Царь, царевич, король, королевич... - Лукьяненко Сергей Васильевич - Страница 40

• Предыдущая
• 40/42
• Следующая

— Тогда — домой?

— Погоди, — ответил тот. — Во-первых, надо этих... которые мебель... расколдовать. А во-вторых, что с этим миром-то будет? Не оставлять же его так?

— А это не моя забота, — ощетинился Стас. — Как написали, так и будет. Что написано пером, не вырубишь топором. А я тут вообще ни при чем! Забросили ребенка в Антарктиду... оставили один на один с Кащеем...

— Давай, работай, не увиливай! — нахмурился Костя. — Между прочим, кто-то сам собирался стать писателем... книжку начал сочинять...

— Ладно, ладно, молчи, — вытаращив глаза, пошел Стас на попятные. — Трудно мне что ли? Сейчас. Дядя Кубатай, дядя Смолянин, встаньте, пожалуйста.

ДЗР-овцы неохотно подчинились. Стас щелкнул пальцами, и на месте кресел возникли два джентельмена. Один, хоть и молодой, но лысоватый. Другой, хоть и еще моложе, но толстоватый. Они обалдело оглядывались по сторонам.

— Значит, так... господа писатели, — сурово сказал Стас. — Я тут разобрался маленько... вы, как бы, не при чем. Это другие писаки во всем виноваты, двойники ваши. Они про нас книжки написали. Так что — живите.

— А откуда вы взялись? — разглядывая нашу пеструю компанию спросил писатель потолще.

— Объяснять долго, — махнул рукой Кубатай, нервно поглаживая саблю — скажу лишь, что мы из другого мира.

— Помните, как у Стругацких в «Понедельнике», — встрял Костя, который явно стремился загладить проступки брата, — там машина была, типа велосипеда...

— Ясно, догадался, — заявил писатель постарше и полысее. — Они из вымышленного мира; из книжки, которую, вероятно, мы еще напишем.

Костя прыснул, но промолчал. А Стас ехидно произнес:

— Это еще посмотрим, найдется ли у вас время на писание.

— Что-что? — хором заволновались толстоватый и лысоватый.

— Ну... — начал объяснять Стас. — Я с помощью своей магической силы мир переделать решил, потому что писателям поверил. О том, что если детям власть дать, они все устроят как надо. И переделал. Еще хуже стало. Все писатели врут. Так что я вас накажу за вранье. Правьте вместо меня!

— Погоди, мальчик, — остановил его писатель помоложе. — А ты эту свою силу магическую тоже нам передашь?

— Не, — ответил Стас. — Нельзя такие вещи, как магия, писателям доверять. Она их портит. По себе знаю.

— Стас, жалко же людей. Как они все это расхлебают... — тихонько сказал брату Костя. Стас вздохнул.

— И чего я сегодня такой добрый? Ладно. Что б вам полегче было, вызову я сейчас к вам всех своих министров и советников.

Посмотрев на Костю, Стас ухмыльнулся чему-то, понятному лишь им, и добавил:

— Включая Тайных! Все. Работайте.

Он повернулся к двери. Кубатай, ехидно улыбаясь, раскланялся и, подхватив за руку Смолянина, направился к выходу. Следом двинулись и мы, оставив растерянных писателей оглядываться и ожидать появления советников. За дверью Стас остановился, взмахнул руками и сказал:

— Бамбара-Чуфара! Ерики-Морики! Перейди вся полнота власти к этим двум писакам! И явитесь к ним для доклада все мои советники и министры! Все разом!

— Садист ты все-таки, — вздохнул Костя.

Произнеся свое заклинание, Стас с блаженным лицом приник к двери. Я подумал и сделал то же самое. За дверью творилось черт знает что! Свежерасколдованные писатели пытались навести порядок, малолетние советники и министры орали, ревели и звали Стаса и мам. Гремел бас Решилова, пытающегося всех успокоить. Обстановка, в общем, была взрывоопасная.

— Ходу! — скомандовал Стас. И мы двинулись от его тронного зала в спальные апартаменты, потому что Стас хотел собрать памятные вещи. Ни Кубатай со Смолянином, ни Холмс с Ватсоном его не торопили — видать, боялись, что может передумать. Кащей, который и впрямь утратил свой западлизм, вяло брел следом.

Шапку Мономаха я Стаса уговорил оставить. Потому что это культурное достояние этого мира. И усыпанную бриллиантами шпагу, которую Ее Величество, королева Великобритании подарила, тоже. А вот свой портрет работы художника Вальехо, Стас забрал. Он на нем был очень красивый. Стоял на горном утесе, одетый только в жестяные плавки и ножны от меча, а рядом на коленях стояла девочка, одетая еще проще. Меч Стас держал в высоко поднятой руке, не то пытаясь проткнуть мрачные черные тучи, не то изображая громоотвод. Стас сказал, что портрет повесит над кроватью.

И вот когда мы совсем уж было собрались, в апартаменты ворвался писатель Решилов. Растерянно нас оглядел, подошел к Стасу и тихо-тихо, осторожно-осторожно спросил:

— Стас... Ну, ты чего?

Стас затоптался на месте и, глядя в сторону, отозвался:

— Я ничего... Ухожу. Вот...

— Что с тобой?

— Со мной? — Стас неуверенно улыбнулся. — Все в порядке.

Сцена эта была такая трогательная, что я вмешиваться не стал, а тихонечко сел рядом и стал слушать. ДЗР-овцы и Холмс с Ватсоном деликатно отошли в самый конец зала. Лишь Кубатай ревниво сверкал глазами.

— Слушай... Стасик... Я чем-то обидел тебя, да?

— Нет, что ты, — испуганно ответил Стас.

— Тогда почему ты уходишь? — голос Решилова задрожал. — Может тебя кто-то силой уводит? — и он покосился на Кубатая. Тот выпятил грудь. Между двумя кумирами Стаса словно электрическая искра проскочила. И я почувствовал: Стас заколебался.

— Я понимаю, — грустно сказал Решилов, привлекая Стаса к себе, — ты молодой маг, а я — просто старый писатель. Но когда ты пришел ко мне за советом, мне показалось, что мы вместе. Ты и я. И мы такого натворим... Может, даже книжку вместе напишем?

И вот тут Стас, который уже почти было сдался, помрачнел. Замотал головой.

— Нет, Игорь Петрович. Я понял: книжки одно, а жизнь — совсем другое. Нельзя в книжках жить. Неправильно это!

— Да? — как-то очень устало спросил Решилов.

— Да, — грустно подтвердил Стас.

— А как же тогда мы? — И Решилов с укором посмотрел на «настоящих» — на меня, на Кубатая со Смолянином. Те потупились. — Я ведь давно догадывался, Стасик. А сейчас с этими... молодыми... поговорил. Все понял. Как нам жить?

— Очень просто, — вступил вдруг в разговор Ватсон. Подошел ближе, и я поразился, увидев, что он ведь уже совсем-совсем немолодой, и глаза у него печальные и добрые. — Жить — и знать, что наш мир и есть Настоящий. Жить — и создавать другие миры. Какие получатся. Мы ведь умеем, правда, мистер... э... Решилов?

— Вроде бы да, — вздохнул Решилов. Этот диалог двух Вымышленных писателей был так трогателен, что Смолянин всхлипнул и утер подолом глаза. А я сообразил: если этот Решилов — придуманный, но сочиняет книги... а их герои — другие книги? Это что же — бесконечность?

— Нам пора, — вмешался Холмс, не склонный к патетике. И Стас, со вздохом разведя руками, пробормотал:

— Эники-Беники, Урики-Дурики...

Ничего не произошло. Манарбит хихикнул:

— Стас, раз уж проник сюда через шкаф... то обратно прошу так же! Я заклинание составлял строго, изменить не получится.

Шкаф нашелся рядом. Большой, совершенно пустой. Решилов печально махал нам, точнее Стасу, рукой. А в последний момент сунул ему авторучку и пробормотал:

— Любимая, я ей автографы надписываю...

Стас, хоть и старался не подавать виду, был польщен. Кубатай помрачнел еще больше. Мы залезли в шкаф, посидели там... потом Смолянин распахнул дверцы, и мы оказались в библиотеке Кащея.

— Ой! — неожиданно воскликнул Стас. — Так мы из Антарктиды так же могли вернуться?

— Если б догадались, — заявил Манарбит, по хозяйски пройдясь по библиотеке.

Мы вышли из замка. На полянке, в тени развеститого мангового дерева, стояли два сфинкса... у одного грива заплетена в косички... А рядом...

— Хроноскаф! — завопил Стас. — Новый! С лазерной пушкой! Со спальней! Как тот, фальшивый, что нам на Венере показывали!

• Предыдущая
• 40/42
• Следующая