Подозрительные обстоятельства - Квентин Патрик - Страница 16

Вряд ли можно себе представить еще одну пятерку столь же ошарашенных людей, какими оказались мы. Первой опомнилась Пэм.

— Но, Анни… Что? Почему?

— Почему? А разве не ты первопричина? Не ты ли кричишь и стонешь на всех перекрестках о деньгах! «Анни, почему ты не думаешь о своей карьере? Анни, почему ты…» Анни то, Анни се… Если уж ты, так жаждешь денег, вспомни, что время — деньги! Помнишь, однажды ты заговорила со мной, когда все мои мысли были заняты бедняжкой Нормой? Конечно, тогда я ничего не могла предпринять, но сейчас Норма больше не нуждается в моей помощи, и я могу подумать о тебе. Бедняжка Пэм, подумала я, стыдно, что она вынуждена так беспокоиться обо всем… Надеюсь, теперь ты воспрянешь после стольких лет рабства.

Мать замолчала, разглядывая свои руки. Потом улыбнулась и продолжила:

— Итак, я освободилась от всех обязанностей и предприняла некоторые шаги. Стоит ли корпеть в кино, подумала я, когда моя первейшая обязанность помочь близким обрести себя? Вот почему я отправилась в Лас-Вегас и поговорила с божественным Стивом Адриано, у которого крестила дочь.

Пэм издала невнятный звук.

— Милый Стив! Он посчитал мою идею грандиозной. Грандиозной! Программа будет называться «Анни Руд и ее семья». Я буду петь, танцевать, делать еще уйму разных вещей. Вполне естественно, что звездой буду я, но и вам отводится вполне достойная роль. Это будет великолепно! Небольшое гимнастическое выступление шофера — не обижайся, Джино, — затем трюки моего секретаря с Траем, танцы мальчика и девочки — моего сына и помощницы моего секретаря, — и в заключение тирольские песенки, которые будем исполнять мы с дядей Гансом. По мнению Стива, публика ахнет. Само собой, нам не следует торопиться с выступлениями. Но и медлить нельзя! Сегодня я связалась с Билли Крофтом, он обещал подготовить программу. Этот человек — настоящий гений. Он поклялся, что на следующей неделе все будет готово, и даже предложил первые десять дней руководить нами. Мать вздохнула.

— Естественно, надо подумать о моих нарядах. Придется слетать в Париж. Не могу сказать, чтобы мне этого хотелось, но месье Бальман никогда не простит, если я стану одеваться у кого-нибудь другого. Он прелесть. Не сомневаюсь, что если мы приложим усилия, то через шесть недель будем готовы.

Она с улыбкой посмотрела на Пэм.

— Как по-твоему, дорогая, шести недель хватит? Я очень надеюсь на это, потому что Стив чуть ли не на коленях умолял меня начать наши выступления в «Тамбер-лёне» 15 июня. Он предлагал контракт, но вряд ли я смогу долго оставаться там. Максимум на три недели, сказала я. Правда, когда Ронни предложил мне сыграть главную роль в его новом фильме, я связалась со Стивом и объяснила, что все откладывается. Но сейчас я позвонила ему, и он страшно обрадовался. Итак, выступление назначено на 15 июня.

Мать вновь обратила свой взгляд на Пэм.

— Сорок пять тысяч долларов в неделю! Этого для нас достаточно, дорогая? Признаться, я очень рассчитываю на тебя. Ты так беспокоилась все это время, однако, в ту пору все наши мысли были направлены на бедняжку Норму.

Понемногу я оправился от первого потрясения. Ну, разве не гениально?! И после того, что ей довелось вынести на похоронах Нормы! Выходит, в идее матери и кроется причина моего срочного вызова из Парижа! Этим же, видимо, объясняется ее явная благосклонность к Прелести. Ей нужна танцовщица. К тому же рыжеволосая и зеленоглазая, чтобы удержать меня дома!. Во мне на миг вспыхнул гнев, но я сдержался и подумал: «Мать спланировала все это задолго до того, как умерла Норма. Причем не только спланировала, но и связалась со Стивом Адриано, которому принадлежит половина увеселительных заведений Лас-Вегаса и с Билли Крафтом, способным ловко лепить разного рода программы. Значит, наши с Прелестью подозрения несправедливы. Вся эта история с возобновлением карьеры Нормы в качестве кинозвезды — всего лишь забота старой подруги. Мать так же жаждала играть роль Нинон де Ланкло, как, к примеру, заболеть краснухой. Она не толкала Норму с лестницы. Не могла толкнуть. Не могла даже помыслить об этом».

Теплая волна успокоения охватила меня. Я посмотрел на Прелесть. Наши взгляды встретились, и я понял, что она разделяет мои чувства. Во мне понемногу крепла мысль, что в Париж я больше не вернусь. В самом деле, кому нужен этот Париж? Кто, черт возьми, должен думать о падениях, отпечатках собачьих лап, об анонимных письмах?

Общество «В защиту Анни Руд — убийцы» можно распустить.

Выйдя из оцепенения, Пэм, Джино, дядя Ганс и Ронни разом заговорили. Но мать знала, как с ними справиться.

— А ну, марш на кухню! Заболтались мы с вами, пора ужинать.

Она направилась к выходу, но у двери остановилась.

— А эти статьи. Прелесть, мы допишем потом. Впрочем, убери их. Вряд ли они нам понадобятся.

Итак, делу Нормы Дилэйни пришел конец. По крайней мере, я на это надеялся. Да и вообще, у нас просто не было времени на размышления. Мать основательно впрягла нас в работу: мы не только брали уроки танцев, но и утрясали программу с Билли Крафтом и занимались еще бог знает чем. Мать отправилась в Париж заказать себе туалеты, однако передышки это не дало: в ее отсутствие нас крепко держал в руках Билли. Впрочем, она вернулась быстрее, чем мы рассчитывали.

Должен признаться, замысел Билли Крафта нас увлек. Это была комедия, в которой главенствующая роль отводилась тирольским песням. Разумеется, примадонной была мать. Она пела, танцевала, переодевалась, выступала с клоунадой и, самое главное, заразила всех нас, даже дядю Ганса, своим энтузиазмом. Но я, вероятно, по своей природе больше всего любил бить баклуши, и все это мне не нравилось.

Во всяком случае, мне не нравилось все, кроме Прелести. К сожалению, и она заразилась всеобщим энтузиазмом, и осмелилась пару раз возразить Билли Крафту. Она даже настояла на своем, и в результате номер стал более остроумным,

Мне кажется, я похудел, но не столько из-за репетиций, сколько из-за Прелести. Письмо Монике так и осталось недописанным. Правда, к концу третьей недели после упомянутых событий я снова к нему вернулся. После изнурительных занятий каждый мускул моего тела молил об отдыхе. Меня вдруг охватила тоска, и я под влиянием минуты написал Монике письмо, где выражал надежду встретиться.

Утром письмо нашла мать. Когда я подошел к ней поздороваться, она крутила его в руке. — Моника Алан? Кто такая?

— Обыкновенная девушка.

— А! Помню. Твое небольшое парижское приключение! Я было подумал, что она начнет отчитывать меня, но мать лишь задумчиво улыбнулась.

— Значит, умница Прелесть не сумела полностью захватить тебя. Бывает. В девятнадцать лет это не страшно. Порхай от цветка к цветку. — Она вздохнула, вероятно, вспомнив собственную молодость, и снова приняла генеральский вид. — Ники, вчера вечером мне следовало отругать тебя. Когда я пою тирольскую песенку, дорогой, не изображай, ради бога, на лице страдания.

По замыслу Билли, Трай обязан хранить молчание во время песни дяди Ганса, и лаять что есть сил, когда петь начнет мать. Первое время мне нравилась эта идея. Более того, я сам бессознательно следовал ей. Но с тех пор, как Билли уехал и бразды правления захватила мать, номер претерпел изменения. Теперь Трай не лаял, а в экстазе крутился у наших ног.

— Улыбайся, Ники, у тебя такие красивые зубы. Широкая улыбка всегда выручает.

— Хорошо, мама.

Она снова взглянула на письмо.

— Моника Алан, — пробормотала она. — Хорошее имя. Напевая, она направилась к телефону и стала звонить Стиву Адриано, скрывающемуся в таинственных глубинах Лас-Вегаса и редко выходящему на поверхность.

Все это время мы не забывали о новом фильме Ронни, отошедшем на задний план в связи с операцией «Лас-Вегас», и о самом Ронни, который вел себя тише воды ниже травы. Мать едва удостаивала вниманием фотографии и статьи в газетах, где писали о Сильвии Ла-Мани, зато с удвоенным интересом читала все, что относилось к программе «Анни Руд и ее семья».