Эльфы, топор и все остальное - Шепельский Евгений Александрович - Страница 76

В моем животе взорвалась дымовальная машина гномов.

Через миг я, поймав тазик Крессинды и кое-как придвинувшись, изверг из себя выпитое, при этом у меня было такое ощущение, что я извергаю солнечное пламя.

Что за… Я пытался отдышаться, стоя на коленях.

— Фа… ик… — как сквозь туман, донесся голос Олника.

— Свя… я… Б… ла!..

— Мастер?

Я приподнял голову, кое-как проморгался. Олник умудрился спасти фляжку, подхватил из моих ослабших рук и прижал к груди, как младенца.

— Фатик, эркешш махандарр, там что, яд?

Я привстал и сплюнул остатки пламени.

— Ну-ка, отхлебни.

Бывшего напарника не потребовалось просить дважды. Не слушая протестов Крессинды, он приник к фляге, точно это была материнская грудь. На четвертом глотке я отобрал флягу и сам приложился к живительной влаге. Теперь я действовал осмотрительнее — всего один глоток…

Удар. Взрыв. Я очнулся, стоя на коленях перед тазиком.

— О… Олник?

— Мастер Фатик, вы же не будете пробовать это еще раз?

— Тихо! Всем молчать, яханный фонарь!

Я взял флягу и попробовал пойло на язык.

Меня окатила волна дикого, ни с чем не сравнимого отвращения, тошноты… Один вид алкоголя, запах, наметившийся во рту вкус…

Гритт, да что же это?

Я сел на койку и поднес флягу к носу. Осторожненько…

Результат был тот же. Отчаянным усилием воли я сдержал рвотный спазм. Так… На гномов не действует, а если заново испробовать на человеке?

— Скареди?

Он молча отпил приличный глоток, причмокнув от удовольствия. Вновь причастился. Издал глубокий вздох наслаждения.

— Хороша…

Я ничего не понимал. Взял флягу, принюхался и чуть не выронил из рук — так замутило.

«Мои дары проявятся не сразу…»

Слова Талаши накатили гулким эхом, смешались с урчанием грома и моей руганью.

Проклятая… богиня!

Все сразу прояснилось. Ну спасибо, удружила! Олнику ты вернула бороду (дело, безусловно, благое) и вылечила его аллергию на эльфов (вообще замечательно), с меня сняла татуировку (тоже неплохо, тем более этот дар — не считается) и — вот так новость! — внушила мне непередаваемое отвращение к спиртному!

Яханный фонарь!

Нет, богиня, я понимаю, что тебе, как существу высшему, наверное, виднее, но мне-то как теперь жить? Какой же я варвар без способности употреблять спиртное в любых количествах? А что скажет на это дедушка? Варвар Фатик, его надежда и предполагаемый наследник глав старейшин клана Мегарон — подлый трезвенник! Да какой — вынужденный! Может быть, он и хочет выпить, да вот поди ж ты — не может!

Мне оставалось только лезть на стенку и браниться. Вероятно, богиня возжелала, чтобы я добрался до Оракула (а затем и до Источника) трезвым и не завис по пути в каком-нибудь кабаке. Гритт, какая насмешка судьбы, какая досада!

Ладно, черт с ним, с проклятием вечной трезвости, как-нибудь перебуду. Возможно — привыкну. Хотя — это вряд ли. Жаль дедушку… Я пропил его топор, а теперь фактически, во искупление греха, стал трезвенником. Но то и другое — ранит его до глубины души, оставит рубец на сердце!

Непутевый варвар, тьфу ты!

К черту, сейчас есть дела поважней.

Я не стал пояснять свои метаморфозы, просто велел закрыть флягу и сунуть под койку, сам же натянул рубаху и набросил куртку. Затем взял сухарь и старательно его сжевал. Не люблю воевать на голодный желудок.

— У пиратов значительное преимущество: они умеют драться на вихляющей палубе. Буря продлится долго. Думаю, не утихнет и до завтрашнего вечера. Димеро Бун нападет сразу же, как волна начнет утихать.

— Завтра? — уточнила Крессинда.

— Он не рискнет нападать, пока море так треплет корабль. Да, завтра. Завтра к вечеру или, может быть, днем.

— А мы…

— А мы, Крессинда, — я понизил голос, — нападем сейчас.

— Святая… — Старый рыцарь прерывисто вздохнул. — Прямо…

— Немедленно, Скареди. Мы нападем первыми. Хитро. Внезапно. Пираты не готовы к схватке и толком не вооружены. Я пойду первым. Прикинусь, что мне плохо, подберусь к капитану и убью его. Крессинда, ты, Скареди и Монго будете ждать у дверей юта с оружием и моими клинками. Олник — пойдешь со мной. Сунь под куртку свою колотушку. Будем изображать, что нам хреново от морской болезни…

— Эркешш… ясно.

— Нагрудники не надевать. Плавать в железе… несподручно.

— Они… без оружия? — уточнил Скареди. Он опустился на колени в молитвенной позе, вновь свесив кисти с крестовины меча.

Старая песня рыцаря прозвучала несколько менее убедительно. Возможно, он все же кое-чему научился за время похода.

— Напасть, убить, спасти отряд. Напасть на подлецов. Спасти праведников. Вы придете на помощь, когда услышите вопли. Или мой крик.

— Крик?

— Вы поймете, когда услышите. Выбирайтесь на палубу и начинайте убивать всех, кроме, разумеется, нас. Вам не потребуется фехтовальное искусство.

Вислые усы старого рыцаря дрогнули.

— Резня, будь я проклят!

— Резня во спасение. Судьба поставила нас в такие условия, когда благородство и милосердие к врагу — гибельно, ясно? Меня наняли, чтобы я привел нас к Оракулу, — на этих словах гномша и рыцарь обменялись странными взглядами, — и я это сделаю. Любой ценой. Мы убьем капитана, боцмана и столько матросов, сколько сумеем. Главное — прикончить Димеро Буна. Без него пираты быстро сдадутся.

Я думал, что Скареди снова начнет мне перечить, но меж бровей рыцаря наметилась глубокая морщина. Он встал, сгорбился и замедленно кивнул.

— Я… исполню.

— Крессинда, ты готова?

— Да, мастер Фатик. Я выйду на палубу и начну убивать.

— Держись рядом с дверями юта все время, кто-то должен следить, чтобы матросы не причинили вреда эльфам и гарему.

— Брутально, яханный фонарь! А корабль?

— Что корабль?

— Кто поведет корабль, если мы вырежем весь экипаж?

Я вздохнул. Нашарил ладонь Виджи и погладил… Она ответила едва ощутимым пожатием. Не думаю, что она слышала разговор… Я не хотел знать, что она скажет, когда узнает, как мы расправились с экипажем…

— Вместо капитана буду я.

Сказал и не соврал: я действительно кое-что смыслил в морском деле.

Я сбросил ботинки, знаком велел Олнику сделать то же.

— Старайтесь держаться середины палубы. Бойтесь волн. И разуйтесь. Босиком на мокрой палубе легче. Скареди, вы передадите мне клинок Гхашш, когда… начнется. Один клинок. С двумя я на такой палубе не управлюсь.

Он кивнул. Когда я выходил, хриплый голос, проникнутый болью, сказал мне в спину:

— Фатик… Аллин тир аммен…

Угу, высшая справедливость для подлецов — смерть.

Говорил, вы не поверите, — принц.

— Если Валеска ошиблась…

— Чего-чего, Фатик?

— Пошли, Ол.

Я поднялся по мокрым ступенькам и, толкнув дверь, переступил комингс. Ветер тут же швырнул мне в лицо горсть водяной пыли.

Ну и ноченька выдалась!

Море и гроза… Эта парочка ладно спелась и была намерена продолжать в том же духе еще долго. Тучи метали молнии, волны порой перехлестывали через фальшборт. Мокрые доски палубы отливали стальным блеском. Перед бурей матросы успели натянуть над палубой несколько штормовых лееров, так что, когда набегала волна, мне было за что хвататься.

Олник следовал позади, держась за мой пояс.

Прохладный дождь барабанил по плечам. Едва не запнувшись о спущенный на палубу грота-гик, я обхватил мачту и осмотрелся.

У фок-мачты маячили трое матросов, еще трое на юте удерживали правильное весло. Кормило рвалось из рук, и «Горгонид» с трудом направляли носом против волн. Я оглянулся. Дверь на ют была полуоткрыта. Тусклый свет фонаря позволял разглядеть чугунный подбородок и нос-пуговицу Крессинды. Черт возьми, я был рад, что неколебимая гномша со мной!

Молния высветила громадную фигуру Буна рядом с фок-мачтой. Капитан стоял, уцепившись за ванты, и крыл отборной бранью матросов, которые едва ползали по реям, пытаясь поставить новый штормовой парус: молнии сверкали столь часто, что им не нужны были фонари. Один, два… четверо. Все десять здесь. Не хватает лишь боцмана и… тех самых пассажиров, нанятых Буном в последний момент! Они, эти пассажиры, наверное, отирались в матросском кубрике. И оружие у них, наверное, рядышком…