Сплошное свинство - Онищенко Алексей - Страница 81
- Предыдущая
- 81/82
- Следующая
Проводив такси, я велел Полю связаться с риелторской компанией. Сотрудник компании откликнулся оперативно, с профессиональной приветливостью. Я предложил ему подыскать арендаторов, а арендную плату, за вычетом комиссионных, перечислять на указанный мною счет.
Решив все вопросы с риелтором, я собрал вещи первой необходимости, простился с Полем и поехал в аэропорт. По пути я попросил у водителя карманный календарь и произвел кое-какие расчеты. С момента атаки «Стоящих рядом» на пионерский лагерь прошло восемьдесят восемь дней. Таким образом, Свин пробудет в карантине еще два дня. Он сможет вернуться на землю, если захочет. Сотрудники Отдела, служившие в нечеловеческих телах, имели данную привилегию. Правда, тело у них в таком случае останется то же самое. Я отдал календарь водителю и улыбнулся…
Покупая билет, я позволил себе вольность: вместо одного места приобрел весь первый класс. Так и летел один-одинешенек, благосклонно принимая суетливую услужливость стюардесс. На сердце было легко. Я даже запел какую-то песню и придумал свежий сюжет для Кристины А.
Москва встретила меня, как и полагается, стылым ветром и слякотью. Надо признать, что благословенные времена, когда зимой трещал мороз, а летом нестерпимо пекло солнце, безвозвратно канули в прошлое. Парниковый эффект, что и говорить… Правда, удивительно, что эффект этот действует только в одной, конкретно взятой стране. Но я чувствовал себя так хорошо, что не стал пенять даже на парниковый эффект.
Наш дом встретил меня темными окнами. Я понял, что сюда никого не поселили. Немудрено: Отдел расформирован, а эсэсовцы привыкли жить в более комфортных условиях. Я открыл дверь, прошел по комнатам. Кое-где еще валялись пустые пачки сухариков и сигарные банты. Сердце защемило от воспоминаний. Я вышел во двор и уселся на скамеечке рядом с жаровней, на которой мы со Свином в летнее время жарили шашлыки из осетрины. В лицо бил влажный холодный ветер. Я закурил сигарету и с наслаждением подставил ветру лицо.
— Радуешься? — раздалось за моей спиной.
Я обернулся и увидел Ангела. Он примостился на ступеньках крыльца, положив крылья на перила.
— Радуюсь, — подтвердил я.
— Это хорошо, — вздохнул Ангел, — жизнь мила, только когда в ней присутствует радость, хотя бы эпизодически.
Я согласился.
— Зачем приехал? — спросил меня Ангел, отстраняясь от табачного дыма, который ветер нес ему в лицо.
— А ты не знаешь?
— Знаю, — вздохнул Ангел и замолчал.
— Как у тебя дела, получил новое назначение? — решил отвлечь его я.
— Лучше не рассказывать, — махнул крылом Ангел, — Служба Справедливости совсем не дает прохода.
Я скептически ухмыльнулся. Ангел не умел врать. Он сказал правду: эсэсовцы достали его, это верно. Но я не заметил печали в его глазах. Значит, мои догадки оказались верными.
Ангел поправил свои длинные волосы и уставился на меня немигающим взглядом.
— Что ты собираешься делать?
— Хочу предложить тебе свои услуги.
— С чего ты взял, что меня интересуют твои услуги?
— Брось, не притворяйся, — позволил себе фамильярность я. — Отдел ведь продолжает существовать, верно?
Он поколебался, затем сдержанно кивнул.
— Как ты догадался?
— Очень просто. Наше последнее задание.
— Что ваше последнее задание?
— Если бы Отдел был простой бюрократической структурой, вы никогда не преступили бы правила, Зачем? Сверху поступил приказ о прекращении деятельности. Значит, надо ее прекращать, и точка. Но вы, — ты и твое начальство, — направили нас на задание. Почему? Потому что вам была небезразлична судьба «Обломков». Ведь вы делаете то, что считаете нужным, презирая формальности, правила и запреты. Я прав?
— Возможно, — задумчиво протянул Ангел.
— В любом случае у вас есть цель. Это радует.
— Почему?
— Потому что у меня теперь тоже есть цель. И наши цели совпадают.
Мы помолчали. Я закурил новую сигарету.
— Ты хотел бы снова работать со Свином? — нарушил молчание Ангел.
— Да, — коротко ответил я. — Надеюсь, и он тоже.
— Но ведь ты ненавидел свою службу…
— Ненавидел, потому что был обязан. А сейчас я свободен. И я хочу делать то, что умею.
Ангел выдержал паузу, наблюдая, как ветер играет перьями его крыльев.
— Условия несколько изменятся. Поскольку мы теперь — подпольная контора, места встречи придется постоянно менять. Условия оплаты, правда, останутся те же. Но придется постоянно скрываться от эсэсовцев.
— Я согласен.
— Хорошо, — поднялся с крыльца Ангел. — Я рад видеть тебя снова. Правда, рад. Вообще вы молодцы, ребята. Ты, Свин, Варшавский, Модель… Знаешь, эсэсовцы были очень удивлены, когда все сотрудники Отдела отказались на них работать. Все, понимаешь? Даже Локки, чего я от него, признаться, не ожидал.
— Разрушать веру — это как наркотик, — подошел к Ангелу я. — Попробуешь один раз — и не сможешь остановиться до конца дней.
— Мы разрушаем не веру, — вздохнул Ангел. — Мы просто разбиваем вредные иллюзии… Ну ладно, мне пора…
— Подожди! — крикнул я, опасаясь, что он вот-вот исчезнет. — Как насчет Свина?
— А что «насчет Свина»? — удивился Ангел.
— Мой старший офицер тоже хочет вернуться к работе.
— Откуда ты знаешь? У тебя же нет экстрасенсорных способностей…
Я улыбнулся и посмотрел Ангелу в глаза.
— Зато у меня есть сердце.
— Это хорошо, когда есть сердце, — ответил на мою улыбку Ангел и стал медленно растворяться в воздухе.
Его тело засияло ярко-голубым светом, идущим изнутри. После непродолжительного сияния свет стал медленно угасать. Ангел поднялся в воздух. Еще мгновение— и от него осталась одна яркая вспышка. Но она не исчезла. Наоборот, стала переливаться всеми цветами радуги. Когда в палитре стал преобладать красный, раздался громкий хлопок, отдаленно напоминающий раскат грома. Мне показалось, что небо разверзлось. Образовавшееся на секунду отверстие с шумом выплюнуло на землю Свина.
Мой старший офицер плюхнулся в лужу возле жаровни, подняв фонтан брызг. Я бросился к нему и помог подняться на ноги.
— Блин! Ну почему именно в лужу? — удрученно хрюкнул Свин, поводя рылом из стороны в сторону. — Не могли, что ли, материализовать меня на диван?
Он был бледен и тощ. Глаза ввалились и покраснели. Рыло покрывала жесткая щетина. На коже появились пигментные пятна. Да, два месяца полной неподвижности не прошли для него даром…
— Два месяца и двадцать семь дней, — поправил меня Свин, сразу же принявшийся за старое и мгновенно просканировавший мою ауру. — У нас осталась водка?
— Сейчас поищем, — улыбнулся я, после чего взял Свина на руки, отнес его в дом, положил на диван и обмотал клетчатым шерстяным пледом. Свин в нем походил на новорожденного: этакий большой пакет с торчащими из капюшона ушами и сухим молочно-розовым пятаком.
Я нашел в баре початую бутылку «Абсолюта», наполнил, не церемонясь, большую чашку и поднес ее моему офицеру. Он с шумом опорожнил тару, сморщился и, разухабисто хрюкнув, потребовал еще. Потом выпил и я: за возвращение и воссоединение. Свежих продуктов в холодильнике не было, консервы открывать не хотелось, поэтому в качестве закуски мы задымили сигарами, которые я предусмотрительно захватил с собой из Испании.
— Дом, милый дом… — протянул Свин, выпуская колечки дыма к потолку.
— Почему ты вернулся? — спросил его я.
— Ну, просто вернулся, и все… — не захотел вдаваться в объяснения Свин, но потом все же добавил: — Знаешь, в рязанскую семью кое-кто прошмыгнул вперед меня. К тому же Чадов все-таки настучал своему руководству про Римму… Они сообщили Комиссии по распределению, и меня хотели реинкарнировать в Занзибар. Милая интеллигентная семья преподавателей наречия тонга-момба для неимущих ребятишек… Уф!.. Представляешь, моей матерью стала бы чернокожая училка! «Свидетельница Иеговы» к тому же…
Я признал, что представить подобной жизненной коллизии не могу.
— Вот и я про то же, — хрюкнул Свин. — Налей-ка еще водки…
- Предыдущая
- 81/82
- Следующая