Ангелы на льду не выживают. Том 1 - Маринина Александра Борисовна - Страница 43
- Предыдущая
- 43/58
- Следующая
– Договорились, – с облегчением ответил Роман. – Только вы, когда в Ледовый дворец пойдете, возьмите что-нибудь теплое с собой, куртку и обувь, а то там холод собачий. То есть в помещениях-то нормально, как везде, а там, где лед, вообще околеть можно.
Он вытащил из сумки блокнот, вырвал страницу и переписал имена тех свидетелей, с которыми успел поговорить. Уходил Роман из дома номер 12 по улице Дубравная совершенно успокоенным, хотя ничего такого особенного Каменская ему не сказала и никакой новой важной информации он от нее не получил. И все равно: когда на тебя смотрят такими веселыми глазами, волноваться как-то глупо.
Жанна Травина, тренер по спортивным танцам на льду, худенькая изящная женщина с необыкновенно мягкими, пластичными движениями, согласилась побеседовать с Настей Каменской во время тренировки младшей группы.
– У меня своя школа, с подростками, которые уже стоят в парах, я занимаюсь сама вместе с хореографом, а малыши пока еще в парах не стоят, и с ними в основном занимается второй тренер, мой помощник и бывший ученик, так что я смогу уделить вам время, – объяснила Травина. – Но все равно я должна быть на льду. Другого времени у меня не будет, сразу после младших начнут тренировку юниоры, и тогда все мое внимание будет устремлено только на них.
Оказавшись на катке, Настя с благодарностью вспомнила Дзюбу, посоветовавшего взять с собой теплую одежду. Хороша бы она была на таком холоде без куртки и зимних кроссовок на толстой подошве!
Жанна Травина была далеко не первой, с кем разговаривала Каменская, однако ничего существенного выяснить Насте пока не удалось. Враги? Конечно, они были у Валерия Петровича Ламзина, а у кого в фигурном катании их нет? Но такое, за что можно так подставить, отправить в тюрьму… Только один из тех, кто согласился поговорить с Настей, сказал кое-что любопытное, что следовало бы тщательно проверить. Валерий Ламзин вел себя со своими учениками крайне грубо и несдержанно. Даже ударить мог, оказывается. Об этом ведь и Дзюба рассказывал, описывая собрание родителей, организованное Натальей Ламзиной.
С вопроса о грубости тренера она и решила начать. Губы Травиной немедленно сложились в кривую ухмылку, до неузнаваемости исказившую ее в общем-то милое лицо.
– Это вам кто сказал? – с презрением в голосе спросила Жанна. – Небось Шнитов из Федерации? Да вы его слушайте больше! Просто Шнитов Валерия Петровича не любит, он Болтенкова больше привечал, у них там какие-то денежные отношения давно уже. Михаила Валентиновича Шнитов всегда поддерживал и всячески помогал, это всем известно. И друзьям Болтенкова, за которых он ходатайствовал, тоже помогал. А враги Болтенкова автоматически становились врагами Шнитова, он их буквально в землю зарывал. Знаете, есть такие люди, которые за «своих» глотку порвать готовы, а об «не своих» ноги вытирать, причем с наслаждением. Так что, Шнитов вам сказал?
Это имя Настя слышала впервые и мысленно отметила его. Надо будет спросить, но не сейчас.
– Ну, какая разница, – уклончиво ответила она, – сказали. Мне ведь важно, правда это или нет.
Травина помолчала, задумчиво разглядывая Настю.
– Знаете, если бы я тренировала парников или одиночников, я бы вам наглядно продемонстрировала то, о чем сейчас скажу. Но я тренирую танцоров, у нас тут все иначе. Так что вам придется поверить мне на слово. Каждая тренировка – это невероятный стресс.
– Почему? – не поняла Настя.
– Потому что очень страшно. И очень больно. Когда спортсмены разучивают тройные прыжки, выбросы и поддержки, им приходится преодолевать огромный страх и сильную боль от постоянных падений. Научиться делать эти элементы крайне сложно, и пока ребята нарабатывают, они переживают столько болевых ощущений, что выдержать их можно, только имея притупленную нервную систему. Именно поэтому в парах на тренировках столько конфликтов. Они же понимают, что зависят друг от друга: упадет или нет, ударит коньком или нет. От того, как каждый в паре выполнит свою работу, зависит, сломает партнерша ногу, например, или нет. Упадет она вниз головой или нет. Если она технически неправильно сделает элемент, она может ударить партнера коньком по колену или между ног. Поэтому на каждую тренировку они выходят как на бой. И поэтому очень обостряются все отношения. Например, задела девочка партнера коньком во время подкрутки или случайно попала локтем в нос, пошла кровь, он ей кричит: «Дура!!! Идиотка!!! Что ты делаешь?!?!» И еще похлеще слова употребляются. И у нее то же самое. Возьмем, например, выброс в три оборота. Пара разучивает этот выброс, партнерша должна вовремя раскрыться, чтобы прийти на одну ногу на ход назад, и это очень сложный момент, потому что если она придет на ход вперед – вообще разобьется, понимаете? Здесь нельзя не выполнить элемент полностью. Можно сделать «бабочку», то есть партнер ее выбросил, придал ускорение и вращение, этого хватает на один оборот, и она решает прыгать одинарный. Но если она пошла на три оборота, собралась, то она обязательно должна докрутить и выполнить элемент полностью, потому что если она раскроется и придет на ход вперед, то может убиться. И каждый раз при исполнении элемента нужно максимально концентрировать внимание и преодолевать страх. Очень многое зависит от того, как партнер ее выбросил. Завалил чуть-чуть на выбросе – и все, девочка полетела с наклоном и плашмя упала на лед. Отсюда идет такое обостренное восприятие всего. Почти всегда на льду слезы, даже если тренировка благополучная. Почти всегда конфликты. И далеко не все могут эту ежедневную стрессовую ситуацию вместе пройти.
– Вы мне объяснили, почему спортсмены могут конфликтовать во время тренировки, но я не поняла, при чем тут грубость тренера? – не то заметила, не то спросила Настя.
Травина пожала плечами.
– Что же здесь непонятного? Тренер сам катался когда-то и прекрасно понимает все риски. Понимает, как ребятам страшно, как больно. Более того, он понимает намного больше, чем они сами, оценивая возможную опасность. Поэтому он тоже в страшном напряжении, у него тоже адреналин зашкаливает. И еще: спортсмены в таком состоянии иногда не могут понять, что говорит им тренер, какие указания дает, если эти указания произносятся спокойным голосом. Он раз скажет, два, три, потом срывается и начинает орать. Обычное дело. Одну минуту…
Травина отвлеклась, чтобы что-то объяснить светловолосой девочке лет семи, потом сказала несколько слов своему помощнику, высокому худощавому парню, которому едва ли перевалило за двадцать, и вернулась к Насте, сидящей в первом ряду зрительских трибун.
– Вообще фигурное катание – это такая штука, в которой все делается через преодоления, через ограничения и через боль, – продолжала тренер. – На тренировках больно и страшно. А коньки раскатывать? Это же настоящая драма! За два-три года тренировок и выступлений пара коньков уделывается в хлам, но это у уже оформившихся ребят, а у тех, кто еще растет, коньки-то целы, да размер ноги увеличился, поэтому нужна новая пара. И раскатать эту новую пару можно только между окончанием соревновательного периода и началом летних сборов. В это время тренировки не такие интенсивные, спортсменам начинают ставить новые программы к следующему сезону. Другого времени для этого нет, потому что летом сборы, потом начинается соревновательный период, который длится до конца марта, а иногда до середины апреля, и в это время коньки уже должны быть полностью готовы. Вот только в конце весны их и можно раскатать. А знаете, что это такое? Это кровавые мозоли каждый день и боль каждую секунду. И нельзя отлежаться дома в мягких тапочках с перебинтованными ногами, надо всовывать ноги в коньки и тренироваться. Каждый день, с одним выходным в неделю. И терпеть, терпеть, терпеть. Это тоже добавляет стресс. Ведь если ты раскатаешь коньки за неделю, это, считай, тебе сильно повезло. Некоторые по два-три месяца мучаются. Конечно, есть счастливчики, которые надевают новые коньки – и вперед, все как влитое, ни одной мозоли. Но это именно везунчики. В подавляющем большинстве случаев так не бывает. Фигуристу на льду почти все время больно, вы должны это понимать. Поэтому во время тренировок восприятие у него искажено, и он обычную шутку может воспринять как оскорбление, а требование, высказанное строгим голосом, ему может показаться криком и грубостью.
- Предыдущая
- 43/58
- Следующая