Легенды грустный плен. Сборник - Бушков Александр Александрович - Страница 36

«О масштабе события, послужившего толчком к созданию „Слова”. Конечно, поход Игоря — не эпохальное военное событие. Но для того отрезка времени, для середины 80-х годов двенадцатого столетия, оно было выдающимся и оставило глубокий след в сознании современников. Об этом говорит и то внимание, которое уделили походу летописцы, и довольно тяжелые для южных княжеств последствия поражения Игоря и, наконец, сам факт создания великой поэмы (сегодня слушал по радио „Варяга” и живо вспомнил потрясение, испытанное русским обществом при известии о гибели эскадры в Цусимском проливе и о подвиге моряков крейсера. Это был урок огромной силы).

Таким образом, нет оснований для представления похода Игоря, как грандиозной военной акции. Но и позицию унижения военной основы „Слова” отныне я не разделяю».

«Глубокопочитаемый Владимир Андрианович, не обессудьте, так сложилось, что я ознакомился с тезисами Вашей статьи. Не могу передать, как я рад, что туман олимпийской недоступности, которым была окутана система взглядов на „Слово”, рассеивается и начинается живой обмен мнениями, гипотезами.

Настало время проверить целый ряд научных положений, поэтому хочу использовать возможность заочного общения с Вами и изложить кое-какие соображения по военной стороне „Слова”. В моем распоряжении не более получаса, но я обязан попытаться сделать это, ибо еду на фронт, а война есть война. Но что бы ни случилось со мной, с Вами, с Андрианом — будут развиваться исторические науки, и найдутся новые пытливые люди, которым будет дорого то же, что дорого нам и любимо нами.

Что мне удалось уточнить?

Первое: князь Игорь со своей частью войска мог ожидать брата Всеволода на Осколе только в течение 30 апреля и первой половины дня 1 мая, но никак не позже. В этом и состояла ошибка летописца (или точнее, того, кто рассказывал летописцу о походе), он торопился рассказать о солнечном затмении, как провозвестнике несчастья. (Кстати, в „Слове” небесное затмение отнесено вообще к началу похода, так потрясен был автор, так торопился он рассказать об этом!) Добавлю: сомнительно, чтобы Игорь мог решить возникший в связи с затмением вопрос о прекращении похода до личной встречи с братом и до объединения всех войск.

Значит, 30 апреля Игорь сделал дневку у устья Оскола, а покинул он Новгород-Северский 23 числа, во вторник, на второй день после Пасхи. Войско его должно было пройти за 7 суток 482 км, т. е. в среднем по 68 км за переход. Этот темп выше, чем, скажем, Мстислава в 1168 г. (9 дней по 55 км), но следует иметь в виду, что точное датирование начала похода вряд ли возможно, если учесть, что Игорь собирал свое войско не в одном пункте, враз, а постепенно, в ходе движения.

Ручейками стягивались отряды и отрядики, и целые полки примыкали к игореву стягу: шли из разных мест, разными путями; и в полном составе войско собралось только у Северского Донца. Игорь шел, „ожидаяся с войски”. Но если разные маршруты, разные расстояния, — кому ближе, кому дальше, — значит, не было общего, так сказать единовременного для всех частей войска старта, не было и единой для начала похода даты. Не могло быть. В подтверждение сошлюсь на Татищева, который указал начало похода не 23, а 13 апреля. Это, возможно, и не ошибка: могут быть верными обе даты, названные разными участниками похода летописцам.

Вернемся на Сальницу, т. е. в район современного Артемовска, куда Игорь мог выйти утром 2 мая. После дневного отдыха за вечер 2 мая, ночь и утро 3 мая: Игорь, двигаясь к Дону форсированно, как того требовала обострившаяся обстановка (доклад разведки), мог пройти до 80 км из расчета 7–7,5 км за час движения. Поэтому реку Сюурли следует отождествлять с одним из притоков Миуса либо Тузлова.

Преследование разбитого на Сюурли в пятницу, 3 мая, противника, продолжалось до темноты.

Передовые отряды, пройдя в преследовании 80–90 км, могли и „испита шеломом Дону”, достигнув берега его западной протоки — Мертвого Донца и „начали мосты мостити по болотам и грязливым местам”. Болота есть и сейчас именно там, в дельте Дона.

Основное ядро войска с Игорем во главе двигалось медленнее, чем увлекшиеся преследованием пылкие молодые князья. Ночлег рати с пятницы на субботу должен был состояться в поле в 25–30 км к северу от места впадения Мертвого Донца в Азовское море.

Эта ночь прошла тревожно — в ходе боя выяснилось, что на подходе свежие, неожиданно многочисленные силы половцев. Теперь уже о продолжении похода за Дон не было.

Обстановка диктовала: немедленно, используя ночь, отходить назад, что позволило бы избежать окружения. Это и предложил Игорь на совете князей и военачальников. Но те переутомленные полки, которые в длительном преследовании и при возвращении к стану совершенно измотали людей, и лошадей, двигаться без отдыха просто не могли. Как сказал один из князей, в этом случае полки останутся на дороге.

И утром Игорю пришлось спешить все войско, чтобы пробиваться через кольцо вражеского окружения. Князь не хотел, чтобы прорвались именно его полки, не участвовавшие накануне в преследовании, и не ушли на свежих конях, бросив остальных на произвол судьбы. Пусть все сражаются в равных условиях, честь превыше всего.

В пешем строю, отбивая наскоки половцев и атакуя заслоны, пробивались русские на северо-запад, к Северскому Донцу. Вряд ли за день такого движения в боевых порядках могло быть пройдено более трети обычного перехода пехоты в колоннах. Возможно, 12–16 км.

Ночь застала уставшую и поредевшую рать в безводной местности. Было принято решение продолжать это движение с боем и ночью — не ложиться же спать в окружении под половецкими стрелами. Плохо было без воды — до ближайших рек по основной, „торной”, дороге оставалось не менее 40–50 км, недостаток воды остро давал себя знать.

Гораздо ближе была Каяла; теперь стояла задача пробиться к какой-либо воде. Половцы понимали это не хуже и усилили сопротивление.

Вряд ли за ночь в такой обстановке (три форсированных перехода и более полутора суток почти непрерывного боя за плечами — и богатырь начнет сдавать) могло быть пройдено больше 10 км. Они еще будут биться более полусуток — до тех пор, пока плечо еще дает силу удара мечом, пока еще поддается руке тугой лук.

Тактика половцев, как и всегда, состояла в том, чтобы, препятствуя движению русского войска, как можно дольше продержать его в безводной степи, изматывая беспрерывными наскоками и засыпая стрелами. Это была тактика стаи степных волков, излюбленная и испытанная.

Картографируя места находок наконечников стрел и копий XII века, я убедился в том, что плотность находок выше именно на вышеописанном маршруте, т. е. археология подтверждает нашу версию или, лучше сказать, не противоречит ей.

Где же искать Каялу? Летописец не дает ее характеристик, зато в „Слове” река названа „быстрой… половецкой”, текущей „ку Дону Великого”.

В предполагаемом месте гибели русских полков, в 20–25 км восточнее Матвеева Кургана, находится верховье речки с современным названием Самбек, текущей отсюда на юг и впадающей в море. Название это позднего, турецкого происхождения; в XII веке речка так не могла называться. В Книге Большому Чертежу гуртом названы реки „Калы”, впадающие в Азовское море. Близко к „Калам” текут Кальчик, Кагальник, Кальминус, Калка. Каяла явно вписывается в этот звукоряд. Итак, Самбек-Каяла?

Гипотеза еще сыровата, хорошо бы ее обкатать перед Советом. Там, в степи, нужно обследовать курганы…»