Дороги колдовства (сборник) - Неволина Екатерина Александровна - Страница 42
- Предыдущая
- 42/73
- Следующая
Заметив, что девушка проснулась и теперь в ужасе уставилась на него, гость улыбнулся. Маша отметила, что у него узкий, неприятный рот и очень белые зубы, мелькнувшие на мгновение в кривой гримасе, в которой только человек, наделенный определенной долей воображения, мог бы признать улыбку.
— Хвала… хмм… Господу, леди Мария, вот вы наконец и пришли в себя, — произнес мужчина сухим, будто каркающим голосом. — Ну-ка, позвольте вашу руку.
Его рука в черной перчатке, напоминающая птичью лапу, протянулась к ней.
Маша невольно отпрянула, прижавшись спиной к стене.
— Не волнуйся, дитя мое, ты долго болела, но теперь все будет в порядке. Уж я-то позабочусь, чтобы все было так, как должно, — продолжал мужчина хрипло, словно с угрозой.
— Господин аббат, леди Мария пришла в себя днем и даже пыталась ходить в бреду. Позаботьтесь о ней, пожалуйста, — послышался громкий женский голос, и за занавеску заглянуло лицо той, которая сегодня называла себя Машиной тетушкой.
— Я позабочусь о ней, — сухо произнес аббат и, ловко подхватив Машину руку, сжал пальцами ее запястье.
Заметив кровь на костяшках пальцев девушки, он ощутимо вздрогнул. Кадык на длинной тонкой шее медленно поднялся и опустился, словно мужчина с усилием сглотнул.
— Пульс нормальный, ей уже лучше, — глухо произнес незнакомец.
Даже сквозь перчатку девушка почувствовала, до чего ледяные у него пальцы.
Сейчас, глядя в темные холодные глаза знакомого незнакомца, она вдруг ясно поняла: это не сон и не сумасшествие. Все это — по-настоящему!
Они сидели в нетопленом пустом зале за столом, представляющим собой положенные на козлы доски: старый рыцарь с добрыми глазами, называвший себя Машиным отцом, во главе стола, рядом с ним — пустое место, далее — Маша, женщина, называвшая себя ее тетей, господин аббат, так и не снявший своих перчаток, и сухопарый мужчина неопределенного возраста с беспокойным взглядом, которого представили девушке под именем отца Давида.
На столе стояла громадная, грубо вылепленная миска, на которой лежала часть туши какого-то животного, и жир капал прямо на стол, на некрашеные, плохо обструганные доски.
В тушу был воткнут нож, и все отрезали им себе куски и, держа мясо пальцами, жадно ели.
Машу замутило. Наверное, ей не стоило выходить к столу, но она побоялась остаться в комнате наедине с аббатом.
— Ешь, тебе нужно набираться сил, — сказал старый рыцарь Маше, отрезая себе новый кусок. — Видишь, какая слабенькая, не скажешь, что дочь крестоносца.
Маша сглотнула. В горле стоял противный комок. Капля жира, упав с мяса, распласталась на столе, блестя в свете висящих на стенах факелов.
— Спасибо, мне не хочется… — пробормотала девушка.
Рыцарь скорбно покачал головой.
— Не заставляй ее, брат, — вмешалась в разговор тетушка, леди Роанна. — Бедняжка едва-едва оправилась. Она ведь была на самом пороге смерти. Что ты видела, дорогая? Приходили ли к тебе ангелы? — Она с любопытством уставилась на Машу, не забывая откусывать от своего куска. Ее губы и подбородок блестели от жира.
— Нет, я не видела ангелов, — ответила Маша, ежась под холодным изучающим взглядом аббата. — Последнее, что я помню, — это то, что меня едва не переехала повозка… То есть не повозка… — Девушка задумалась. Она прекрасно помнила мчащуюся на нее машину, только вот никак не находила слова, ее обозначающего. — Ну, похоже на повозку, только движется без лошадей и возницы… То есть возница там есть… он называется как-то по-другому, не знаю, как, он крутит… колесо…
Маша окончательно запуталась и замолчала. Все нужные слова исчезли… И вообще ей казалось, будто она говорит на чужом, едва знакомом языке.
— Вот чудеса-то! — удивилась тетушка. — Но крутить руками колесо неудобно. На лошади быстрее будет.
— Когда я был у стен Иерусалима, — задумчиво произнес старый рыцарь, — моего товарища, сэра Уолтера, ранили в живот. Ох уж мучился, бедолага, весь огнем горел и говорил что-то о водопаде и о розах. А вокруг — песок, и солнце печет, только мы и собаки эти, сарацины… Славное же было времечко, — вздохнул он, словно не рассказывал только что о смерти товарища.
— Так бывает, когда в теле бродит дурная кровь. Иногда еще не то померещится, — вмешался отец Давид, но тут же стушевался, замолк и уставился в стол, стоило только аббату слегка повернуть в его сторону голову.
Сам аббат почти ничего не ел и только крошил, размачивая в бокале с вином, краюху серого хлеба.
В это время в зал вошел слуга, неся в одной руке блюдо с птицами — Машу передернуло, когда она поняла, что это запеченные целиком голуби, а в другой — корзину с яблоками и грушами.
— Слабая ты у меня вышла, — с сожалением добавил хозяин замка, глядя на Машу. — Надо бы тебя замуж скорее выдать…
Маша, которая как раз решилась откусить кусочек от груши, подавилась и закашлялась.
— Что? — спросила она, отказываясь верить собственным ушам.
— Все честь по чести. Устроим турнир, соберем женихов. Не бойся, Мария, я тебя в обиду не дам! — заверил рыцарь. — Давно тебе бы замуж пора, видать, я плохой отец, раз до сих пор не позаботился об этом.
— Да, — вмешалась тетушка. — Уж послушались бы господина аббата. Господин аббат давно уже говорил…
— Хватит! — вдруг рявкнул рыцарь и ударил тяжелым кулаком по столу так, что тот закачался. — Я и так слишком много слушаю вашего аббата и тебя, сестра!
Его лицо побагровело от гнева, а на виске явно проступил уродливый багровый шрам, пересекающий голову наискосок и заканчивающийся где-то в районе щеки.
Леди Роанна вскочила, кинувшись к брату, прижала его седую голову к своей необхватной груди.
— Все хорошо, все хорошо, — повторяла она, гладя рыцаря по колючим волосам.
— Вы, сэр Вильгельм, страдаете полнокровием. Вам бы кровопускание для здоровья сделать, — произнес аббат.
В его голосе не было ничего угрожающего, тем не менее Машу каждый раз, как она слышала его, пробирала дрожь. Она взглянула на священника, отца Давида, и увидела, что тот сидит, опустив глаза и вцепившись побелевшими пальцами в стол.
Такое ощущение, что над сидящими пронесся порыв ледяного ветра. Что за место такое, что за люди?..
— Я не свинья, чтобы проливать кровь под ножом, а не на поле брани, — презрительно ухмыльнулся рыцарь, отводя руку сестры. — Да сядь же, Роанна, все в порядке.
Тетушка, качая головой, заняла свое место на скамье.
— Ну и ладно, — миролюбиво согласился аббат. — Не желаете, сэр Вильгельм, партию в шахматы?
Они пересели поближе к громадному камину, где горели огромные поленья, слуга притащил небольшой столик с причудливо вырезанными из камня фигурками — белыми и красными.
Подошедшая поближе Маша с трудом узнала некоторые из знакомых ей шахматных фигур. Пешки здесь выглядели как воины с большими щитами. Король был королем — в короне и со странным мечом в руках. Кони представляли собой конных рыцарей, а вместо королевы была мужская фигурка, которую игроки называли советником, причем, как заметила девушка, это была самая слабая фигура и ходила только на одну клеточку по диагонали.
Но гораздо большее внимание, чем шахматные фигуры, привлекали сами игроки.
Хозяин замка играл увлеченно. Он горячился и то и дело потирал уродливый шрам на виске. Его противник же казался его полной противоположностью. Господин аббат сидел на жестком кресле, отодвинувшись от рыцаря и шахматной доски на максимально приличное расстояние. Его лицо казалось застывшим, совершенно безжизненным, а гибкие пальцы, закрытые плотной перчаткой, двигали фигуры быстро и уверенно. Между тем он не казался целиком поглощенным игрой, и Маша то и дело ловила на себе все тот же холодный тяжелый взгляд. Аббат словно прощупывал ее, проверяя на прочность. Кто этот человек и почему она видела его там, в своем мире? Маша решила, что на всякий случай будет держаться настороже и делать вид, будто ничего не помнит.
Леди Роанна устроилась неподалеку от играющих, занявшись вышиванием, но больше поглядывая на игроков, а отец Давид, пробормотав какие-то извинения, удалился сразу же после ужина.
- Предыдущая
- 42/73
- Следующая