Выбери любимый жанр

Васек Трубачев и его товарищи - Осеева Валентина Александровна - Страница 22

Изменить размер шрифта:

– А я что? Что я? – сразу вскипел Трубачёв.

– Ты сказал, что у тебя всё в порядке, а сам…

– Что – сам? – подступил к нему Васёк.

На щеках у него от обиды расплылись красные пятна.

– Дисциплина! – крикнул кто-то из ребят. – А сами ещё всех подтягивают!

– И на девочек нападают, – пискнула Синицына.

– Молчите! – с бешенством крикнул Васёк и обернулся к Саше: – Говори, что я сделал?

– Мел не положил, вот что!

– Кто не положил?

– Ты! – бросил ему в лицо Саша. – Весь класс подвёл.

– Врёшь! – топнул ногой Васёк. – Я всё проверил, и всё было, – нечего на меня сваливать!

– Я не сваливаю. Я ещё больше отвечаю! Я староста!

– Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить! – выбрасывая из себя всю накопившуюся злобу, выкрикнул Васёк.

– Трубачёв! – сорвался с места Малютин.

– А-а, ты так… этим попрекаешь!.. – Саша поперхнулся словами и, сжав кулаки, двинулся на Васька. Тот боком подскочил к нему.

– Разойдись! Разойдись! – выпрыгнул откуда-то Одинцов.

Несколько ребят бросились между поссорившимися товарищами:

– Булгаков, отойди!

– Трубачёв, брось!

– Перестаньте! Перестаньте! – кричали девочки. Валя и Лида хватали за руки Трубачёва. Одинцов держал Сашу.

– Ты мне не товарищ больше! Я плевать на тебя хочу! – кричал через его плечо Саша.

– Староста! – презрительно бросил Васёк, отходя от него и расталкивая локтями собравшихся ребят. Пустите! Чего вы ещё?

Сева Малютин загородил ему дорогу:

– Трубачёв, так нельзя, ты виноват!

Васёк смерил его глазами и, схватив за плечо, отшвырнул прочь. Класс ахнул. Надя Глушкова заплакала.

Валя Степанова бросилась к Малютину.

Васёк хлопнул дверью.

Мазин и Русаков стояли молча в уголке класса.

Когда Трубачёв вышел, Мазин повернулся к Русакову и с размаху дал ему по шее.

– За что? – со слезами выкрикнул Русаков.

– Сам знаешь, – тяжело дыша, ответил Мазин.

Ребята удивлённо смотрели на них:

– Ещё драка!

Но Мазин уже выходил из класса, спокойно советуя следовавшему за ним Русакову:

– Не реви, хуже будет.

Глава 20

Как быть?

Одинцов и Саша шли вместе. Под ногами месился мокрый снег, набиваясь в разбухшие от сырости калоши. Саша шёл, не разбирая дороги, опустив голову и не глядя на товарища. Одинцов щёлкал испорченным замком своего портфеля и взволнованно говорил:

– Знаешь, он просто со зла, нечаянно… Он, может, этот мел в форточку выбросил, когда тряпку вытряхивал… И сам не знал… Да тут ещё ребята кричат. Ну, довели его до зла – он и сказал.

Одинцов перевёл дух и взглянул в упрямое лицо Саши.

– Вот и со мной бывает. Как разозлюсь в классе или дома – так и давай какие-нибудь глупости говорить, что попало, со зла. А потом самому стыдно. Да ещё бабушка скажет: «Ну, сел на свинью!» Это у неё поговорка такая.

Коля неловко засмеялся и, ободрённый Сашиным молчанием, продолжал:

– Это с каждым человеком бывает. А Трубачёв всё-таки наш товарищ.

Саша вскинул на него покрасневшие от обиды глаза:

– Товарищ? Да лучше б он меня по шее стукнул, понимаешь? А он мне такое сделал, что я… я… – Саша задохнулся от злобы и, заикаясь, добавил: – Ни-когда не прощу!

– Саша, ведь ему самому теперь стыдно, он сам мучится! – горячо сказал Одинцов. Саша вдруг остановился.

– А, ты за него, значит? – тихо и угрожающе спросил он в упор.

– Я не за него, – взволновался Одинцов, – я за вашу дружбу, за всех нас троих! Мы всегда вместе были. И на пруду ещё говорили…

– Ладно, дружите… А мне никакого пруда не надо. Мне и тебя, если так, не надо! – с горечью сказал Саша.

Голос у него дрогнул, он повернулся и, разбрызгивая мокрый снег, быстро зашагал к своему дому.

– Саша!

Одинцов догнал его уже у ворот:

– Саша! Я всё понимаю. Я за тебя… Мне только очень жалко…

– А мне не жалко! Мне ничего не жалко теперь! И хватит! – Саша кивнул головой и пошёл к дому.

Одинцов глубоко вздохнул, оглянулся и одиноко зашагал по улице.

«Пропала дружба… – грустно думал он, стараясь представить себе, как будут теперь держаться Трубачёв и Саша. А с кем я буду? Один или с каждым по отдельности?»

Одинцов не стоял за Трубачёва. Поступок Васька казался ему грубым и глупым.

«На весь класс товарища осрамил! „Староста с иголочкой! Тебе только сестричек нянчить!“ – с возмущением вспоминал он слова Трубачёва. – И как это ему в голову пришло? Ведь Саша не виноват, что у них детей много, ему и так трудно, размышлял он, шлёпая по лужам. – И ещё Малютина отшвырнул… Севка и так слабый…»

Коля Одинцов был растревожен. Дома он наскоро выучил уроки, весь вечер слонялся без дела и, ложась спать, вдруг вспомнил: «А ведь сегодня четверг. К субботе статью писать надо…»

Перед ним встал Васёк Трубачёв, с рыжим взъерошенным чубом на лбу, с красными пятнами на щеках.

«Я ведь о нём писать должен. Всё… Честно… И вся школа узнает… Митя… Учитель… – Одинцов нырнул под одеяло и накрылся с головой: – Не буду. На своего же товарища писать? Ни за что не буду!»

Он замотал головой и беспокойно заворочался. – Коленька, – окликнула его бабушка, – ты что вертишься, голубчик?

– У меня голова болит, – пожаловался ей мальчик.

– Голова? Уж не простудился ли?

Старушка порылась в деревянной шкатулке, подошла к кровати и пощупала Колин лоб:

– На-ко, аспиринчику глотни.

– Зачем? – отодвигая её руку с порошком, рассердился Коля. – Вечно ты, бабушка, с этим аспиринчиком! У меня, может, не то совсем.

– Да раз голова болит. Ведь аспирин – первое средство при всяком случае.

– Ну и лечи себя при всяком случае, а ко мне не приставай… Тебе хорошо – ты дома сидишь, а я целый день мотаюсь. Иди, иди! Я и так засну!

Он повернулся к стене и закрыл глаза. Перед ним опять встал Васёк Трубачёв. Потом стенгазета, перед ней кучка ребят и учитель.

«Совершенно точно и честно», – глядя на статью, говорит Сергей Николаевич.

«Одинцов никогда не врёт!» – кричат ребята.

«Не врёт… Мало ли что… Можно и не врать, а просто промолчать. Только вот Митя спросит, почему не написал, и ребята скажут: побоялся на своего дружка писать, а как про кого другого, так всё описывает… – Одинцов вздохнул. – Нет, я должен написать… всю правду».

Кровать заскрипела. Бабушка заглянула в комнату. Коля громко захрапел, как будто во сне.

«Какой же я пионер, если не напишу? – снова подумал он, прижимаясь к подушке горячей щекой. – Ведь меня выбрали для этого… А какой же я товарищ, если напишу?» – вдруг с ужасом ответил он себе и, сбросив одеяло, сел на кровати.

– Коленька, тебе чего?

– Дай аспиринчику, – жалобно сказал Коля.

Глава 21

Мал мала меньше

Когда Саша открыл дверь своего дома, на него пахнуло знакомым тёплым детским запахом, звонкая возня ребятишек неприятно оглушила его.

Он схватил за рубашонку играющего у порога Валерку:

– Куда лезешь? Пошёл отсюда!

Валерка сморщился и вытянул пухлые губы. Мать поспешно подхватила его на руки и тревожным взглядом окинула расстроенное лицо сына:

– Саша, Саша пришёл!

Ребятишки, отталкивая друг друга, бросились к Саше.

– Брысь! – сердито крикнул он и, заметив взгляд матери, с раздражением сказал: – И чего лезут! Домой прийти нельзя!

– Да они всегда так… радуются, – осторожно сказала мать.

– Виснут на шее! Как будто я верблюд какой-нибудь… ну, пошли от меня! – закричал он на сестрёнок.

– А мы без тебя играли. Знаешь как? – заглядывая ему в лицо и пряча что-то за спиной, сказала его любимица – Татка.

Саша молча отодвинул её в сторону и прошёл в комнату.

– Не троньте его, отойдите, – тихо сказала мать. – Играйте сами.

Саша бросил на стол книги и сел, стараясь не замечать внимательного взгляда матери. Этот взгляд тоже вызывал в нём раздражение: «Так и смотрит, всё знать ей надо…»