Королева Марго. Искушение страсти - Павлищева Наталья Павловна - Страница 8

• Предыдущая
• 8/62
• Следующая

Не умерла, успела подписать договор о предстоящей женитьбе сына на Маргарите и вызвать самого сына в Париж.

Гонец доставил известие стремительно, всего за два дня, но Генрих спешить не стал, он не рискнул появиться в Париже в одиночку, а многочисленная свита нестись с такой скоростью не смогла бы. Мать похоронили без сына, похороны были весьма скромными…

Маргарита стояла у смертного одра Жанны д'Альбре, задумавшись настолько, что даже не услышала, как тихонько подошла мать.

— Теперь вы станете королевой Наварры, дочь моя…

Да, конечно, это корона, хотя само королевство таково, что его можно обойти пешком, не утрудив ноги.

Принц прибыл через месяц с немалой свитой — девять сотен дворян-гугенотов! Все они приехали в черном в знак траура по королеве Жанне.

Париж ужаснулся, все, что могло, немедленно закрылось, — ворота, двери, ставни… Гугеноты пострашней воров и насильников. Почему? Никто не знал, но все боялись. И впрямь, появление такого количества (ведь у каждого дворянина была либо своя свита, либо просто слуги) одетых в черное гасконцев, решительных, грубоватых, смотревших с вызовом и готовых на любую обиду ответить звоном оружия, не добавляло спокойствия столице Франции. Город притих…

Сам Генрих, теперь уже король Наварры, занял в Лувре покои, в которых когда-то жила супруга короля Франциска I. Наваррцы и их монарх явно были смущены блеском французского двора. Но куда больше Генрих был смущен на следующий день, когда встретился со своей невестой. Принц де Конде посоветовал жениху не принимать этот брак как подарок судьбы:

— Еще неизвестно, кому больше повезло, вам или ей.

Генрих вымылся после дороги, отдохнул, был вполне нарядно одет, но перед Маргаритой откровенно смутился. Он помнил свою троюродную сестру (его бабка была сестрой деда Маргариты) совсем девчонкой, беспокойной, любопытной и вечно получающей выволочки, а то и розги от матери. Теперь пред ним предстала обаятельнейшая красавица, образованная, умная, обольстительная, умеющая поддержать любой разговор, элегантная… Генрих смотрелся рядом со своей невестой, словно тяжеловоз с пашни рядом с грациозной ланью.

Не слишком отличались от своего короля и его придворные, рядом с разряженными, напомаженными, облитыми духами французами беарнцы выглядели стаей черных ворон.

Увидев, что за прошедшие годы Генрих хотя и превратился в крепкого молодого человека, в сущности изменился мало, оставшись коренастым крестьянским парнем, каким его пытался воспитать дед, Маргарита с трудом сдержала готовые брызнуть из глаз слезы. И это ее будущий муж и его свита?! Рядом с этими людьми ей придется жить?!

Вернувшись после приветствий на свое место подле короля и королевы-матери, Маргарита отчетливо прошептала:

— Я не пойду замуж за эту деревенщину!

Карл разозлился:

— Я тебя и спрашивать не буду!

— Папа римский не даст разрешения.

— Я не гугенот и не дурак, если задурит папа, я сам возьму тебя за руку и отведу под венец!

— За что вы меня так ненавидите?

Вопрос остался без ответа.

Зато немного погодя ответила мать:

— Вы дали обещание, если вы не выполните его, то мы будем свободны от своего обещания…

Проследив за взглядом матери, Маргарита вздрогнула, выпуклые глаза Екатерины Медичи смотрели на Генриха де Гиза.

Принцессе откровенно давали понять, кто пострадает первым, если она задурит.

Разговор за два дня до свадьбы состоялся несколько странный.

— Вы обещали пойти за того, на кого вам укажут, мадам.

Маргарита почти удивленно подняла глаза на мать. В соответствии с произнесенными словами голос Екатерины Медичи должен быть гневен либо, наоборот, вкрадчив, но обязательно таить в себе угрозу, а как раз ее не было.

Так и не поняв, почему этой самой угрозы не слышно, Маргарита послушно склонила голову:

— Я подчинюсь вашей воле.

— Надеетесь, что папа римский не даст согласия на брак? Ваш брат готов обойтись и без согласия.

— А сам король Наварры?

— Согласие будет.

«Значит, его до сих пор нет», — с явным облегчением подумала Маргарита. Именно отсутствие разрешения со стороны папы римского на союз между католичкой и гугенотом позволяло принцессе надеяться на невозможность брака с Генрихом Наваррским. При всей решимости Карла переступить через отказ папы едва ли возможно. Время шло, гости уже устали ждать, а нужная бумага из Рима все не приходила. Может, и не придет?

— Маргарита, дитя мое, вы не хотите идти за Генриха, потому что не любите его?

— Я люблю другого, и вам это хорошо известно.

— Вы должны всего лишь родить сына, а потом делайте что угодно.

И тут Маргарита не выдержала, закрыв лицо руками, она расплакалась. В этих слезах смешалось все: боль из-за женитьбы Гиза, отчаянье из-за собственного замужества, страх перед бесплодием.

— А если я не рожу?…

— Почему?

— Мадам Жюли сказала…

— Глупости! Мадам Жюли не уверена, к тому же она не слишком сведуща. У вас все будет хорошо! Если вам не слишком понравится Генрих, я придумаю, как его убрать. Немного потерпите. Зато вы будете королевой. Гиз сделал бы вас просто герцогиней, а Беарнец сделает королевой, не забывайте об этом.

Это, конечно, бальзам на измученную душу. Пусть Наварра королевство маленькое, если не сказать крошечное, но все равно это королевство. Но для Екатерины было очень важно, чтобы дочь поняла еще и политическую подоплеку предстоящего брака. Она не разговаривала с Маргаритой об этом, предполагая, что девушка и сама все знает, а теперь вдруг подумала, что все, да не все.

— Дочь моя, сядьте и внимательно меня послушайте. Я знаю, что у вас не лежит душа к Генриху Наваррскому, знаю, что сердце отдано другому, но вы принцесса и должны различать веление сердца и разума. Франции очень нужен мир внутри страны, очень. Если его не будет, если католики и гугеноты снова начнут резать друг дружку, страну растащат по частям чужие.

Через цветные стекла больших витражей солнце расцветило будуар королевы-матери, рассыпав по полу, креслам, стенам разноцветные зайчики. Казалось, во всем мире спокойно и весело, вовсе не хотелось думать о религиозных войнах, о стычках католиков и гугенотов, о резне и потоках крови. Но королева продолжила:

— Нельзя допустить новой резни, подобной той, что Гизы устроили в Амбуазе.

Маргарита вздрогнула при воспоминании об ужасах Амбуаза, пережитых в детстве, когда королем был еще ее старший брат Франциск. Она помнила, что тогда Гизы, пользуясь тем, что королевой Франции была их племянница Мария Стюарт, шпионившая за королевой-матерью и доносившая обо всем своим дядям, а сам король Франциск был послушной игрушкой в руках жены, одержав победу над гугенотами, устроили неимоверную резню в Амбуазском замке. Гугенотам рубили головы, их вешали, причем даже на балконных решетках дворца!

Маргарита не любила гугенотов, вернее, сами они были ей безразличны, она осуждала жестокость отца Генриха Франсуа де Гиза, прозванного за шрам на лице Меченым. Но при чем здесь Генрих? Он был так же мал, как сама принцесса. Маргарита совсем не задумывалась над такими вопросами, ей хватало и собственных забот. Куда интересней любовные хлопоты, и почему люди не могут жить мирно, влюбляться, сгорать от страсти и одерживать победы только в постели?

Но как бы ни уговаривала дочь Екатерина Медичи, на сердце у той невыносимо тяжело.

Тяжело и у самой королевы-матери. Ее совершенно не беспокоили чувства Маргариты, никуда не денется, выйдет замуж и нарожает королю Наварры детишек, а если и не нарожает, тоже невелика беда. Екатерину Медичи беспокоило другое, никакого задуманного ею единства католиков и гугенотов не получалось. Она так надеялась, пожертвовав дочерью, заставить гугенотов быть благодарными, но их глава адмирал де Колиньи решил воспользоваться присутствием стольких своих сторонников в Париже и поднял вопрос о начале… войны с Испанией в Нидерландах!

• Предыдущая
• 8/62
• Следующая