Дороги колдовства (сборник) - Неволина Екатерина Александровна - Страница 31
- Предыдущая
- 31/73
- Следующая
Рыцарь, казалось, задумался и забыл о моем присутствии.
После башни зал показался теплым, больше всего хотелось подойти к камину и присесть возле, вытянув к огню озябшие пальцы, и довериться его обманчивому уюту. Так хотелось отдохнуть… Но, разумеется, это была непозволительная роскошь. Я смотрела на его плечи и думала, что когда-то он даже нравился мне, вернее, интриговал своей силой и отчаянной храбростью. Возможно, я сбежала бы с ним сама. Если бы не братья. Они остановили меня и показали истинное лицо этого человека… Человека ли? Разве люди бывают такими жестокими?
— Я понимаю, просить бесполезно, — произнесла я устало. — Как и говорить о моем старом отце, разом лишившемся всех детей.
Он промолчал. Ну что же, вполне понятный ответ. На другой я и не рассчитывала.
— Но я могу выкупить свою свободу. У меня есть что тебе предложить, — продолжала я. Теперь все зависело от того, насколько твердо и убедительно будет звучать мой голос.
«Матерь Божья, помоги», — взмолилась я мысленно.
— И что же?
В его голосе звучал неприкрытый сарказм. Однако он откликнулся, и уже это было хорошо.
— Вот это, — я сняла с себя плетеный нарядный пояс и протянула ему на вытянутых руках.
Он полуобернулся. Теперь мне был виден его профиль, темнеющий на фоне огня.
— Это? — повторил он, должно быть считая, что от страха у меня помутился рассудок.
Я закусила губу, почувствовав во рту едва солоноватый вкус крови. Сейчас или никогда.
— Это, — твердо подтвердила я, и мой голос не дрогнул. — Этот пояс — главное сокровище нашей семьи. Отец всегда носил его на себе и поэтому не был ранен ни в одном из многочисленных сражений. Он хотел передать его старшему сыну, но… — горечь подкатила к горлу, и я судорожно вздохнула, преодолевая боль и страшное, сосущее чувство утраты, — но не успел. И тогда отдал его мне. Понимаешь? Мне, своему единственному оставшемуся в живых ребенку! Это очень древняя и сильная вещь. Его нельзя отнять силой, можно только подарить. И я хочу подарить его тебе. А ты подари мне свободу.
Он смеялся долго, и эхо отдавалось под каменными сводами зала. Огонь в камине тоже дрожал, словно от гомерического хохота.
— Ты думаешь, я тебе поверю? — спросил рыцарь, отсмеявшись.
Ногти впились в деревянную спинку. Я не чувствовала боли. Я вообще не чувствовала ничего.
— Я представлю тебе самые убедительные доказательства.
Мой голос слишком тих для этого зала, он теряется в настороженной глухой тишине.
— Ну что же. И каковы будут доказательства?
Похоже, в его голосе появился интерес.
Для этого были основания. Мой отец, храбрый рыцарь и участник многочисленных походов, уже успел стать легендой благодаря тому, что, дожив до седин, не получил ни единой серьезной раны. «Заговоренный» — говорили о нем. А иные пытались узнать нашу семейную тайну. Разумеется, безуспешно.
Я глубоко вдохнула пропахший дымом, пылью и железом воздух. По углам метались тени, а там, за стенами замка, сияло золотыми звездами ночное небо. Как бы мне хотелось оказаться под ним и вдохнуть наконец пьянящий ледяной воздух — воздух свободы… Чтобы что-то получить, нужно что-то отдать.
Рука казалась ватной, когда я туго завязывала пояс у себя на талии.
— Вот. Пояс на мне. Ударь меня мечом — увидишь, что будет.
Пояс казался радужной змеей, пригревшейся на мне и задремавшей.
Тяжелое громоздкое деревянное кресло заскрипело.
Рыцарь встал и шагнул ко мне.
— Это правда? — зачем-то спросил он.
— Пока не испробуешь — не увидишь.
Я заставляла себя смотреть прямо на него — на высокий темный силуэт на фоне беснующегося в камине огня.
— Ну что же… — В пламени блеснула сталь меча.
Меч был старым. Побывавший в многочисленных сражениях, выпивший уже столько крови, что, должно быть, даже уже пресытился ею.
Я смотрела на старый клинок, не в силах отвести взгляд.
Рыцарь занес меч и остановился, выжидая.
Я засмеялась:
— Ну же! Мы что, всю ночь будем так стоять? Я хочу отдать тебе мой подарок и уйти домой, к родным. Они заждались.
И он поверил.
Тяжелый меч ринулся на меня. И я, приближая столкновение, шагнула навстречу. На мгновение раньше груди коснулась волна воздуха и… удар, отбросивший меня к стене, расплавленным железом влившийся в мою кровь.
Мои родные действительно ждали меня. Мама, которую я почти не помнила — потому, что она умерла, когда мне едва исполнилось пять. Оба брата, которые брали меня к себе в седла, учили держать поводья, заряжать арбалет и пускать в нацарапанную на толстом дереве мишень тяжелую стрелу. Они ждали…
— Ты обманула меня!
Его вопль был страшен, однако теперь-то мне нечего бояться. Губы попытались сложиться в улыбку. На них тоже выступила кровь… Кровь… она теперь была всюду вокруг меня. Куда ни погляди — все красное!
— Проклинаю, — прошептала я запекшимися непослушными, словно чужие, губами, — проклинаю! Не будет тебе успокоения даже в смерти.
Я открыла глаза. В окно вовсю сияло солнце.
То, что случилось, опять было всего лишь сном.
«Только сон, Марина, ничего больше», — сказала я себе, поднимаясь с кровати.
Первое января выдалось солнечным и морозным. Выглянув на улицу, я увидела, как ярко, по-новому сияет свежевыпавший чистый снег. Немногочисленные прохожие не спешили по делам, а прогуливались по парку среди переплетения темнеющих дорожек.
Из ванной доносились плеск воды и негромкое пение — подруга уже встала. Было понятно, что у нее отличное новогоднее настроение.
— Проснулась? — из ванной комнаты выглянула Наташка. От влаги ее волосы немного завивались, а глаза радостно блестели. — Что тебе снилось в новогоднюю ночь?
То, что я умерла. Я до сих пор чувствовала в груди отголосок той боли. Это первый раз, когда меня убили во сне. Обычно, когда становится совсем худо, просыпаешься от страха. А тут — нет.
Наташка в нетерпении ждала ответа. Видимо, ей хотелось рассказать о чем-то своем.
— Ничего хорошего, неважно, — отмахнулась я.
— Правда? — Наташа расстроилась, однако ей так хотелось поделиться, что она не смогла сдержаться. — А мне снился Юрка, — заявила она после небольшой паузы. — Мы были в Москве и танцевали вальс прямо на улице, и машины объезжали нас. Представляешь? Это значит, что мы с ним весь год будем вместе. Это верная примета!.. — Она вновь вспомнила о моем сне и нахмурилась. — Конечно, бывает, снится абсолютная ерунда, которая не сбывается, — поспешила успокоить она.
Я натянуто улыбнулась и в свою очередь пошла принять душ.
Выйдя из ванной, я достала подаренное мне янтарное сердечко, всю ночь пролежавшее под подушкой. Продела в петельку серебряную цепочку, застегнула на шее.
— Красиво, — заметила Наташка. Оказывается, пока я возилась, она стояла у меня за спиной — уже готовая, причесанная и одетая в узкие джинсы и белый облегающий свитер с высоким горлом.
Я молча кивнула.
— Подарок? — попыталась вызвать меня на откровенность подруга.
Но говорить о том, кто подарил мне сердечко… сердце Риги… кажется, он сказал именно так — я не хотела. Как не хочется иногда касаться чего-то очень хрупкого — того, что может разбить малейшее прикосновение.
— Угу, — ответила я, засовывая медальон под полосатую веселую кофту — у нас в классе народ зоркий, сразу углядят.
Я надеялась, что подруга поймет меня и не станет приставать с вопросами, и оказалась права. Наташка кивнула и позвала меня завтракать.
В столовой Мишка и Юрка даже не взглянули друг на друга, а Юлька вообще не вышла к столу. Возможно, ей стало стыдно, хотя я на это не слишком рассчитывала.
Сжевав аппетитно пахнущий свежеиспеченный блинчик и запив его щедро заправленным молоком кофе, я почувствовала себя лучше. История закончилась. Я досмотрела ее до конца, словно приключенческий фильм о проклятом рыцаре. Очень в духе всех этих рассказов Артура.
Артур… Интересно, что он хотел мне сказать?.. Сердце взволнованно билось, подсказывая варианты один фантастичнее другого. Мне ужасно хотелось увидеть Артура. Чем-то он привлекал меня. Может, отчасти причина крылась в его загадочности и удивительной способности неожиданно возникать в самых невероятных местах, словно Чеширский кот из «Алисы в Стране чудес», а потом столь же непредсказуемо исчезать. А еще в его историях. Он не похож на знакомых мне мальчишек. Тот же Мишка рядом с ним смотрится как грубо вытесанный столб на фоне изящной античной колонны. Даже Юрка при сравнении с ним начинает уступать.
- Предыдущая
- 31/73
- Следующая