Голубое и черное - Панов Николай Николаевич - Страница 11
- Предыдущая
- 11/49
- Следующая
Командир сел за стол.
— А из пистолета умеете стрелять? На каком расстоянии поражаете мишень?
— Из пистолета не приходилось стрелять, — глухо оказал боцман. — Из пулемета на корабле огонь вел.
— Так вот, научитесь стрелять из пистолета «ТТ», из нагана, и из немецкого маузера и из парабеллума, из кольта, браунинга и из вальтера. В общем, изучите все системы ручного оружия, которые вам встретиться могут. Гранату метать приходилось?
Не приходилось, товарищ командир, — еще глуше сказал Агеев.
Так вот, освоите метание гранаты — стоя, лежа, сидя, через голову, из всех положений. Изучите все системы гранат: и ефку нашу, как ее бойцы называют, и гранату мильса, и немецкую на деревянной ручке. Сдадите испытание по метанию гранаты на «отлично». Знаете, как у нас говорят: «Прожиточный минимум для разведчика в походе — гранат четыре штуки, кинжал и пистолет».
Командир вынул из кожаных ножен, любовно держал в руке блестящий клинок, с гладкой рукояткой, с отточенным на славу (это даже со своего места увидел Агеев) лезвием.
— Похоже, из немецкого штыка сделан? — сказал боцман.
Из трофейного оружия. Производство наших умельцев. Таким вот кинжалом владеть, вероятно, не умеете тоже?
Ножом пырнуть — хитрость небольшая, — горько откликнулся боцман.
Не пырнуть ножом, а владеть им так, чтобы он при случае пистолет заменил, — сказал Людов. — Если останетесь у нас, получите на вооружение персональный походный нож, как каждый в отряде. Обращению с ним вас Матвей Григорьевич Кувардин обучит, тот, который вас с пирса привел. Великий он в этом деле мастер. Умеет бросать кинжал так, чтобы за десять — пятнадцать шагов поразить насмерть врага. Ну а еще, конечно, должны вы освоить бег с препятствиями, прыжки в длину и высоту. Должны научиться часами оставаться в застывшем положении, чтобы враг вас за камень принял. Вот если согласны изучить все это, а вместе о тем помочь вашими знаниями нам, тогда будете желанным товарищем в отряде.
— Товарищ командир, — взмолился боцман, — Да ведь я сейчас воевать должен, а не учиться! Пока я всю эту премудрость пройду, пожалуй, война кончится. А мне за товарищей мстить нужно. — Он перевел дух, поднялся со стула: — Я клятву дал в полуэкипаже — шестьдесят врагов собственноручно убить.
— Шестьдесят врагов? —переспросил Людов.
— Так точно. Втрое больше, чем они матросов на моем родном «Тумане» огубили.
Опустил руку в карман бушлата, вынул рывком новенькую трубку с наборным цветным мундштуком к темно-красной чашечкой для табака.
— Вот эта трубка мне от убитого друга Петра Никонова осталась. Поклялся я сделать на ней шестьдесят зарубок. А пока ни одной еще нет.
— Пока окончится война, успеете сделать свои зарубки, — по-прежнему тихо, но очень торжественно сказал Людов. Подошел к боцману вплотную, невесомо положил на его забинтованную кисть свои тонкие, смуглые пальцы. — Только если не изучите все, о чем говорю, может быть, и погибнете с честью, а клятву не выполните и наполовину. Еще долго придется нам воевать до полной победы. Поверьте мне, старшина!
Он глядел Агееву прямо в лицо своим глубоким, не затемняемым стеклами очков, настойчивым взглядом, и боцман не опускал желтоватых, ярких глаз.
— Так обещаете, Сергей Никитич, выполнить все, о чем говорю, чтобы послужить Родине, полностью отомстить за погибших друзей?
За окном завыла сирена: сигнал воздушной тревоги.
— Обещаю, товарищ командир. Нерушимое матросское слово даю, — сказал Агеев…
Для постороннего взгляда, подразделение, расквартированное в двухэтажном доме возле ущелья, вело обычную жизнь учебного отряда. Каждый день с утра бойцы вьбегали на зарядку, маршировали к камбузу на завтрак, потом занимались в классах, с трудом втиснув свои могучие тела между сиденьями и крышками детских парт, или уходили группами в окружающие город сопки…
Но никто из посторонних не видел, как сперва летними светлыми ночами, а потом под покровом осенней, дождливой мглы то одна, то другая группа вооруженных до зубов людей уходила от здания школы к недалекому "морскому берегу, где дожидался их или торпедный катер, или катер-охотник, а иногда и закопченный, низкобортный, оснащенный заплатанными парусами норвежский рыбачий бот.
Разведчики уплывали в ночь, брали курс к норвежскому берегу, оккупированному врагом, а через суткидругие возвращались обратно. И подчас с катера или с бота сходило меньше людей, чем ушло в бой. Кто-то навсегда оставался в сопках, схороненный друзьями среди мшистых береговых камней.
Но иногда на пирс главной североморской базы поднималось больше людей, чем отправлялось в разведку.
У некоторых из сошедших на берег были завязаны плотно глаза, закинуты за спину руки. На них была темносерая форма егерей корпуса «Великая Германия». На высоких кепи пленников желтели жестяные цветки эдельвейса, на их куртках звенели кресты и медали за победы в Норвегии и на Крите.
И боцман Агеев ходил уже не раз в эти ночные походы, обвешанный оружием, с кинжалом у пояса и заветной необкуренной трубкой в кармане стеганых штанов. Об одном из этих походов довелось мне вспомнить в нью-йоркском баре «Бьюти оф Чикаго».
- Предыдущая
- 11/49
- Следующая
