Падение «черного берета» - Ольбик Александр Степанович - Страница 14
- Предыдущая
- 14/101
- Следующая
— Предположим, хотя как для кого…
— А я Алик, Саша… Александр Одинец — как тебе удобней, так и называй… Из этой бутылки будешь делать примочку, а в этой баночке — бактерицидная мазь. Таблетки для рассасывания кровоподтеков…
Парень вел себя непринужденно и это понравилось Карташову. Он спросил:
— Ты, говорят, принимал участие во вчерашней переделке?
— Не понял? — Одинец поднял выгоревшие брови.
— Ну, освобождал одного придурка…
— Лечись. Возможно, уже завтра нам с тобой придется ехать в командировку…
Карташов взглянул на его руки: у самой цепочки от часов он увидел небольшую наколку — сердце пронзенное стрелой и кинжалом.
— Судя по всему, ты тоже сидел? — спросил он.
— Ты имеешь в виду это? — Одинец потеребил цепочку от часов.
— И не только это. Я таких, как ты, живчиков видел на зоне.
— И что — разочаровался?
— Меня, как бывшего сотрудника милиции, там, похожие на тебя мальчики, хотели оттарабанить, сделать паршой, последним пидором.
— И что же им помешало?
— Отчасти газовый ключ, которым я заводиле сломал ключицу и два ребра, а отчасти моя боевая слава. В 1991 году наш ОМОН гремел на всю Европу… А ты за что тянул срок?
— За грабеж… А если быть точным — за грабеж с применением оружия… А точнее, газового пистолета…
— Значит, вчера ты тоже был на Дмитровской улице?
— Это никак не взаимосвязано с моей биографией. Но можешь считать, что где-то поблизости я там ошивался…
Одинец подошел к барчику и вернулся с бутылкой водки и одним фужером. Потом из платяного шкафа он вынул гитару. Налил водки.
— Не возражаешь, если будем пить из одной посуды? Это сближает.
— Только мне наливай доверху. Я пью один раз…
— Идет. Закусить хочешь?
— Вот этим закусим, — Карташов потряс зажатой между пальцами сигаретой.
Как-то само собой получилось, что после второго фужера рука Одинца потянулась к гитаре, лежащей на атласном одеяле. Он дернул по струнам, гитара издала довольно чистый звук, однако Одинцу что-то не понравилось и он подтянул вторую и четвертую струну. Прочистив кашлем горло, он взял аккорд и довольно приятным и несильным тенорком запел.
Голос Одинца становился увереннее, жестче, он пел, опустив к гитаре глаза, прикрытые длинными высветленными солнцем ресницами.
Карташов, чтобы не мешать, налил фужер водки и залпом выпил. Одинец, между тем, распустив голосовые связки, еще более щемяще запел последние строки:
Воцарилась тишина. Никто не хотел быть первым в ее надломе. Теперь Одинец наполнил фужер водкой…
— Ты где, Серый, сидел?
— В Латвии, в Екабпилсском гадюшнике…
— Это что, в бывшем концлагере?
— Это не то, ты путаешь с Саласпилсским лагерем смерти…
— Какая разница, где сидеть, но нервы у тебя ни к черту. Я понимаю, тебе пришлось нелегко, но ты держись. Сделаем работу, съездим в ноябре в Сочи, погуляем, разомнем кошельки… Кстати, когда ты последний раз имел женщину?
Однако Карташов не успел ответить — в комнату постучали. Вошла миловидная, с забранными назад белокурыми волосами женщина. На вид — не более двадцати пяти…
— Мальчики, кто из вас тут так красиво поет?
— Мцыри, кто же еще, — не повел бровью Одинец.
— Это партийная кличка? — женщина стояла в проеме дверей и на просвет хорошо была видна ее точеная фигурка. — Вас приглашает на обед Вениамин Борисович…
Снизу раздался голос Брода:
— Галина, где вы там застряли? Сосиски стынут…
За большим прямоугольным столом уже сидели Брод с Николаем. Оба орудовали приборами.
— Мцыри, садись рядом, — сказал Брод и немного отодвинулся вместе со стулом. — Галочка, принеси, пожалуйста, еще пива.
Они сидели напротив друг друга. Карташов болезненно ощущал внутреннюю вибрацию — ее лицо, как магнит притягивало его взгляд. Чтобы не засветиться перед Бродом, Карташов низко наклонил голову, медленно расправляясь с баварскими сосисками.
Николай шумно жевал, то и дело вытирая рот бумажными салфетками. Брод разлил по бокалам чешское пиво. Подняв фужер, громко сказал:
— Будем здоровы и по возможности счастливы!
Открылась входная дверь и на пороге, с мобильником в руках, появился молодой человек в сером костюме. Его коротко подстриженные волосы были спутаны, на висках отчетливо виднелись капли пота. Брод отложил в сторону нож с вилкой, поднялся и вышел с парнем на улицу.
— С чем, Валек, прибыл? — спросил Брод, вытирая платком руки.
— В эту субботу, на Учинском водохранилище, состоится «стрелка».
— Кто будет выяснять отношения?
— Шадринские и солнцевские. Правда, это только предварительная информация. Не исключено, что к ним присоединятся авторитеты Бауманского района, новодмитровские… Ожидается жесточайшая рубка…
— Что они друг от друга хотят?
— У них идет взаимный отстрел. По моей информации, шадринские хотят поставить на место солнцевских… Как это делается, мы с вами знаем… Вчера в «Московском комсомольце» сообщалось о взрыве в Подлипках. Дом площадью в полгектара и две иномарки разнесло в мусор.
— Позови Николая и Одинца. Нет, пусть сначала поедят… Пойдем, Валя, в дом, тебе тоже надо перекусить…
После обеда Брод, Николай, Одинец и Валентин направились в гараж. Карташов тоже вышел на крыльцо, усевшись на ступеньку, закурил. Перед ним был кирпичный, достаточной высокий забор, за которым виднелись развесистые купы старых вязов. Два охранника ходили вдоль забора, у калитки сидел рыжий кот и тщательно умывал круглую мордочку.
- Предыдущая
- 14/101
- Следующая