Философия в систематическом изложении (сборник) - Коллектив авторов - Страница 41

Мы начнем с описания метода естественных наук. Он состоит в том, что похожие объекты сравниваются между собой в целях установления того, какие части или стороны этих объектов совпадают. Результат подобного исследования обыкновенно обозначается каким-нибудь именем после того, как образовано соответствующее понятие. Цель каждого подобного исследования состоит в том, чтобы сделать возможным предсказание содержания: если некоторые из тех совпадающих и выраженных в понятии частей или форм встречаются в каком-нибудь новом объекте, то и неисследованные еще части или стороны окажутся совпадающими в соответствии с понятием. Целью же подобных предсказаний является предвидеть строй человеческих жизненных условий, и если возможно, и влиять на него. Вся культура возможна лишь на основании подобного предвосхищающего знания; весь прогресс состоит в нахождении или выработке средств влияния на предвиденные события в направлении расцвета человеческой жизни.

Данные нами определения относятся в одинаковой мере как к естественным наукам, так и к гуманитарным, хотя у последних они нередко почти совершенно исчезают под слоем второстепенных явлений. Особенно резко это заметно на теологии и юриспруденции. Здесь предвидение выливается в форме норм и законов, стремящихся вперед урегулировать будущие, ожидаемые на основании известных обстоятельств, действия людей. Возможные отступления от этих предвосхищающих установлений по возможности задерживаются тем, что устанавливается их наказуемость.

Наиболее существенный момент различия, поведший к этому кардинальному разделению, заключается в том факте, что за явлениями природы мы не признаем той свободы, которую мы приписываем человеческим действиям. Присвоит ли себе человек плоды, выросшие в саду его соседа, или нет, в сильной степени определяется психическими влияниями. Но нельзя предписать, чтоб сера была желтой или голубой, а приходится брать как данное, что она желтая. Упомянутые моральные и правовые правила были известны раньше, чем была отмечена широкая закономерность в явлениях природы; поэтому перенесли понятие закона с правовых отношений на природные и назвали совпадения, служащие поводом к образованию понятий, законами природы.

Естественнонаучное образование понятий и законов покоится на таких духовных операциях, которые в глазах прежней логики обладали небольшой ценностью. Основание создается неизбежно неполной индукцией при помощи простого перечисления, а применение покоится на заключении по аналогии: если до сих пор известные своеобразия были связаны между собой, то они, вероятно, и впредь будут связаны между собой. Если мы заключаем: все люди смертны; Кай – человек, значит, Кай смертен, – то верхняя предпосылка покоится на неполной индукции. Многие из известных доселе людей умерли. Правда, еще живы многие другие существа, у которых с умершими общие свойства, на основании которых мы их называем людьми, но они не умерли. Так как мы до сих пор убедились на опыте, что подобные существа по достижении возраста 70, 80, 90, редко больше лет обыкновенно умирают, то мы допускаем относительно еще неумерших (среди которых находится и Кай), что по достижении такого возраста они также умрут. Это – неполная индукция, связанная с заключением по аналогии.

Неправильно поэтому считать подобные заключения аналитическими, т. е. такими, которые содержат нечто такое, что уже дано в содержании верхней предпосылки. Что Кай смертен, т. е. умрет, является утверждением, истинность которого не устанавливается ни большим, ни маленьким членом; никакая логика не может помешать ему остаться в живых, если он случайно изобретет жизненный эликсир и не будет иметь поводов к отказу от жизни. Заключение это, наоборот, синтетическое', оно сводится к утверждению, что Кай, наряду со своими доказанными человеческими свойствами, обладает еще недоказанным свойством смертности, и это заключение несомненно выходит за рамки того, что мы фактически знаем о Кае – пока он жив.

Совершенно такова природа всех естественнонаучных законов. Когда мы говорим: сера горюча, то мы этим утверждаем, что материал желтого цвета, плотность которого равняется двум, кристаллизующийся в ромбическую систему с определенным соотношением осей, не проводящий электричества и т. д. – что такой материал при нагревании в воздухе превращается в газ, давая при этом пламя. Мы это всегда находили и поэтому допускаем, что и в настоящем случае, и в будущем оно будет иметь место. Точно такое же рассуждение приложимо ко всякому другому закону природы, и мы, таким образом, приходим к следующему общему заключению: всякое установление какого-нибудь закона природы предполагает превышение опыта. Дело в том, что когда мы пытаемся оставаться в рамках опыта и говорим, например: вчера шел дождь, то мы этим выражаем не закон природы, а единичный факт. Если мы выражение закона природы строго приурочиваем к имеющемуся опыту и говорим, например, так: до сих пор все материалы, отличавшиеся свойствами серы, оказывались горючими, то мы скоро убеждаемся, что это сообщение для нас не имеет никакого значения. Что нам хочется знать, так это окажется ли подобный материал горючим теперь, завтра или когда-нибудь в будущем. И мы снова очутились у своей исходной точки: наука существует для предсказывания. Но вместе с тем мы видим, что всякое пророчество неизбежно является выхождением за рамки возможного опыта. Так как мы знаем только прошлое, то о будущем мы неизбежно должны утверждать нечто большее, чем достоверно нам известное. При этом мы совершенно не говорим о неуверенности, связанной со всяким воспоминанием или прошлым опытом. Она только увеличивает неуверенность научных утверждений. Эта неуверенность характеризует и текучие границы, отделяющие естествоведение от натурфилософии.

Но в неуверенности, сопряженной с различными научными предсказаниями, существуют очень значительные различия, обусловленные пропорциональным отношением между количеством сбывающихся предсказаний и несбывающихся. Вероятность наступления высчитанных вперед солнечных и лунных затмений почти не отличается от уверенности, между тем как предсказания погоды хотя бы на три дня вперед уже содержат массу неправильных пророчеств, даже в том случае, когда они добыты при помощи целого научного аппарата метеорологического института. Если мы под этим углом зрения исследуем, к какой группе принадлежат высказывания естествоведения, а к какой – высказывания натурфилософии, то полученный нами ответ несомненно будет гласить так: натурфилософские высказывания неуверенные, ибо уверенные входят в состав науки.

Таким образом, первым отличительным признаком натурфилософии будет то, что она занята разработкой менее известных областей естествоведения. Эта характеристика не исчерпывает, однако, ее понятия. Так, например, метеорологию, несмотря на ее неуверенность, не причисляют к натурфилософии. Стало быть, должен существовать другой, более существенный признак.

Каков он, мы узнаем, когда обратимся к высказываниям греческих натурфилософов. Центральное положение Фалеса: все возникло из воды. Остальные натурфилософы того времени отличаются от своего предтечи не постановкой вопроса, а ответом на него. Печатью резко выраженной неуверенности отмечены все эти ответы, но они отличаются еще и другим признаком, а именно признаком очень широкой всеобщности высказывания.

Это – второй, более существенный признак натурфилософии: она занимается высказываниями самого общего свойства и естественнонаучного характера. Нам придется поэтому заняться исследованием вопроса о том, какое влияние оказывает всеобщность ее естественнонаучного высказывания на степень его уверенности. Поскольку такие высказывания считаются точными, их обычно причисляют к естественной науке, поскольку они не точны – их причисляют к натурфилософии. Текучая природа различия между большей или меньшей уверенностью соответствует такой же природе демаркационной линии, отделяющей естествоведение от натурфилософии.