Западноевропейская литература ХХ века: учебное пособие - Шервашидзе Вера Вахтанговна - Страница 37

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая

Своим возникновением фигура «завоевателя» обязана философии Ницше: стремление к самопреодолению, «идеал опасной жизни», «богоравная» независимость. Однако лишенные иллюзий, наделенные «трагическим знанием», Гарин и Хонг осознают бесплодность своих попыток «оставить след на карте». «Что я сделал из своей жизни? – говорит Гарин. – Но, Бог мой, что можно из нее сделать». Гарин погибает от какого-то неизвестного заболевания, Хонга расстреливают его бывшие соратники. Гибель «завоевателей» – символ поражения, невозможности победить судьбу.

Но Мальро лишь частично удался замысел – превратить роман в обвинение человеческого существования. Иллюзия достоверности в изображении социально-политических событий ослабила философскую проблематику романа, который был воспринят как репортаж о китайской революции. Роман удостоен премии Интералье, которая обычно присуждалась писателю-журналисту.

В следующем романе – «Королевская дорога» – Мальро выбирает более подходящий материал, соответствующий его замыслу. Роман герметичен по форме. Замкнутое пространство камбоджийских джунглей, в которых происходит действие, изолировано от социально-исторического контекста. В основу сюжета положен личный опыт писателя, который в начале 20-х годов предпринял авантюрную экспедицию в Камбоджу, чтобы вывезти бесценные фрагменты ангхорских храмов древней кхмерской цивилизации. Рискованная авантюра провалилась, закончившись громким судебным процессом. Личный опыт Мальро приобретает в романе очертания притчи, где главное – столкновение человека с судьбой. Враждебность мира воплощена в адекватной художественной форме. Используя принципы натуралистической детализации, Мальро предваряет феноменологию Сартра, создавая метафору бытия как вязкого липкого месива, губительного и враждебного человеку. Картины универсального распада и разложения провоцируют физическое ощущение тошноты, головокружения как физиологического знака «отчуждения».

Джунгли – символ судьбы, несвободы, где на каждом шагу героев подстерегают опасности: это и дикие племена мопсов, и тропическая лихорадка, и ядовитые насекомые.

Герои романа – Клод и Перкен – братья по духу. Они, как и «завоеватели», принадлежат к «посторонним», в которых отмерла восприимчивость к нравственному кодексу общепринятой морали. Клода и Перкена связывает не только солидарность людей, испытывающих «отчужденность» от мира, но и отношения учителя и ученика. Клод только входит в жизнь, болезненно воспринимая очевидность смерти. Перкен, обогащенный опытом, знает, что судьба – это не только смерть, но и несостоявшиеся надежды, неизбежность старости, уязвимость плоти. Перкен превращает свое знание в обвинение миру. Этим обусловлено его страстное желание «создать собственное королевство, существовать в большом количестве людей в течение долгого времени».

Но, как и в первом романе, стремление «оставить след на карте» превращается в трагически бесполезный жест. Неизлечимое заболевание Перкена – символ неизбежного поражения в мире абсурда.

Действуя «наперекор судьбе», герои Мальро черпают смысл в мире всеобщей бессмысленности: «...быть человеком еще более абсурдно, чем быть умирающим». В романах 20-х годов писатель создает типологию европейского сознания, «ужаленного одной заботой – сделать осмысленным существование, лишившееся смысла».

Романы 30-х годов – «Человеческое существование», «Время презрения», «Надежда» – стали непосредственным откликом на драматические события эпохи. В них ощущается значительная эволюция писателя, обогащенного опытом политической борьбы. На смену «завоевателям» приходят герои, объединенные узами братства, сражающиеся во имя справедливости и народного блага. В романе «Человеческое существование» революция теперь не только сфера приложения энергии «игрока», но самостоятельная ценность, способная изменить героя. Несмотря на верность старым темам – столкновение человека с судьбой, «вечный поединок человека и смерти», Мальро в этом романе изображает условия реальной жизни, которые подталкивают к революции. Таким образом, жанр романа «Человеческое существование» представляет синтез элементов притчи и социального романа.

Роман «Время презрения» основан на документальном материале о нацистских тюрьмах и лагерях смерти, но, как и «Человеческое существование», это произведение совмещает социально-историческую конкретность с экзистенциальными размышлениями о человеческом уделе. Герой романа, немецкий антифашист Касснер, «ведет свой бой» даже в тюремной камере, убеждаясь, что человек может сохранить собственное достоинство в любых условиях, осознавая свою причастность к «человеческому братству».

Роман «Надежда», созданный как непосредственное свидетельство участника гражданской войны в Испании, значительно отличается от предыдущих произведений Мальро. «Надежда» – это роман-хроника, в котором последовательно воспроизводится картина военных действий с июля 1936 по июль 1937 года. Жанр романа обусловил соответствующее изображение героев. В плюрализме мнений, в ожесточенных спорах разноликих участников войны постоянно звучит мотив – революция и нравственность. Революция – это война, бойня, кровь, которая потоками проливается и одной, и другой стороной. С позиции нравственности героям «Надежды» трудно оправдать этот «физиологический элемент войны», даже во имя искоренения самого страшного социального зла – фашизма. Мальро в своем романе задолго до «Чумы» и «Бунтующего человека» А. Камю показал вырождение любой благородной идеи в историческом действии. История излечивает от эйфории Мальро 30-х годов идеями коммунизма и светлого будущего. Сотни тысяч жертв сталинских лагерей, массовое уничтожение людей – все это стало для писателя признаками страшной своим трагизмом современной эпохи.

В неоконченном романе «Орешники Альтенбурга» Мальро, возвращаясь после многолетнего перерыва к проблеме индивидуального действия, вносит поправки и уточнения, являющиеся результатом активного вмешательства в современную историю: антифашистская борьба в тридцатые, гражданская война в Испании, французское Сопротивление. Утверждая обреченность любого действия, не имеющего преемственности, писатель взамен предлагает творческий акт художника.

Искусство, в концепции Мальро, – «это то, благодаря чему формы становятся стилем». Писатель подразделяет искусство на «творчество» и «воспроизводство». Первое определяется как истинное, преображающее реальность. Второе, воспроизводящее, копирующее действительность, – не истинное. Мальро считает, что только искусство, побеждающее время, смерть, пространство, является триумфом бренного человека над судьбой. Поэтому искусство определяется им как «антисудьба».

«Орешники Альтенбурга» – последний роман Мальро. Столь короткая творческая биография, охватывающая период между двумя войнами, обусловлена убеждением писателя, что романное время слишком коротко, чтобы вместить ту потенцию «антисудьбы», которая всегда оставалась основой его философских размышлений.

В послевоенную эпоху (40 – 70-е годы) Мальро создает цикл книг по искусству – «Зеркало лимба», которые являются логическим завершением его литературного творчества. Концепция искусства Мальро выразилась в углублении его экзистенциальных раздумий о человеческом существовании. «Божественная сущность» искусства и художника – в стремлении установить эстафету преемственности между поколениями. Мифологемой искусства является сопротивление смерти, обожествленная сила созидания и преображения мира. Этика трагического гуманизма обогащается в работах по искусству концепцией божественной сущности искусства и художника. Мальро создал новую форму романа, очевидными признаками которого являются мифотворчество, притчевость, размывание граней между философией и литературой, тем самым предваряя французский экзистенциализм.

Абсурд, которому А. Камю посвятил все свое творчество, ворвался в его жизнь нелепой роковой случайностью автокатастрофы и оборвал ее в канун Рождества 1960 года. Творчество А. Камю, Нобелевского лауреата, по праву считается классикой французского экзистенциализма.

• Предыдущая
• 37/63
• Следующая