Пикник с кровью - Оливьери Ренато - Страница 15

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая

— Вы женаты?

— Прожили двадцать лет, потом разошлись. Детей не имели. Что говорить, характер у меня… А Антония дни напролет болтала как сорока, и голос у нее противный, сорочий… Минуты не могла помолчать. Мне хотелось посидеть в тишине с книжкой, подумать о жизни, а она… Однажды у меня просто лопнуло терпение.

— Вы хорошо знали синьора Датури?

— Я всегда обедал в его траттории, в полдень. Хороший был человек, из тех, знаете, что целиком отдаются работе, стараются все сделать как можно лучше. Превосходный кулинар и кондитер, работал за границей…

— Он увлекался новой историей. Я видел в его доме книги о войне.

— Некоторые посоветовал ему прочесть я. Некоторые подарил. Его интересовали морские сражения, особенно гибель «Бисмарка», броненосца «Граф фон Шпее».

— Он был не очень-то здоров…

— Ничего страшного. Если бы не встреча с этими подонками, он и сейчас был бы с нами, я уверен.

— Один из этих двоих убит, второй, предупрежденный по телефону, живет под страхом смерти.

— Поэтому вы и решили со мной познакомиться?

— И да, и нет, Капитан. У меня на плечах уже четвертое убийство, и единственное пока свидетельство — это калибр пули, всегда один и тот же.

— Любопытная деталь, — пожал плечами Капитан.

— Где вы живете, синьор Де Пальма?"

— На площади Бернини, я всегда там жил. Это квартира моих родителей.

— Ваша бывшая жена вышла снова замуж?

— Живет с одним художником, недалеко от меня, на улице Гуеррини. Иногда встречаемся.

— У вас есть домработница?

— Приходящая. Куда вы клоните, комиссар?

— Никуда. Пытаюсь понять, что происходит вокруг убийства. В данном случае — вокруг четырех убийств.

— А я тут при чем? Вам нужно мое алиби? Хотите знать, где я был, когда подстрелили грабителя?

— Разве я спрашивал об этом?

— Спросите, наверное. Что еще вы хотите знать? Есть ли у меня любовница? Да, есть.

— У меня тоже есть женщина, кстати, значительно моложе меня. Я еще не женился на ней, хотя тоже разведен.

Амброзио не первый раз пользовался своими неудачами, чтобы вызвать сочувствие, понимание ближнего. Если бы это услышала Эмануэла!

— Моя приятельница ко мне в дом не приходит. Мы встречаемся в городе или в ее квартире. Она тоже была замужем. У нее два сына, еще подростки. Я для них как дедушка. Они зовут меня Капитаном.

— Синьора работает вместе с вами?

— Откуда вам это известно? Амброзио промолчал.

— У вас есть разрешение на оружие?

— Разумеется. И старенькая «беретта».

— Приходилось пользоваться?

— Только в тире.

— Пару недель назад был убит наркоман, некто Антонио Армадио, двадцати семи лет. Вы читали об этом в газетах?

— Я не поклонник полицейской хроники. Кто его убил?

— Мы еще не нашли. Было что-то странное в этом преступлении. Калибр пуль, идентичный тем, которыми убили грабителя на улице Де Костилья на Острове.

— Они выпущены из одного оружия?

— Да.

— Это интересно.

Де Пальма положил недокуренную сигару в пепельницу. Струйка дыма поднималась к потолку. Он следил за нею, прищурив глаза.

— И что из этого следует? О каких новых преступлениях вы мне хотите рассказать?

— Например, о двух убийствах в ночь карнавала. Два молодых человека, возможно, автомобильные воры, были застрелены в скверике в нескольких шагах от Мемориального кладбища.

— Все из того же оружия?

— Из того же армейского оружия.

— Вот почему вы меня вызвали?! — протянул Капитан сквозь зубы. — Но нас ведь тысячи, кто имеет «беретту» девятого калибра.

— Я не ищу «беретту». Ищу мотивы преступления.

— Могу я помочь?

— Возможно.

Де Пальма, казалось, избавился от напряжения, откинулся в кресле, вздохнул, погладил рукой затылок.

— Ваш друг Датури…

— Он не был моим другом. Просто хороший знакомый, порядочный человек. Друзей я давно растерял. В Мармарике, в Тунисе, в Италии… Они мне и сейчас снятся, я и сейчас порой вижу их лица среди диких пиний, на красной земле эль-Фандии. Мы спали на маскировочных полотнах, а в черном небе было столько звезд…

— Они погибли?

— Все и ни за что.

Сумел ли он победить в нем недоверие? Комиссар не был уверен.

— Вы говорили, что после возвращения вас больше всего поразило безразличие общества.

— Не только. Но все хотели учить тебя, никто не признавал, что сам слепец или просто никудышный учитель. А я хотел, чтобы ко мне относились с уважением. Если бы они сказали: «Слушай, парень, жизнь не такая, какой ты ее себе представлял, тебя обманывали, мы все были охвачены нездоровым энтузиазмом, потом проснулись и вот мы здесь, еще живые. Возьмемся вместе за работу». Вместо этого…

— Вы их ненавидели?

— Не любил, это точно. Я не носил галстук, берет набекрень, курил дешевые сигареты. Однажды кто-то предложил мне записаться в иностранный легион. Мне это понравилось, скажу по правде. В общем, я наслаждался ролью побежденного.

— Но потом, позже боль утихла?

— Не скажу, чтобы я очень переживал. Только, бывало, ночью вдруг проснешься — гусеницы Крузадера в вихре песка почти нависают над тобой, готовые раздавить, как жалкое насекомое, лежишь… весь в поту, без дыхания, с бешено бьющимся сердцем и не понимаешь: жив? Умер?..

Капитан достал и раскурил новую сигару.

— Я был у синьоры Датури, — постарался вернуться к теме, занимавшей его, комиссар.

— Альваро гордился ею. Он говорил о ней постоянно. О своей квартире, о своих книгах.

— Мне она показалась женщиной решительной.

— Она знает свое дело. Альваро говорил, что если ему удалось поставить на ноги тратторию и бар, то только благодаря ей, Марии. Кстати, она сказала что-нибудь такое, что вас взволновало?

В голосе Де Пальма чувствовалась едва заметная ирония. Амброзио подумал, не разыгрывал ли он перед ним роль смиренного побежденного, у которого в глубине души бушуют неукротимые страсти. Он уже встречал раньше подобных типов.

— Слишком уж она верит в сильнодействующие средства. В смертную казнь, например.

— А вы нет? Или не видите, до чего мы дошли? Одно послабление за другим, одно разочарование за другим. Вы не отдаете себе отчета, что скоро нас может захлестнуть волна преступности?! Люди передвигаются ночью под защитой брони своих машин, на миг освещают фарами сцены разбоя, насилия и едут дальше, не замечая их, под ритмы идиотской музыки. И вам это нравится? Мне нет.

— А что бы вы предложили?

— Кто нарушает закон, должен понести наказание. Без всяких отсрочек и амнистий. Когда в Испании правил генерал Франко, вы думаете, кражи автомобилей были таким же обычным явлением, как сейчас? Ничуть не бывало! И знаете почему? Потому что мало кто соглашался годами гнить в тюрьме за дешевенький «фиат».

— Синьора Датури говорила мне то же самое.

— Я, как и она, — за смертную казнь, — отрывисто бросил Де Пальма. — В этом мы единомышленники.

— Электрический стул, виселица, гильотина? — криво усмехнулся Амброзио. Де Пальма отрицательно покачал головой.

— Я консерватор. Расстрел, как в добрые старые времена. По всей нашей стране разбросаны бесчисленные кладбища, где похоронены бедные двадцатилетние ребята, которые так и не успели стать взрослыми, а мы думаем о том, как приструнить насильников, похитителей детей, маньяков-убийц и торговцев наркотиками. Несколько десятков расстрелять — готов поспорить, многие сразу же возьмутся за ум. Надо, чтобы преступники боялись государства, испытывали святой страх перед законом. Тогда оно, это государство, не развалится, как карточный домик.

— А не кажется ли вам, Капитан, — хмуро сказал Амброзио, — что от ваших рассуждений как-то уж очень сильно попахивает фашизмом? Увы, но ведь и при фашизме были воры, насильники, убийцы, не правда ли?

— Были, но не столько, сколько их развелось сейчас. — Де Пальма откинулся в кресле и в упор посмотрел на комиссара. — Я был откровенен с вами. Может, лучше было промолчать, отвечать «да» и «нет». Но я предпочел сказать вам то, что думаю, что меня давно мучает. Ренату, женщину, о которой я вам говорил, ограбили, когда она перекусывала в пиццерии на улице Порта Вольта с двумя друзьями. Среди моих служащих нет ни одного, кто не пострадал бы от жуликов, бандитов, грабителей, У нас не хватает политической воли прервать эту проклятую спираль, положить конец этой мутной волне преступлений.

• Предыдущая
• 15/32
• Следующая