Детская книга для девочек - Му Глория - Страница 2

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая

Геля, должно быть, выглядела совершенной дурой — рот приоткрыт, уши пылают — но, в конце концов, сны это личное и секретное дело каждого человека, а подглядывать нехорошо, и у этих профессоров медицины ни стыда, ни совести. Бессовестный профессор тем временем продолжал (или продолжала?):

— Ты заглядываешь в огромные залы и самые темные закутки, исследуешь лестницы, галереи и, кажется, знаешь их наизусть, ведь этот сон снится тебе часто, с самого раннего детства, но каждый раз у тебя замирает сердце, когда ты видишь дверь в конце коридора — тяжелую дверь темного дуба. Ты осторожно открываешь ее и попадаешь в гулкий, сумрачный зал. Он почти пуст, лишь в самом центре стоит большая ванна, старинная, на бронзовых птичьих лапах. Ванна, полная… — дама театрально закатила глаза и выдохнула: — морковного сока!

— Я никогда и никому не рассказывала этот сон, он такой глупый, — смущенно сказала Геля. — Но, понимаете, я действительно очень люблю морковный сок.

— И очень хорошо. Девочка, способная найти именно то, что любит, даже во сне, даже в замке с привидениями — вот что мне нужно!

— Но кто вы? — Геля была восхищена, но и сбита с толку.

— Меня зовут Люсинда Грэй. Мы с тобой дальние родственники. Двенадцатиюродные. Я приехала сюда с группой голливудских актеров, это верно, однако, как я уже говорила, я не актриса. У меня несколько дипломов и диссертаций, но по основной своей профессии я медик. Сопровождаю главную гостью фестиваля Анджелину Круз…

— Американскую суперзвезду!

— Да, — кивнула Люсинда, — лечу ее от бессонницы. Впрочем, это лишь предлог. Истинная причина моего визита совсем другое. — По взгляду, который она бросила на Гелю, у той возникло странное, совершенно нелепое предположение, будто она, Геля, и есть эта «другая причина».

«Да нет, быть не может», — подумала Геля и спросила:

— А в чем же, в чем истинная причина?

— Слишком торопишься, — усмехнулась необычная собеседница. — Разве тебе уже не интересно про сны?

— Очень интересно! — заверила ее девочка. — Но я подумала, что…

— Если будешь все время спрашивать, не дожидаясь ответа, то так ничего и не узнаешь, — строго подняла палец Люсинда. — Я лучший специалист по аномалиям сна, и у меня своя клиника с исследовательским центром в Голливуде. Бессонница — вечная спутница актеров и ученых — вообще, людей, которые нещадно расходуют энергию своих чувств или разума. Клиника так и называется «Фея Снов», и клиенты зовут меня просто Фея.

— А откуда вы так хорошо знаете русский? — не удержалась от вопроса Геля.

— Для того, кто умет правильно ориентироваться в мире снов, выучить иностранный язык не проблема.

— Мама говорит, что обучение во сне это чушь.

— Да неужели? Гипнопедия, или обучение во сне, — одна из главных тем в моих исследованиях. Треть своей жизни человек проводит в царстве Морфея…

— Морфей — бог сновидений в греческой мифологии, — вставила Геля.

— Спасибо, мне уже сообщили, — змеиным голосом произнесла Люсинда, и Геля испуганно прикрыла рот ладошкой. — Но даже в спящем состоянии мозг продолжает активно трудиться, обрабатывая полученные знания! Остается разобраться, как использовать этот дар природы с максимальным эффектом. Первый в мире научный эксперимент по выяснению возможностей восприятия информации во время естественного сна поставил некий американец Самсон Спайк еще в начале двадцатого века. Его исследования продолжил Гальтон Лоренс Норд, нобелевский лауреат, директор Фонда Ротвеллера…

— Ротвейлер — это собака. Они что, ставили эксперименты на собаках?

— Джей-Пи Ротвеллер — знаменитый филантроп конца девятнадцатого — начала двадцатого века, — пояснила Люсинда. — Институт Ротвеллера занимается аномалиями сна более ста лет.

— За сто лет можно изучить что угодно!

— Люди изучают океан сотни лет, — мягко сказала Люсинда, — его ветры, течения, обитателей вод. За это время мореплаватели и ученые сделали тысячи поразительных открытий, но множество тайн пока так и остались нераскрытыми. Океан не спешит ими делиться. Треть человеческой жизни, посвященная сну, все еще мало изучена, и, может быть, понадобится еще сто лет или намного больше, чтобы изучить это загадочное явление. Но человеческое общество пока слишком несовершенно, и не всеми открытиями стоит делиться — они могут быть использованы во вред.

— И вы тоже совершали такие открытия? — робко спросила Геля.

Люсинда улыбнулась и кивнула.

— А какие? Расскажите, пожалуйста, хотя бы про одно, пусть про самое маленькое!

— Ну, например, у меня есть аппарат, который я условно назвала Slumbercraft. По-русски это будет что-то вроде… — Люсинда задумалась.

— Сонолет? — предположила Геля.

— Да, пожалуй. — Фея вновь благосклонно улыбнулась. — С его помощью я могу настраиваться на волну сновидений конкретного человека и заглядывать в них. А иначе откуда бы я узнала, что тебе снилось, как ты думаешь?

Геля думала, что Люсинда никакой не медик, а настоящая Фея Снов. То есть волшебная. Но признаваться в этом, разумеется, не стала. В одиннадцать лет стыдно верить в волшебников — это для малышни. Хотя, если честно, Геле все казалось волшебным: и появление Люсинды, и ее красота, и этот разговор о снах, даже то, что им никто не мешал, — обычно после репы (то есть репетиции) за кулисами было очень шумно: дети сновали туда-сюда, ругались, переодевались, обменивались впечатлениями, а сейчас все куда-то исчезли, Геля с ее удивительной собеседницей были совсем одни.

— Ангелина, ты меня слушаешь? Ангелина!

— Да-да, — поспешила ответить Геля. — А разве врачи изобретают машины? Мне казалось, что это делают… ну, инженеры, или я не знаю…

— Медицина — главная из моих профессий. Но не единственная. У меня научная степень по физике, химии, психологии и биологии…

— Это сколько лет надо было учиться? — с сомнением произнесла девочка. — Вы же еще не очень старая. Вам, наверное, лет тридцать или тридцать пять. Как маме…

— Я гораздо старше, чем выгляжу. Это особое искусство — выглядеть моложе своего возраста. Но тебе, я знаю, оно пока не интересно. В твои годы хочется выглядеть старше.

«Снова волшебство», — подумала Геля. Вслух же у нее вырвалось только «вау!», и она покраснела — папа всегда ее ругал за это «вау!». А Люсинда ничего не сказала — наверное, американским детям можно так говорить.

— Я родилась и выросла на далеком южном острове, где все друг друга знают, все родственники, и вообще — это лучшее место на свете. Но для того, чтоб понять: твоя родина — лучшее место на свете, нужно сначала этот самый «весь свет» посмотреть. Поэтому молодые жители острова, достигнув определенного возраста, отправляются странствовать. Чужим попасть на остров почти невозможно, он труднодоступен, тем не менее островитяне следят за всем, что происходит в мире, и имеют собственные способы наносить во внешнюю среду визиты.

«И опять как в сказке», — вздохнула про себя Геля. А вслух решила сказать что-нибудь умное, высоконаучное:

— Может, это не остров, а космическая станция? Может, вы — инопланетяне, которые наблюдают за Землей и иногда к нам спускаются?

Но Люсинда все равно рассмеялась:

— Ты смотришь слишком много глупых голливудских фильмов. Мы не инопланетяне, просто такой уж это остров. Он когда-то был необитаем, но одна молодая женщина, моя семь раз «пра» бабушка, сделала его обитаемым. Когда ты подрастешь, я расскажу тебе эту историю. Она необыкновенная. О, я очень многое тебе расскажу. Не сразу — постепенно.

— А что происходит с теми, кто оставляет остров? Они могут вернуться?

— Конечно. Многие возвращаются, приводя с собой жениха или невесту, и больше никогда не покидают пределов острова, потому что теперь уж твердо знают: это лучшее место на свете. Есть и такие как я — лепестки, навсегда унесенные ветром. Я очень хотела бы вернуться, да не могу. Пока не исполню того, что должна исполнить. А для этого, возможно, потребуется вся моя жизнь. И даже всей жизни может не хватить, но тогда… — Люсинда не договорила и как-то странно посмотрела на Гелю.

• Предыдущая
• 2/71
• Следующая