкого чудища, и оно мне заплатит за свои злодейства!

Жюстину везут на казнь.

Альпийский воздух воскрешает Виктора.

После смерти Жюстины мне трудно было сладить с тоской у себя дома, и потому я, один, отправился в мирное селение Шамуни.

Месяц провел я в долгих прогулках по живописным альпийским долинам, дышал свежим воздухом подле Монблана, и ко мне вернулся крепкий сон по ночам и покой в продолжение дня.

Но вот однажды утром меня разбудил проливной дождь, и сплошная его пелена заслонила прекрасный горный вид из моего окна.

Однако же я решил не покоряться непогоде и взобраться на мое излюбленное место в горах. Там любил я сидеть и смотреть, как медленно сползают с вершин ледяные глыбы.

Мой мул старательно одолевал извилистую, крутую тропу, а ливень меж тем все обрушивался на долину под нами. К полудню добрался я до вершины и тут мне вздумалось переправиться через ледник. По всей ширине в три мили лед был в сплошных трещинах, и я целых два часа добирался до другой стороны.

Но вот наконец дождь перестал, выглянуло солнце, и все ледяные вершины вокруг засверкали. Это сияние прогнало мою тоску и я повеселел.

Вдруг, на той стороне глетчера, я заметил человека — огромного человека — и он приближался ко мне со сверхчеловеческой скоростью. Я пробирался по льду медленно, осторожно, он же мчался, он подпрыгивал на опасной поверхности.

Среди Альп.

Я вздрогнул, завидя его, потом весь затрясся от омерзенья и ужаса — то было страшное чудище, которое я, я сам, сотворил два года назад! Я понял, что не сдвинусь с места, буду стоять и ждать, пока он подойдет ко мне, а там уж выскажу ему, как я его ненавижу… и, если возможно, я уничтожу его!

— Дьявол! — крикнул я. — Как смеешь ты ко мне приближаться! О, как бы я хотел убить тебя и воскресить тех двоих, которых ты уничтожил!

— Меня не удивляют твои слова. Я ничего другого не ожидал, — сказал он спокойным голосом. — Все ненавидят таких уродов, как я. Но не твоя ли это вина, что я так страшен? Не ты ли таким меня создал?

Больше я не мог сдерживать своей ярости, я бросился на него, я стал царапать отвратительное желтое лицо…

Но он чересчур был силен, чересчур проворен. Схватив мою руку железной хваткой, он спокойно проговорил:

Безотчетная ярость.

— Успокойся ты, мой создатель. Молю тебя, выслушай мою историю прежде, чем вновь захочешь меня убить. Запомни: ты сам сотворил меня таким, я сильнее и больше, чем ты.

— Никаких твоих историй я не желаю слушать, мерзкое чудище!

— Ну как мне уговорить тебя, Виктор Франкенштейн? Как убедить тебя, что и я тоже страдаю? Я несчастен и одинок, меня ненавидят и презирают все — взрослые и дети — и всё по твоей милостив

— А я ненавижу и презираю себя самого за то, что создал тебя!

— Но твой долг выслушать то, что я скажу. И тогда, если ты попрежнему захочешь, и если ты сможешь убить меня — что же, убей. Только помни, что это ты меня создал.

— Я проклинаю тот день и час! Я проклинаю вот эти самые руки! Убирайся! Я ни минуты более не могу тебя видеть!

Монстр заслонил руками мои глаза и сказал:

— Ну вот, теперь ты можешь на меня не смотреть.

«Не ты ли создал меня!»

Я сбросил со своего лица его руки и повернулся к нему спиной.

Он протянул ко мне руки, будто в мольбе.

— Ну просто не смотри на меня. Только выслушай мою историю, внемли моей просьбе. Если обещаешь ее исполнить, я тебя оставлю в покое. Если же нет… ну, об этом мы после поговорим.

Сам не знаю, страх, любопытство или даже жалость к нему заставили меня его слушать. Но как бы там ни было, я согласился. Я повернулся к нему и кивнул.

Он показал на льды вокруг и сказал:

— Повесть моя слишком долгая, и нельзя рассказать ее здесь, сидя на холоде. Пожалуйста, пойдем со мной. Я знаю одну хижину на этой горе.

Он повернулся и зашагал через льды. Я пошел за ним, изо всех сил стараясь не отставать.

Когда я наконец добрался до той хижины, он был уже внутри и разводил в очаге огонь.

Я сел у огня и стал слушать его рассказ.

Я преследую чудище!

Я был беспомощен и несчастен.

• Предыдущая
• 6/15
• Следующая