Побег к смерти - Квентин Патрик - Страница 7
- Предыдущая
- 7/45
- Следующая
— Птицы на дорогах. Ожидают своих возлюбленных.
— Да, — сказал я.
Потом, засыпая, начала бормотать нечто совсем невразумительное:
— Жанна д'Арк короновала его в тысяча четыреста шестьдесят втором году.
— Кого короновала? — спросил я.
Она опять вздохнула:
— Моего дядю.
— Вероятно, это ему очень приятно.
— Конечно. Новая Жанна дАрк, — прошептала она. — Только никому не говорите. Никогда. Это секрет.
— О'кей.
— Обещаете?
— Обещаю.
— Чудесно. Спокойной ночи, милый принц. И пусть над вами витают ангелы.
Слова превратились в удовлетворенную воркотню. Тарабарщина прекратилась. Я был уверен, что она уже уснула. Она была достаточно молода, чтобы засыпать так быстро и беспечно, как животные.
Вскоре я тоже заснул.
Глава 4
Я проснулся от того, что меня трясли за плечо. В окно вливался яркий солнечный свет. Москитная сетка моей кровати была откинута, около меня стояла Дебора в белой пижаме.
— Вас ужасно трудно разбудить, — сказала она. — Уже почти семь.
Я взглянул на нее и вспомнил и ее. и все с ней связанное.
— Развалины, — сказала она. — Вы обещали мне встать пораньше, до того, как туда отправится экскурсия.
— Отлично
— Я пойду в свою комнату, оденусь. Вы будете готовы к тому времени?
— Думаю, что да.
Она посмотрела на меня.
— Вы всегда по утрам в таком скверном настроении?
— В конце концов, чья это комната? — спросил я.
— Извините, — сказана она. — Меньше всего мне хотелось бы сейчас разозлить вас.
Она ушла, спокойно хлопнув дверью, ничуть не смущаясь тем, что могут увидеть, как она выходит из моей комнаты. Я встал и умылся. Боль от ожога почти совсем прошла. Когда я уже заканчивал одеваться, вошла Дебора. На ней был серебристо-серый костюм, а под мышкой все та же красная сумочка. В это утро она выглядела удивительно свежей.
— Пошли, — сказала она. — Пока еще никого не видно.
Мы вышли в сад. Я запер за собой дверь. За апельсиновыми деревьями и виноградником, переливающимся ярко-красными и бурыми красками, в лучах утреннего солнца сверкало главное здание гостиницы. Терраса была пуста.
— Начнем с большой пирамиды, — сказала она. — Я отлично знаю это место, так хорошо, как будто я здесь родилась. Папа буквально прозвенел мне все уши рассказами об этих местах.
Мы вышли из ворот гостиницы на дорогу, где стояли наши машины. Дебора была необычно оживленной. Я полностью отказался от всяких попыток понять причины смены ее настроений.
В нескольких сотнях футов вниз по дороге в джунглях показался массивный силуэт большой пирамиды, которую мы видели вчера ночью. Зловещий характер, который придавала ей ночь, исчез, но величие осталось — серое, холодное, отталкивающее.
Мы подошли к постепенно затягивающимся землей развалинам майанских построек. И здесь никаких признаков жизни, за исключением желтого смирного на вид пса, который сначала посмотрел на нас как-то искоса, а потом покорно поплелся вслед за нами. Мы вошли в ворота железной изгороди и очутились на арене, покрытой сухой жесткой травой, усеянной желтыми точечками цветов. Тропинка, идущая вокруг огромных кустов, привела нас прямо к основанию пирамиды. Вокруг нас, замыкая со всех сторон арену, стояли огромные разрушенные дворцы.
Но это не те развалины, к которым я приходил ночью. Те находились с другой стороны гостиницы. Дебора рассказывала мне об отдельных зданиях: вот длинные массивные стены священного двора с развалинами храма Тигров. Вот храм Черепов. Гробница Чакмула — великого Бога дождя, который держал судьбы майанской расы в своих жаждущих жертвенной крови руках. А сзади огромный храм Воинов, окруженный остатками тысячи каменных колонн, которые в свое время обрамляли площадь.
Дебора объяснила мне мистическую связь между количеством площадок и ступеней в гигантской пирамиде и майанским календарем. Я только наполовину прислушивался к ее словам. Меня буквально приводил в ужас тот факт, что такая величественная цивилизация была полностью поглощена джунглями. Вокруг нас порхали бабочки всевозможных оттенков и форм. Огромная белая цапля показалась на фоне голубого неба над храмом Воинов и исчезла.
Мы пошли по священному двору. Желтый пес робко тащился за нами. По крутым ступеням мы взобрались на площадку храма Тигров и посмотрели оттуда вниз на общую панораму двора. Стены двора были покрыты искусно выполненными панелями с изображением обрядовых сцен. Посередине каждой стены сверху было приделано огромное каменное кольцо.
Пес взобрался вместе с нами и теперь стоял на почтительном расстоянии, слегка помаргивая и почесываясь.
Мы пришли к храму Воинов. Поднялись на вершину, где две огромные каменные змеи — их хвосты развевались в воздухе, а злые морды приникли к подножию статуи — стояли часовыми перед каменным изображением самого Чакмула. Он сидел, повернув голову в сторону пирамиды, и держал в руках блюда, готовый принять жертвенное человеческое сердце.
Ощущение надвигающейся беды, охватившее меня вчера ночью, снова возвращалось.
Окружавшие нас стены были украшены скульптурными лицами Чакмула с традиционным носом, увеличенным до размеров огромного крючковатого хобота, который торчал со всех каменных стен. И вдруг меня охватил ужас перед чудовищной глупостью этой мертвой религии и мрачной извращенностью культа, при котором специально выращивали детей в клетках, откармливали их до такой степени, чтобы они могли удовлетворить жажду жертвенной крови этого безглавого Бога, сделанного из извести и больной фантазии.
Из-за угла показался желтый пес, посмотрел на нас, слегка прижав уши, потом прошел мимо каменных змей, обнюхал каменные ягодицы Чакмула и приподнял на него заднюю ногу.
Мне сразу стало веселее. Стоявшая рядом со мной Дебора посмотрела на часы.
— Пойдемте к сеноту. В свое время папа считался экспертом по сеноту. Он убьет меня, если я ничего не расскажу ему о нем.
Сначала мы подошли к большому жертвенному столу. Вокруг него росли прелестные маленькие желтые цветы. Я подумал: интересно, как они чувствовали себя, когда с алтаря на землю стекали капли крови? А может быть, именно поэтому они росли здесь? Может быть, эти цветы любят кровь?
— А что такое «сенот»? — спросил я.
— Естественный источник, или озеро, которых здесь вообще-то очень много. Но это один из самых знаменитых в Юкатане. Священный источник. Со всей округи за несколько миль приходили сюда принцы и бросали в него драгоценные камни, мужчин и девушек. Особенно девушек. Вечно бросали девушек.
Мы спустились вниз, прошли мимо полуразрушенных колонн, окружавших большую площадь, и вышли на равнину.
— Это там, к северу от пирамиды, — указала Дебора. — В джунглях. Там. Вероятно, вот эта тропинка ведет туда.
Мы пересекли открытую поляну и свернули на узкую тропинку, идущую в самое сердце джунглей. В этом месте джунгли отличались исключительно бурной растительностью, как будто они набирали здесь силы, чтобы продвинуться вперед и покрыть собою все развалины. Бабочки — теперь огромные, с острыми оранжевыми крыльями — порхали кругом. Поперек тропинки в полном боевом порядке маршировала огромная армия воинственных муравьев. Мы все больше углублялись в джунгли, а вокруг нас кричали и заливались смехом, похожим на звук металлического колокольчика, какие-то неизвестные птицы.
Тропинка становилась более широкой и наконец вывела нас на поляну. Груда разбитых камней — вот все, что осталось от стоявшего здесь когда-то храма.
Мы прошли к сеноту жертвоприношений, озеру жертвоприношений.
Мне этот сенот показался самым чудовищным из всех ужасов древности, может быть, потому, что создан он был природой, но в полном соответствии с угрюмой майанской архитектурой.
Мы стояли перед круглой воронкой, кратером, примерно сто пятьдесят футов в диаметре, — зияющей дырой, как будто в этом месте провалилась поверхность земли. Я подошел к самому краю. Стены воронки — белые, зазубренные, кое-где заросшие папоротником и случайно попавшим сюда кустарником, — круто, буквально отвесно, спускались вниз примерно на восемьдесят футов, к зеленым, спокойным водам. Солнечный свет, пробивающийся сквозь нависающие деревья, оставлял на воде таинственные золотистые узоры.
- Предыдущая
- 7/45
- Следующая