Посмотри в глаза чудовищ. Гиперборейская чума - Лазарчук Андрей Геннадьевич - Страница 26

— Столько, сколько сможешь унести, — помрачнел он. — До некрасивого деревянного стула включительно.

Я присвистнул.

— И это вам всерьез угрожает?

Он кивнул:

— Да. Им нужен только повод.

— Знаете что, Билл: Как говорят в России, у вас своя свадьба, у нас своя.

— Вы, похоже, веселый народ. У нас то же самое говорят о похоронах.

— Так вот. Ваш вариант для меня не подходит: время. Я не имею права терять ни дня. Но если уж очень подопрет, то держитесь поближе ко мне. Я выведу вас с парохода незаметно.

— Да? — он посмотрел недоверчиво. — Не ходили ли вы в учениках у Гудини?

— Нет, — сказал я. — У нас были общие учителя, и я учился классом старше.

— Я сразу понял, что вы не простой парень, Ник, — сказал он. — Но что же наш хич-хайкер?

— Кто? — переспросил я.

— Парень, который упал с неба. Почему его здесь нет?

— Об этом мы спросим миссис Агату.

— Интересно, для чего этой болонке понадобились наши родители?

— Вы же сирота.

— Ник! — он жарко зашептал мне на ухо. — Я ей соврал. Да только я скорее сдамся копам, чем мой папаша узнает, что я вляпался в такой скандал!..

— Кто же он? Рокфеллер?

— Если бы Рокфеллер: Папаша мой — квакерский церковный староста, и у него самый большой кулак между Миссисипи и Миссури.

— Сочувствую вам, Билл. А вот меня в детстве ни разу не наказывали. — Врете вы, Ник, — сказал он и отвернулся. — А зачем врете…

— Мистер Карамазов! — голос Агаты ввинтился в ухо, как мелкий буравчик. — Подойдите ко мне, пожалуйста.

Я подчинился.

— Вы жили в тысяча девятьсот седьмом году в Париже?

Я-то жил, а вот жил ли Карамазов:

— Да, — ответил я на всякий случай.

— На улице Мари-Роз?

— Нет, — сказал я. — На бульваре Сен-Жермен.

— Но на улице Мари-Роз вы все-таки бывали?

— Не помню, — честно сказал я. — Может, и бывал. Столько лет прошло.

— Вот именно, — многозначительно сказала Агата, поднимая палец.

— Значит, мы ищем человека с улицы Мари-Роз?

— Допустим. Что вы о нем знаете?

— Ну… Недавно, например, я видел его в гробу.

— В чьем?

— Трудно сказать.

— Понятно: Скажите, мистер Карамазов, не просыпаетесь ли вы по ночам?

— Только если меня долго и тщательно будить.

— Ваша каюта по левому борту?

— Да, коль скоро у нее нечетный номер.

— Номер можно было и поменять, — сказала Агата раздумчиво. — Спасибо, мистер Карамазов, вы нам очень помогли. Профессор, теперь у меня вопрос к вам: вы курите?

— Да, — чуть удивленно отозвался Петр Демьянович.

— Русские сигареты с длинным мундштуком?..

Петр Демьянович принялся рассказывать про свои табачные пристрастия, а я тем временем перенес внимание на китайца. Он страшно нервничал, что никак не вязалось с пресловутой восточной невозмутимостью. Даже воздух, казалось, вздрагивал, касаясь его лица.

— Ник, вы так пристально уставились на этого чарли, будто он ваш давно потерянный брат-близнец, — сказал негромко Атсон.

— А вдруг так оно и есть? — сказал я. — Вот вы бы удивились, если бы выяснилось, что он — ваш брат?

— Я-то? — он хмыкнул и задумался. — Нет, нипочем. Потому что у моего папаши не только кулак самый большой между Миссисиппи и Миссури!

Но тут настала его очередь идти к доске.

— Мистер Атсон, вы не помните, легко ли вам давался в начальной школе французский язык?

— Мэм, — честно сказал Атсон, — если бы в нашей долбанной школе кто-нибудь, выжив из последних остатков своего быстро высыхающего от ветров и виски ума, вздумал преподавать французский язык, его бы тут же обмазали смолой, вываляли в перьях и на шесте вынесли из города. Так что я не могу достойно ответить на ваш вопрос. Может быть, и легко.

— Отлично, сказала Агата. — Так я и думала. А вот помните ли вы бой между Джеком Дэмпси по прозвищу «Кувалда» и Филом Маккузо в тысяча девятьсот двадцать третьем году, в феврале?

— Еще бы! Проклятый макаронник обошелся мне в две тысячи зеленых.

— Вы знали, что Джек накануне говорил, что это его последний бой и он намерен завязывать с этим долбанным боксом?

— Нет, конечно, — вздохнул Атсон. — Если б знал — поставил бы на него, что ли?

— Не факт, — сказала Агата. — Если он вам за эту ставку выкладывал десять тысяч!

— Откуда вы знаете? — Атсон вдруг набычился.

— Я профессионал, — сказала она. — А профессионалу нужно лишь дать немного поработать своим серым клеточкам.

— Тихарям, что ли?

— Дорогой мистер Атсон, — Агата наклонилась чуть вперед. — У нас с вами вот здесь, — она дотронулась до лба, — по семнадцати миллиардов очень маленьких тихарей. Серых клеточек. Когда я их пускаю по следу…

— Понял, — сказал Атсон и обмяк.

— Еще один вопрос: верите ли вы в то, что именно Сэм «Вонючка» Бьюкеннен замочил Голландца?

— Не знаю, мэм, что там всякие брехуны пишут в своих грязных бумажках, которые и на подтирку-то срамно использовать, и что копы чикагские вякают, а только вот вам мое слово — слабо ему.

— Слабо?

— Слабо, мэм.

— Спасибо, мистер Атсон, вы очень помогли нам. Мистер Чен, когда вы вчера гадали по «Книге перемен», какие триграммы выпали последними?..

Вопрос поверг китайца в полный ужас.

— Попался чарли, — выдохнул Атсон. — Слушате, Ник, она что — ведьма?

— Может быть, — сказал я. — Может быть, и ведьма…

В углу Петр Демьянович нервно курил.

Мы взяли еще по бокалу пива с неоскудевающего подноса.

— Если предполжить, что Вселенная имеет форму бублика, — сказал Петр Демьянович, — то мы, хотим того или нет, становимся способны получать любые ответы на любые, даже еще незаданные, вопросы.

Атсон был близок к обмороку.

— Фраернуться хотел, — сказал он горько. — Купил самый дорогой билет. Думал, тихая компания соберется. Без стрельбы. Да. Как же. Вот фраернулся-то…

— Леди и джентльмены, прошу внимания! — Агата постучала карандашом по бокалу. — Итак, в результате обследования места происшествия, анализа так называемого завещания и бесед с вами мне удалось составить полную картину преступления. Но начать мне придется издалека. Готовы ли вы слушать?

Прекрасно: Итак: та особа, которую мы знаем сегодня как виконтессу Луизу дю Трамбле, начинала свою блистательную карьеру на подмостках кабаре «Мулен-Руж» как Катрин Лануа. В возрасте тринадцати лет она убежала из кабаре с немолодым русским моряком и родила ему в России сына Николаса. Не выдержав, однако, северных холодов, она снова бежала, оставив безутешного моряка с младенцем. Это, кстати, безоговорочно подтверждают и триграмммы мистера Чена. В родной Франции она не задержалась, путь ее лежал дальше, в Новый Свет. Там она некоторое время работала на ферме в штате Айова, и хозяин фермы уделял ей, скажем так, несколько повышенное внимание.

Излишне повторять, что она бежала, оставив безутешного отца с младенцем Уильямом на руках:

Мое запястье сдавили железные пальцы Атсона. Боже мой, мне и самому вдруг стало не по себе.

— Прибыв в Рим, она смутила покой старого князя Поццо ди Борго и наградила его близнецами:

— Бастардо! — зашипели друг на друга братцы-итальянцы. — Басссстардо!

— …лежал в Германию. Мальчик Эрнст, сын известного промышленника, и девочка Марлен…

Я уже понял, чем все это кончится, и начал нашаривать за собой кресло. Ах, Агата, ах, белокурая бестия!..

— …в Россию под чужим именем. Вот я почему спрашивала вас об улице Мари-Роз, Николас.

— Да-да, конечно, — хрипло отозвался я. В ушах пульсировала кровь.

— …и далее — в иезуитскую миссию в Кантоне. Там путь ее надолго…

— Вы куда, Ник? — вздрогнул Атсон. — Не вздумайте только…

— …составила завещание, в котором все означенные суммы, драгоценности и земельные владения отходили к новоиспеченному супругу. Как нам удалось выяснить, супругом этим является…

— Билл, — тихо сказал я. — Крепитесь. Сейчас вы услышите по-настоящему сногсшибательную новость.