Принц Галлии - Авраменко Олег Евгеньевич - Страница 14

• Предыдущая
• 14/141
• Следующая

— Конечно, знает, — подтвердил Филипп. — Каждый свой день рождения я провожу здесь до самого вечера. К тому же Жакомо, безусловно, доложил Эрнану, что оставил тебя со мной.

— Значит, вскоре он должен приехать. — Луиза встала, подобрала с травы свое платье и встревожено огляделась вокруг, будто высматривая затаившегося в траве Эрнана. — А мне еще хотелось искупаться…

— Так иди купайся, — сказал Филипп. — Тебе нужно искупаться. А потом мы отправимся к Эрнану.

После некоторых колебаний Луиза согласно кивнула:

— Пожалуй, так я и сделаю.

Немного смущаясь, она принялась снимать с себя оставшуюся одежду. Филипп с восхищением глядел на нее и самодовольно улыбался. Он уже мужчина, мужчина с того самого мгновения, когда над озером раздался крик девушки, ставшей женщиной. И она довольна им как мужчиной. Еще бы…

Луиза разделась догола и вбежала в озеро. Она барахталась в воде, поднимая вокруг себя тучи брызг, охая и повизгивая от удовольствия.

Наблюдая за ней, Филипп не сразу заметил троих всадников, которые въехали на поляну и спешились в нескольких шагах от него. Это были Эрнан де Шатофьер, Гастон д’Альбре и еще один его друг — пятнадцатилетний Симон де Бигор, старший сын виконта де Бигора, одного из самых влиятельных гасконских вельмож, коннетабля Аквитании.

— Так, — мрачно произнес Эрнан, глядя то на Филиппа, то на спрятавшуюся по шею в воде Луизу. — Чуяло мое сердце, ничем хорошим это не кончится… Ну что ж, друг, прими мои поздравления… гм… с днем твоего рождения.

— И мои, — с ухмылкой добавил д’Альбре.

— Я тоже поздравляю тебя, — простодушно сказал Симон, не уловивший двусмысленности в словах Эрнана и Гастона.

— Благодарю вас, друзья, — смущенно пробормотал Филипп, а затем в полной растерянности ляпнул: — Ну, вот вы и приехали.

— Да, — кивнул Эрнан. — Приехали. И увидели.

Филипп еще больше смутился.

— Послушай, дружище, мне, право, неловко… Я очень сожалею…

— Ах, ты сожалеешь! — с неожиданной яростью рявкнул Шатофьер. — Он, видите ли, сожалеет! Как жаль, сказал волк, скушав овечку, и уронил скупую слезу над ее останками… Черт тебя подери, Филипп! Сестра моей покойной матери доверила мне свою дочь, и что же — на четвертый день ее соблазняет мой лучший друг, человек, который для меня как брат, чьей чести я без колебаний вверил бы невинность родной сестры… — Тут он осекся и искоса глянул на Гастона. — М-да, насчет невинности сестры я маленько загнул. И все же тебе следовало бы сперва подумать, как я к этому отнесусь — с циничным безразличием Гастона, которому глубоко наплевать, с кем спит Амелина, или…

— Прекрати, Эрнан! — резко оборвал его Филипп. — Прошу тебя, не горячись. Я признаю, что несколько поспешил, но пойми — я просто не мог ждать.

Эрнан недоуменно моргнул.

— Чего ждать?

— Свадьбы, разумеется.

В ответ на это заявление три пары глаз — голубые Гастона, кремнево-серые Эрнана и темно-карие Симона — в молчаливом изумлении уставились на него.

— Ну-ка повтори, что ты сказал, — сипло проговорил Эрнан.

— Я собираюсь жениться на твоей кузине, — невозмутимо ответил Филипп.

Эрнан не выдержал и зашелся громким кашлем.

— Друзья мои, — продолжал Филипп, почувствовав себя хозяином положения. — Боюсь, мы заставляем Луизу ждать. Давайте отойдем в сторонку и позволим ей выбраться из воды и одеться.

Не дожидаясь ответа, он подошел к берегу, где лежали его вещи, извлек из сумки полотенце, помахал им Луизе, затем положил его на груду ее одежды и вновь повернулся к друзьям.

— Пойдем, скорее!

Все четверо углубились в лес и шли до тех пор, пока поляна и озеро не скрылись за деревьями. Оказавшись на небольшой прогалине, Филипп присел на траву. Его примеру последовали остальные.

— Братишка, — первым заговорил Гастон. — Ты это серьезно?

— Да.

— Послушай, не глупи. Разве ты не понимаешь…

— Я все понимаю, Гастон. Я знаю, что делаю.

— Ты валяешь дурака, вот что ты делаешь! Это же курам на смех, черт возьми! Да и не только курам… Пойми, наконец, что она тебе не ровня. Не спорю, она чертовски хороша, с ней приятно позабавиться, но нельзя же из-за этого терять голову и забывать о своем предназначении. И о своем достоинстве.

Эрнан побагровел и заскрежетал зубами.

— Ну-ну, дружище, — произнес он, гневно сверкая глазами. — Полегче! Потрудись-ка выбирать выражения, когда говоришь о моей родне. Я не потерплю…

— Ой, прекрати, — отмахнулся Гастон. — Я, конечно, прошу прощения за излишнюю резкость, у меня даже в мыслях не было оскорблять твои родственные чувства, но ведь ты сам прекрасно понимаешь, что Филипп — не ты и не твой отец, и то, что позволено было вам, для него непростительно. Он не принадлежит самому себе, от его поступков зависит будущее многих людей, и он не вправе ставить его под угрозу из-за своих детских капризов.

— А теперь ты послушай меня, Гастон, — заговорил Филипп с металлом в голосе, сознавая, однако, что кузен совершенно прав, и оттого еще пуще злясь. — Сегодня тридцать первое мая, день моего совершеннолетия. Отныне я самостоятельный человек; твоя опека надо мной закончена. Я благодарен тебе за все, что ты для меня сделал. Ты всегда был и навсегда останешься моим другом и старшим братом. Я по-прежнему буду прислушиваться к твоим советам, но не позволю тебе помыкать мной. Я решил жениться на Луизе и женюсь. Мне очень жаль, что ты так решительно настроен против этого брака, я хотел бы ощущать поддержку с твоей стороны, но это не изменит моих планов. Надеюсь, я ясно выражаюсь?

Гастон обреченно вздохнул:

— Да уж, куда более… А что будет с Амелиной? Вдруг она беременна?

— Это исключено!

— Так-таки исключено? — не унимался кузен. — А если нет? Почто тебе знать?

Симон дернул его за рукав.

— Гастон, отдай за меня Амелину. Мои родители согласны.

Д’Альбре поморщился. Он слышал это предложение не раз и не дважды. Симон был просто помешан на Амелине, и это обстоятельство привносило в его дружбу с Филиппом элемент соперничества.

— Ну, и что мне с тобой делать? — произнес Гастон. — Видно, Сатана наконец прислушался к твоим молитвам… А вдруг окажется, что Амелина ждет ребенка?

Симон метнул на Филиппа торжествующий взгляд и в припадке столь свойственного ему благодушия заявил:

— Я назову его своим!

— Браво! — с притворным воодушевлением воскликнул Гастон, похлопывая его по плечу. — Ты всегда был самым лучшим из нас, хотя далеко не самым умным. Что ж, ладно, если тебе удастся уболтать Амелину, я возражать не стану. А теперь, малыш, будь так любезен, поменяйся с Филиппом одеждой.

— Зачем? — спросили Филипп и Симон почти одновременно.

— Потому что после брачных игр твой наряд стал несколько непрезентабельным, — объяснил Филиппу Гастон. — А когда мы приедем в Кастель-Фьеро, ты должен выглядеть надлежащим образом.

— Ага… Кстати, что вы замышляете?

Переглянувшись с Шатофьером, Гастон ответил:

— Всему свое время, братишка. Потерпи еще немного.

Филипп пожал плечами и взял из рук Симона его камзол.

— Скоро ты поймешь, — угрюмо отозвался Эрнан, — почему я медлил с вызовом Гийома на дуэль. Сначала он должен быть уничтожен морально, а лишь потом — физически.

Филипп уже начинал подозревать, что к чему.

— Похоже, сегодня день сюрпризов, — заметил он.

— Это уж точно, — сказал д’Альбре. — Мы приготовили для тебя сюрприз, ты нам сюрпризик подсунул… чтоб тебе пусто было. А твоему отцу и братьям мы скоро такой подарочек преподнесем, что им тошно станет.

На просторном дворе замка Кастель-Фьеро Филиппа приветствовала шумная толпа празднично одетых молодых людей. Филипп узнал многих своих друзей, представителей знатных и могущественных родов Гаскони и Каталонии, а также молодых сенаторов из поместных дворян и зажиточных горожан. Со стороны за господами с интересом наблюдали воины из их свиты, оруженосцы, пажи и слуги.

• Предыдущая
• 14/141
• Следующая