Пылающие скалы - Парнов Еремей Иудович - Страница 48

• Предыдущая
• 48/81
• Следующая

Если бы можно было срочно найти подходящую кандидатуру, задача решилась бы автоматически. В этом случае Гончарук одним выстрелом убивал, а вернее обезвреживал, сразу двух зайцев, не зайцев — китов: Слепцова, который тайно интриговал против участия Светланы Андреевны, и Северьянова, который её всемерно поддерживал. Пока всё было в норме, в этой дилемме перетягивал Северьянов. И не только потому, что от него зависело обеспечение исследовательской группы, которую Герман Кондратьевич планировал направить на острова Драконьего Жемчуга. От Северьянова многое зависело. Добавочной гирькой на его чашке, почти уравновешенной замдиректорским постом Слепцова, и был тот самый “человеческий фактор”. Теперь же, когда волею обстоятельств Рунова оказалась вне игры, можно было без потерь удовлетворить обе стороны. Не его, Гончарука, вина, что так получилось. Жизнь сама развязывала все мёртвые узлы.

Единственное, что требовалось в данный момент, — это заполнить вакансию. Без всякой спешки и по-джентельменски достойно, чтобы не потерять лица. Сложность ситуации заключалась, однако, в том, что Гончарук не мог ждать. Во-первых, его лимитировали сроки, необходимые для оформления в загранплавание, во-вторых, и тут таилась непредвиденная ловушка, заменить Светлану Андреевну оказалось отнюдь не легко. Альголог — вообще редкая специальность, тем более с геологическим профилем и к тому же пригодная по всем прочим параметрам. Если же присовокупить ко всему последнее выступление на отделении академика-секретаря, специально нацелившего экспедицию на железомарганцевые конкреции, то вообще свет, что называется, сходился клином на ней одной, единственной, неповторимой.

Как бы обрадовался Герман Кондратьевич, если бы Светлана внезапно выздоровела! Сейчас всё, кроме какого-то валета Слепцова, было на её стороне. За исключением здоровья, сводившего на нет любые раскладки. Но на нет и суда нет.

Мыслящий человек не должен бунтовать против природы. Всегда найдутся обходные пути. Это ничего, что все аналитически прослеживаемые линии открывались пока на одной карте. Её следовало, выждав минимально приличный срок, окончательно сбросить и на время забыть. Итак, решено — замена. Пусть москвичи отпадают, потому что Слепцов сейчас же подсунет своего человека, и это будет равносильно капитуляции. Пусть даже во всём Владивостоке не найдётся приемлемой кандидатуры, кроме Астахова, а его вряд ли отпустят с биостанции, можно ведь поискать в Ленинграде. Там должны быть хорошие альгологи. Школа! Правда, они в основном сориентированы на полярные области — Арктику и Антарктиду, но не боги горшки обжигают. Как-нибудь приспособятся и к южным морям. Альголога можно найти, и даже неплохого. Зато специальные геологические знания и всё те же конкреции, промышленная разработка которых уже поставлена на повестку дня, по-прежнему остаются камнем преткновения. Не каждый потянет. Тут, словно в прикупе, неизвестно, что возьмёшь. Рекбус, как выражается Аркадий Райкин. Подвинув к себе телефон, подключавшийся на стоянках к городскому кабелю, Гончарук вызвал междугородную.

— Соедините с главврачом райбольницы, — попросил он, нетерпеливо постукивая пальцами по столу.

— После восемнадцати, — ответил усталый женский голос.

— Но почему же после? Ведь это совсем рядом! Легче до Рио-де-Жанейро дозвониться…

— Вот и звоните себе в Рио-де-Жанейро, — был ответ, за которым мгновенно последовал короткий сигнал.

— Безобразие! — бросил Гончарук в прерывисто гудящую трубку.

Не успел он, перелистывая записную книжку, собраться с мыслями, как требовательным звонком о себе возвестила столица.

— Дмитрий Васильевич? — он обрадовался, застав Северьянова в кабинете. — Владивосток беспокоит с утра пораньше… Знаешь уже про наши подвиги?

— Ты о чём это, Герман Кондратьевич? — в ретранслированном спутником голосе вибрировало лёгкое эхо.

— Да о Руновой! Неужели не доложили?

— Ах, Света! Как она там сейчас?

— Вот сижу на телефоне, дозваниваюсь. С тобой проще оказалось соединиться… Главные страхи, можно сказать, позади. Оклёмывается потихоньку. Но врачи говорят, что до полного выздоровления ещё далеко. Прямо не знаю, как быть. — Гончарук выжидательно примолк.

— В смысле?

— Так ведь с якоря надо сниматься!

— Ну, до тех пор ещё много воды утечёт.

— Не скажи, Дмитрии Васильевич, время быстро летит, не успеешь и оглянуться… А медицина между тем ничего успокоительного не сулит. Длительное амбулаторное лечение, говорят, потом санаторий. Что присоветуешь в данном контексте?

— Я-то тут при чём? Тебе виднее. Очевидно, искать замену придётся, я правильно понимаю?

— Боюсь, что так, Дмитрий Васильевич. У тебя нет подходящей кандидатуры?

— Отошёл я от морской геологии за эти годы, порядком отошёл…

— Боюсь, что непросто будет найти нужного человека. Рунова и геолог превосходный, и батискаф знает. Прямо ума не приложу.

— Сочувствую, но ничем помочь не могу. Я потому и просил за неё, что видел, как говорится, в деле…

— Ну, извини в таком разе, Васильевич. Всего тебе самого лучшего.

— И тебе, Герман Кондратьевич, и тебе… Спасибо за звонок. А Светлане, если увидишь, мой самый горячий привет. Попутного ветра…

Закончив разговор, Гончарук почесал макушку тупым концом карандаша. Затем нашёл в академическом справочнике номер ленинградского филиала и заказал разговор, вычеркнув попутно Рунову из списка.

Звонок прозвучал, едва он положил трубку.

— Теплоход “Борей” на проводе, — ответил приятно удивлённый Герман Кондратьевич.

— Гера, салют! — Оказалось, что звонит, причём по собственному почину, Слепцов. — Узнал про твои печали и поспешил с дружеской помощью.

— Очень тронут, Владимир Фёдорович. Дружба превыше всего. Только у нас, тьфу-тьфу, чтоб не сглазить, всё пока развивается по плану. Разве что “Пайсис”-второй немного запаздывает? Ты про него?

— При чём здесь “Пайсис”? — с ощутимой ноткой нетерпения укорил Слепцов. — Тут, понимаешь, весь институт гудит про Светлану, а он “Пайсис”! Аппараты тебе дороже людей, технократ ты неисправимый?

— Обижаешь, Владимир Фёдорович. Я полностью в курсе.

— Нелепый случай! Как же это она, бедняжка?

— Да, не убереглась, но с кем не бывает?

— Мы все ужасно переволновались. Положение серьёзное?

— Считай, что обошлось. Вытащили. Пошла на поправку.

— Даже так? Ну, я рад, Гера, чертовски рад. — В мембране послышалось учащённое дыхание и чьи-то дальние голоса.

— Алло, Владимир Фёдорович! Ты тут?

— Да, извини, отвлекли на минуту… Значит, обошлось, говоришь? И может пойти в плавание?

— Вот этого пока не знаю. Подождём, что скажут врачи.

— А не останешься сидеть на бобах?

— Есть такая неважная перспектива, но что делать, Владимир Фёдорович. Заменить Рунову практически некем, и ты знаешь это лучше меня. Ценность её как работника неоспорима. Особенно в свете последней ориентировки насчёт конкреций.

— Я потому и звоню, что понимаю, как ты там маешься. Есть у меня на примете один симпатичный человечек, Гера. В порядке подстраховки. В случае положительного решения сможем оформить вмиг.

— Кто? — без всяких околичностей спросил Гончарук.

— Башмачникова Нелли Антоновна. Тоже кандидат наук, участвовала в морских экспедициях, притом наш кадр, институтский, не откуда-то со стороны. Ты обмозгуй, Гера. Только не затягивай слишком. Я, говоря по чести, не любитель форс-мажорных ситуаций.

— Я тоже. Но ведь она, по-моему, чистый биолог?

— Подумаешь, какая важность! Подучится.

— С высокого-то кресла всё лёгким кажется, — вздохнул Герман Кондратьевич, записав фамилию на отдельном листке. — Геологическим исследованиям Руновой в программе отводится ведущая роль, — отчеканил он с металлом в голосе. — За них с меня спросят в первую голову… Кого получше нет у тебя, Владимир Фёдорович?

— Я, Герман Кондратьевич, рекомендации не с бухты-барахты даю, с полной ответственностью.

— И всё же?

• Предыдущая
• 48/81
• Следующая