Выбери любимый жанр

Избранные страницы - Аверченко Аркадий Тимофеевич - Страница 25


Изменить размер шрифта:

25

Оттого ли, что было уже поздно, или оттого, что альбом был просмотрен и впереди предстояла скука, – но гости после моих слов немедленно разошлись.

Я остался один, открыл форточки, напустил свежего воздуха и стал дышать. Было весело и уютно.

Если бы у моего альбома выросла рука – я пожал бы ее. Такой это был хороший, пухлый, симпатичный альбом.

Специалист

Я бы не назвал его бездарным человеком… Но у него было во всякую минуту столько странного, дикого вдохновения, что это удручало и приводило в ужас всех окружающих… Кроме того, он был добр, и это было скверно. Услужлив, внимателен – и это наполовину сокращало долголетие его ближних.

До тех пор, пока я не прибегал к его услугам, у меня было чувство благоговейного почтения к этому человеку: Усатов все знал, все мог сделать и на всех затрудняющихся и сомневающихся смотрел с чувством затаенного презрения и жалости.

Однажды я сказал:

– Экая досада! Парикмахерские закрыты, а мне нужно бы побриться.

Усатов бросил на меня удивленный взор.

– А ты сам побрейся.

– Я не умею.

– Что ты говоришь?! Такой пустяк. Хочешь, я тебя побрею.

– А ты… умеешь?

– Я?

Усатов улыбнулся так, что мне сделалось стыдно.

– Тогда, пожалуй.

Я принес бритву, простыню и сказал:

– Сейчас принесут мыло и воду.

Усатов пожал плечами.

– Мыло – предрассудок. Парикмахеры, как авгуры, делают то, во что сами не верят. Я побрею тебя без мыла!

– Да ведь больно, вероятно.

Усатов презрительно усмехнулся:

– Садись.

Я сел и, скосив глаза, сказал:

– Бритву нужно держать не за лезвие, а за черенок.

– Ладно. В конце концов, это не так важно. Сиди смирно.

– Ой, – закричал я.

– Ничего. Это кожа не привыкла.

– Милый мой, – с легким стоном возразил я. – Ты ее сдерешь прежде, чем она привыкнет. Кроме того, у меня по подбородку что-то течет.

– Это кровь, – успокоительно сказал он. – Мы здесь оставим, пока присохнет, а займемся другой стороной.

Он прилежно занялся другой стороной. Я застонал.

– Ты всегда так стонешь, когда бреешься? – обеспокоенно спросил он.

– Нет, но я не чувствую уха.

– Гм… Я, кажется, немножко его затронул. Впрочем, мы ухо сейчас заклеим… Смотри-ка! Что это… У тебя ус отвалился?!

– Как – отвалился?

– Я его только тронул, а он и отвалился. Знаешь, у тебя бритва слишком острая…

– Разве это плохо?

– Да. Это у парикмахеров считается опасным.

– Тогда, – робко спросил я. – Может, отложим до другого раза?

– Как хочешь. Не желаешь ли, кстати, постричься?

Он вынул ножницы для ногтей. Я вежливо, но твердо отказался.

Однажды вечером он сидел у нас и показывал жене какой-то мудреный двойной шов, от которого материя лопалась вслед за первым прикосновением.

– Милый, – сказала мне жена. – Кстати, я вспомнила: пригласи настройщика для пианино. Оно адски расстроено.

Усатов всплеснул руками.

– Чего же вы молчите! Господи… Стоит ли тратиться на настройщика, когда я…

– Неужели вы можете? – обрадовалась жена.

– Господи! Маленькое напряжение слуха…

– Но у тебя нет ключа, – возразил я.

– Пустяки! Можно щипцами для сахара.

Он вооружился щипцами и, подойдя к пианино, ударил кулаком по высоким нотам.

Пианино взвизгнуло.

– Правая сторона хромает! Необходимо ее подтянуть.

Он стал подтягивать, но так как по ошибке обратил свое внимание на левую сторону, то я счел нужным указать ему на это.

– Разве? Ну, ничего. Тогда я правую сторону подтяну сантиметра на два еще выше.

Он долго возился, стуча по пианино кулаками, прижимал к деке ухо так сильно, что даже измял его, а потом долго для чего-то ощупывал педаль.

После этих хлопот отер пот со лба и озабоченно спросил:

– Скажи, дружище… Черные тебе тоже подвинтить?

– Что черные? – не понял я.

– Черные клавиши. Если тебе нужно, ты скажи. Их, кстати, пустяковое количество.

Я взял из его рук щипцы и сухо сказал:

– Нет. Не надо.

– Почему же? Я всегда рад оказать эту маленькую дружескую услугу. Ты не стесняйся.

Я отказался. Мне стоило немалых трудов потушить его энергию. Сам он считал этот день непотерянным, потому что ему удалось вкрутить ламповую горелку в резервуар и вывести камфарным маслом пятно с бархатной скатерти.

Недавно он влетел ко мне и с порога озабоченно вскричал:

– К тебе не дозвонишься!

– Звонок оборвал кто-то. Вот приглашу монтера и заведу электрические.

– Дружище! И ты это говоришь мне? Мне, который рожден электротехником… Кто же тебе и проведет звонки, если не я…

На глазах его блестели слезы искренней радости.

– Усатов! – угрюмо сказал я. – Ты меня брил – и я после этого приглашал двух докторов. Настраивал пианино – и мне пришлось звать настройщика, столяра и полировщика.

– Ах, ты звал полировщика?! Миленький! Ты мог бы сказать мне, и я бы…

Он уже снял сюртук и, не слушая моих возражений, засучивал рукава:

– Глаша! Пойди купи тридцать аршин проволоки. Иван! Беги в электротехнический магазин на углу и приобрети пару кнопок и звонков двойного давления.

Так как я сам ничего не понимал в проведении звонков, то странный термин «звонок двойного давления» вызвал во мне некоторую надежду, что электротехника – именно то, что можно было бы доверить моему странному другу.

«Возможно, – подумал я, – что в этом-то он и специалист». Но когда принесли проволоку, я недоверчиво спросил специалиста:

– Слушай… Ведь она не изолированная?

– От чего? – с насмешливым сожалением спросил Усатов.

– Что – от чего?

– От чего не изолированная?

– Ни от чего! Сама от себя.

– А для чего тебе это нужно?

Так как особенной нужды в этом я не испытывал, то молча предоставил ему действовать.

– Отверстие в двери мы уже имеем. Надо протащить проволоку, привязать к ней кнопку, а потом прибить в кухне звонок. Видишь, как просто!

– А где же у тебя элементы?

– Какие элементы?

– Да ведь без элементов звонок звонить не будет!

– А если я нажму кнопку посильнее?

– Ты можешь биться об нее головой… Звонок будет молчалив, как старый башмак.

Он задумался.

– Брось проволоку, – сказал я. – Пойдем обедать.

Ему все-таки было жаль расставаться со звонком. Он привязался к этому несложному инструменту со всем пылом своей порывистой, дикой души…

– Я возьму его с собой, – заявил он. – Вероятно, можно что-нибудь еще с ним сделать.

Кое-что ему действительно удалось сделать.

Он привязал звонок к висячей лампе, непосредственно затем оторвал эту лампу от потолка и непосредственно затем обварил моего маленького сына горячим супом.

Недавно мне удалось, будучи в одном обществе, подслушать разговор Усатова с худой, костлявой старухой болезненного вида.

– Вы говорите, что доктора не могут изгнать вашего застарелого ревматизма? Я не удивляюсь… К сожалению, медицина теперь – синоним шарлатанства.

– Что вы говорите!

– Уверяю вас. Вам бы нужно было обратиться ко мне. Лучшего специалиста по ревматизму вы не найдете.

– Помогите, батюшка…

– О-о… должен вам сказать, что лечение пустяковое: ежедневно ванны из теплой воды… градусов так 45 – 50… Утром и вечером по чайной ложке брауншвейгской зелени на костяном наваре… или еще лучше по два порошка цианистого кали в четыре килограмма. Перед обедом прогулка – так, три-четыре квадратных версты, а вечером вспрыскивание нафталином. Ручаюсь вам, что через неделю вас не узнаешь!..

История болезни Иванова

Однажды беспартийный житель Петербурга Иванов вбежал, бледный, растерянный, в комнату жены и, выронив газету, схватился руками за голову.

25
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело