Говорящий со стихиями (СИ) - Журавлева Екатерина - Страница 32

Его кликаса, подлетев вверх, и, совершив зловещий полукруг, чуть не воткнулась прямо мне в грудь. Я каким-то чудом успел увернуться и неуклюже схватился за падающее лезвие рукой, чуть не отрезал себе пальцы. Зашипев от боли, я перехватил оружие за рукоять и торопливо отполз как можно дальше от опасного дерева и застыл, завороженный открывшимся передо мной зрелищем.

Пока он примерялся как меня лучше схватить, опрометчиво открыв тылы, на него свалилось то, чего, как говорится, и врагу не пожелаешь. Разъяренный кот – страшное по разрушительной силе оружие. Такого смелого поступка я от него не ожидал. Молодец Крис!

Человек, от неожиданного нападения и боли, перестал соображать и ориентироваться в пространстве, и теперь вертелся волчком, отдирая большое, рыжее и когтистое, что со всей дури вцепилось стальными когтями ему в лицо и голову. В результате он сделал то, чего в здравом уме делать не стал бы никогда – крича как сумасшедший он покатился прямо к скрытым в траве усам сарацении.

Задев один из ее отростков, он подписал себе смертный приговор. Едва он коснулся скрытого травой уса, как все остальные пришли в движение, мгновенно дернулись в его сторону и, словно щупальцами, оплели его с ног до головы. Огромные, мясистые, похожие на корабельные канаты щупальца спеленывали незадачливого охотника с головы до ног. В ту секунду, когда первые отростки дернулись в его сторону, Кристобаль, словно катапультой подброшенный, отлетел в сторону. И теперь, вздыбив шерсть, со стороны наблюдал за происходящим.

Человек отчаянно сопротивлялся, бился, хватался за траву, но все без толку. Гибкие ветки окутали его как паутиной и медленно, не торопясь тянули к стволу, на котором с омерзительным чавкающим звуком неторопливо разверзлась огромная, заполненная мерзкой капающей слизью вертикальная пасть почти во весь ствол. Края пасти были сплошь утыканы длинными, похожими на иголки колючками (язык не поворачивался назвать это зубами). В такой пасти не то что человек, легко могла поместиться лошадь.

Щупальца медленно, но неотвратимо тащили человека к сочащейся слизью пасти. Ветки гнулись как резиновые, но добычу держали крепко. Он уже не кричал и не сопротивлялся, его почти не было видно, настолько он был опутан хищными щупальцами.

Я застыл, завороженный жутким зрелищем. До пасти осталось совсем чуть-чуть. Внезапно я отвлекся от созерцания омерзительно капающей слизью пасти и встретился взглядом с жертвой. Он смотрел на меня, и его глаза были полны боли и отчаяния, и такой пробирающей до костей смертельной тоски, что я очнулся от животного ужаса, переполнившего меня в последние минуты. Как это ни странно, меня затопило острое чувство жалости. Никто, пусть даже он собирался продать меня врагам, не должен умирать такой смертью.

– Убей меня, – одними губами прошептал несчастный, но я отчетливо его услышал. А он, видя, что я не двигаюсь с места, добавил. – Пожалуйста!

Покрепче зажав в руке кликасу, я медленно поднялся.

– Куда??? – мысленный вопль кота оглушил, но не поколебал моей решимости. Я видел перед собой глаза полные смертельной тоски и боли. Загипнотизированный этим взглядом, я шагнул вперед полный решимости если не спасти, так избавить от мучений.

– Дурак! – последнее что я услышал, перед тем, как это случилось. Голова будто взорвалась бликующим фонтаном разноцветных конфетти. Разум осыпался тысячью осколков и влажная темнота, застилая глаза, хлынула внутрь меня и заполнила всего без остатка. Что-то огромное, живое и всемогущее прошло сквозь меня, поглотило и растворило в себе без остатка. Мир вокруг на мгновение замер. А потом я понял, что все изменилось.

Странное чувство! Мое сознание словно раздвоилось. Одной, какой-то крошечной частью я остался самим собой. Вот он я – застыл как дурак в нескольких шагах от ликующей в предвкушении насыщения сарацении. Но странно, почему я вижу себя со стороны? Стоп! Я стал не только собой. Откуда я знаю, что чувствует прожорливая сарацения? Как такое может быть? Часть меня растворилась в окружающем мире. Я стал всем вокруг. Я был травой под ногами: каждой травинкой, цветком, стебельком, ощущал, как постанывая приминаются былинки, по которым волокут добычу тяжелые щупальца. Я был лесом вокруг и мог почувствовать каждую веточку, каждый листок на любом дереве. Я ощущал, как в норах под корнями шевелятся просыпающиеся на заре грызуны. Я был даже землей под ногами, огромной, древней, бесконечной, теплой и живой снаружи, кипящей, огненно-пульсирующей внутри. Я попытался сосредоточиться на своих ощущениях, оценить как далеко простирается мое сознание. Новые необыкновенные ощущения захлестывали меня, уносили все дальше в неизведанное. Но что-то меня назойливо отвлекало, не давало полностью раствориться в огромном новом существе, которым я стал.

Я попытался пошевелиться. Странное ощущение. Не могу сообразить, кто я сейчас. Немного испугался – вдруг не смогу найти себя среди миллиардов других себя. Сосредоточился. Вот же я, замер на том же месте. Среди сонной размеренности вокруг что-то явно происходит. Попытавшись сконцентрировать все свое внимание на том, что происходило в непосредственной близости от меня, я почувствовал, как тяжело вздыхая приминается трава, со стонами ломаются стебли цветов, вот словно лопнули две тончайшие струны – под навалившейся тяжестью прервались жизни двух заспавшихся в цветке бабочек. Раздавленные ягоды, умирая, исходили тягучим ароматным соком, словно кровью. Но нет, беспокойство исходило не от них. Что же это такое?! Сконцентрировался, нашел причину самых сильных эмоций поблизости. Сарацения! Сарацения, затягивающая в пасть законную добычу. Почувствовав ее голод, ее нечеловеческое, но естественное как мир желание насытиться, втянуть в себя пищу и растворить ее, распределить ее силу, мощь и питательную энергию в себе, я чуть было не забылся, настолько велико стало мое желание слопать, заглотить все еще бьющуюся у меня в щупальцах добычу.

Но та частичка, что все еще оставалась мной, Эвором Неверр`аллом, мелким жалким человечком в огромном необъятном мире, смогла заткнуть природный голод растения. Я с трудом смог преодолеть себя, свой голод и огромным усилием воли разжал ветки-щупальца и через силу вытолкнул наполовину уже втянутую добычу из себя. Да так, что человек пролетел с пяток ярдов, врезался в ствол раскидистого дуба и шмякнулся на землю.

Так чуднО. Я мог видеть все как будто с нескольких сторон. Вот я-Сарацения, воя от обиды и неудовлетворенного голода, выплевываю из себя добычу, вот я-дуб принимаю на себя удар человека, врезавшегося в меня со скоростью пушечного ядра, вот он, обдирая кору, скатывается на меня-землю, приминая и ломая траву, давя и распугивая букашек.

Внезапно все затихло. Я больше не чувствовал ничего. Тихо стало словно в могиле. Я не сразу понял что произошло. НЕЧТО, секунду назад заполнявшее меня – ушло. Я попытался удержать ЭТО в себе. Но куда там! Могучую древнюю силу, словно выдуло из меня. Я снова стал только собой.

В уши словно ваты натолкали, в голове звенело, в первый момент показалось, что я перестал видеть, слышать, чувствовать. Ослеп и оглох! Потерял все былые ощущения. В ужасе я осел на землю. И только тут сообразил, что все-таки могу видеть и слышать, но какие это были убогие чувства по сравнению с тем, что переполняло меня секунду назад! В изнеможении я зарылся пальцами во влажную от росы траву. Все осталось по-прежнему, я стал самим собой. Скорченным на земле, жалким человечком на огромной твердыне мира.

Хрипя и стеная, как раненый слон, я поднялся на четвереньки и огляделся. Кристобаль как был со вздыбленной помятой шерстью, так и застыл, забыв обо всем на свете, переводил круглые как плошки глаза с меня на сарацению, на валяющегося под деревом человека и обратно. Вид у кота был на редкость глупым. Он с трудом оторвал взгляд от человека, лежащего сейчас в ярде от него и изумленно посмотрел на меня.

Как раз успел к тому моменту как меня накрыло. Видно, слишком сильно я вторгся куда-то в неизведанное, и это не прошло бесследно. И теперь наступила реакция. Для начала меня основательно вывернуло наизнанку. Я только и успел, что на карачках сунуться мордой куда-то в траву, корчась в надрывных судорогах. Мир плыл перед глазами, качался и кружился. Меня бросало то в обжигающий жар, то в ледяной холод, я катался по земле, тщетно пытаясь найти положение, в котором мне станет хоть капельку легче.