Власть молнии - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 25
- Предыдущая
- 25/115
- Следующая
Старик усмехнулся. Как истолковал это проявление эмоций Квейд, осталось невыясненным, потому что сидевший на носу баржи слуга вдруг заорал:
– Замок! За-амо-ок!
Все обернулись в ту сторону, куда он показывал. Начальник каравана сказал:
– А вот и княжеская резиденция, почтенный. Не сомневаюсь, его светлость будет рад принять столь доблестных и отважных гостей.
Пеменхат также принялся смотреть на берег. Прямо по курсу река делала крутой поворот, но пока что кроме пегих лошадей-тяжеловозов, к которым от носа баржи тянулся буксирный канат, на заросшем буйной растительностью берегу не было видно ничего примечательного. Однако минуту спустя в зелёной ширме деревьев образовался разрыв, и в нём медленно, как на движущейся картинке у бродячего шарманщика, возник силуэт величественного замка, возвышающегося над самой водой на вершине одинокого утёса. Старик залюбовался было этой идиллической картиной: высокие белокаменные стены с зубцами, над которыми выглядывают крыши крытых красно-оранжевой черепицей построек и вздымается к небу толстенная башня; от стен по склону холма разбегаются домишки, точно овцы, мирно пощипывающие травку под надзором пастуха с высокой клюкой; море зелени над прохладной, слегка желтоватой водой… И уже вспомнилась Пеменхату пастушеская молодость, события, происшедшие словно бы и не с ним, а с каким-то совершенно другим человеком, и лишь по досадному недоразумению запечатлевшиеся в его мозгу… А другим краешком сознания он с удовлетворением отметил, что позиция для постройки выбрана наилучшим образом, башня господствует над местностью, да ещё с юго-востока река, обрыв, не подступишься… Как вслед за тем вдруг сообразил, что и одинокий утёс, и быстрая, холодная, слегка мутноватая вода реки – всё это предвестники гор на юге. Ральярг, таинственный край проклятых колдунов, откуда не возвращался живым ни один смертный, был где-то здесь, под самым боком.
Настроение у Пеменхата вновь испортилось, и он осведомился с кислым видом:
– А что, горы близко?
– Горы? – казалось, начальник каравана был изумлён вопросом. – Да не очень-то далеко… А что, почтеннейший? На кой чёрт сдались тебе эти горы? Какое тебе до них, собственно, дело?
«Ты про то лучше Карсидара спроси», – едва не ляпнул Пеменхат, но вовремя сдержался.
Было несколько вещей, о которых они условились молчать. Например, Карсидара ни за что не следовало называть по имени. Слава о нём гремела по всему Орфетанскому краю, и её отголоски вполне могли выйти за его пределы, так что лучше не рисковать. И Читрадриву они договорились именовать лишь кратко: «Дрив», – дабы никто не заподозрил, что он на самом деле гандзак. То же относилось и к цели экспедиции: ну, путешествуют себе трое взрослых и один ребёнок; ну, развлекаются таким незамысловатым образом. И всё. А если бы Пеменхат произнёс сейчас сакраментальную фразу, он нарушил бы уговор. Этого только не хватало!
– Да так… просто спросил. Слышал, что где-то здесь горы начинаются, вот и стало любопытно. Видишь ли, я в горах ни разу не бывал, дай, думаю, спрошу, авось удастся прогуляться.
Неизвестно, поверил ли ему начальник каравана. Невооружённым глазом было видно, что это хитрая бестия, станет ли он верить в чужую ложь, скроенную быстро и неумело. Однако Квейд напустил на себя невозмутимый вид и как ни в чём не бывало сказал:
– Ага. Горы, говоришь? Горы южнее, почтенный. Но ходить туда не советую. Плохие это горы. Место явно не для прогулки. Дикари там живут… и прочее. Хотя дикари немного западнее, но… зачем тебе лишние неприятности?
Пеменхат отвернулся и поджал толстую губу. В голове засел намёк Квейда: «и прочее…». Это самое прочее хуже всех дикарей на свете. Тоже, видать, дикое. А может, и свирепое. Но что хуже людей, это уж точно! Ничего себе перспектива…
Тем временем начальник каравана отошёл, поскольку путешествие по реке подходило к концу, и приближался ответственный момент выгрузки. Зато к Пеменхату приблизился Карсидар и прежде всего участливо спросил:
– Что, болит?
– Так, ноет, – ответил старик как можно бодрее. – Ерунда.
– Квейд говорит, что князь с удовольствием примет нас. Он настолько уверен в этом…
– Знаю, он и мне это постоянно втолковывает.
– Вот и отдохнёшь там пе…
Карсидар осёкся на полуслове, но Пеменхат угадал продолжение: «Отдохнёшь там перед тем, как мы двинемся дальше, в горы». Он буркнул:
– Отдохну, – и тоже замолчал.
– Недели тебе хватит? – спросил через несколько минут Карсидар, благоразумно не уточняя, на что именно должно хватить времени: то ли чтобы поправиться, то ли чтоб окончательно решиться на поход в колдовские горы.
– Так ты всё-таки идёшь? – спросил Пеменхат и добавил с горечью:
– Даже после того, что произошло!
– Иду. Раз мы почти добрались до Ральярга, нечего останавливаться на подходах и поворачивать вспять.
После этого оба замолчали. На барже царило оживление. Отрывисто ржали лошади, люди сновали взад и вперёд, перетаскивая грузы поближе к левому борту. А примерно посередине, у правого борта, скрестив руки на груди, застыл в величественной позе одинокий Читрадрива. Он не смотрел в их сторону, но Пеменхат не мог отделаться от мысли, что сейчас, в этот самый момент, гандзак делает нечто нехорошее. И знал наверняка, что и Карсидар думает о том же.
– Ну, ладно, я пойду готовиться к высадке. Ристо… он же не признаёт никого кроме меня. Ещё лягнёт их, если его попробуют повести на берег.
Пеменхат ничего не ответил. Карсидар не спеша направился на нос. Старик понял, что он действительно решил идти в Ральярг. Даже после всего, что случилось позавчера, во время пресловутой стычки с разбойниками.
…Вечером того же дня Карсидар улучил момент, когда около лежавшего у костра Пеменхата никого не было, подсел к нему и заговорил шёпотом. Во-первых, спросил, не видел ли он, как во время потасовки исчез Читрадрива. Честно сказать, Пеменхат не следил за гандзаком. Не до того ему было, совсем не до того. В самом деле, не станешь же ты наблюдать за всякими подозрительными типами, когда на тебя наседает полдюжины врагов… Но гандзак-то исчез! Вдобавок не один, а вместе с мальчишкой да с лошадьми, на которых они ехали. Ну, в этом как раз ничего странного не было. Точно такую же штуку Читрадрива отколол в объятом пламенем трактире на Нарбикской дороге. Это для него было раз плюнуть, стоило лишь схватить Сола за руку (а ехали они рядом) и поколдовать… Он же колдун! Хоть это и плохо, но нельзя не признать, что гандзак поступил весьма разумно, убрав с места нападения мальчишку. И старик ему за это даже благодарен. Молодец Читрадрива…
Однако Карсидар сообщил далее, что, во-вторых, гандзак расправился с разбойниками, которые пытались угнать лошадей. С теми самыми молодцами, которые сшибли Пеменхата. Причём любопытно, что если никто не видел, как он убил двух солдат герцога Торренкульского в осаждённом трактире, теперь свидетелем его действий был мальчишка. И оказалось, что Карсидар так и не сумел добиться от него связного рассказа о случившемся! Сол лишь широко открывал глазёнки да шептал: «Нет, мастер… Нет-нет! Не знаю. Стоило Дриву посмотреть в лицо разбойнику – и… жизнь уходила из него! А больше я ничего сказать не могу. И не спрашивайте…»
Оставалось сделать вывод, что колдовское искусство Читрадривы было столь ужасным, что мальчишка о чём-то умалчивал. Делал он это, разумеется, неумышленно, просто был шокирован происшедшим. А может, проклятый гандзак заколдовал беднягу?! Действительно, теперь Сол старался держаться подальше от Читрадривы. Он явно побаивался его. Хотя верно и то, что такие общеизвестные признаки порчи, как резкое похудание, сонливость, потливость, головокружение, тошнота и рвота, напрочь отсутствовали. Мальчишка был напуган, почти всё время молчал, но не более того.
«Я ему собственноручно башку оторву, если что случится с мальчиком…» – начал было ругаться старик, как тут Карсидар сообщил третье, возможно, наиболее странное и страшное обстоятельство: в самом конце драки у него сработала серьга. Впрочем, он не хлопнулся от этого в обморок, как тогда в трактире, а… выпустил стрелу из рукавного арбалета и свалил разбойника, готовившегося добить Пеменхата! Не успел старик и рта раскрыть, чтобы поблагодарить Карсидара за чудесное спасение, как тот добавил, что первым же вопросом Читрадривы после возвращения к месту потасовки был: «Как дела? Ты выстрелил?»
- Предыдущая
- 25/115
- Следующая
