Избранные сочинения в 9 томах. Том 5 Браво; Морская волшебница - Купер Джеймс Фенимор - Страница 105

Молодой моряк откланялся более вежливо, чем можно было ожидать после отказа олдермена воспользоваться его судном. Сохраняя полное самообладание, он следил за тем, как они спускались по склону холма, направляясь к внешнему заливу, и, лишь когда вся компания скрылась в лесной чаще, дал волю обуревавшим его чувствам.

Он вытащил из кармана томик Корнеля и раскрыл его с нетерпением, которое больше не мог сдерживать. Казалось, он ожидал прочесть на страницах больше, чем сам автор хотел вложить в них, но, когда он обнаружил между листами запечатанную записку, книга, принадлежавшая некогда мосье де Барбери, упала к его ногам, а записка была развернута так стремительно, словно от нее зависела жизнь или смерть капитана Ладлоу.

удивление — вот, пожалуй, первое чувство, которое овладело молодым моряком. Он читал и перечитывал записку; хватался за голову; невидящим взором обводил землю и море; вновь перечитывал записку; тщательно изучал надпись, которая гласила: «Капитану Ладлоу-Крейсер флота ее величества «Кокетка»; улыбался, что-то бормотал сквозь зубы; казался раздраженным, но вместе с тем и обрадованным; вновь слово за словом перечитал записку и наконец с видом человека, имеющего причины и огорчаться и быть довольным, сунул ее в карман.

Глава VI

Ну что, опять сегодня появлялось?

Шекспир, «Гамлет»

— Лицо человека — вахтенный журнал^[76] его мыслей, и, судя по лицу капитана Ладлоу, он находится в приятном расположении духа, — раздался чей-то голос рядом с командиром «Кокетки», который все еще продолжал разыгрывать пантомиму, описанную в конце предыдущей главы.

— Кто там болтает о мыслях и вахтенных журналах и смеет совать нос в мои дела? — яростно воскликнул молодой офицер.

— Человек, который любит игру мысли и часто царапал пером на страницах вахтенных журналов, чтобы знать, как следует встречать шквал^[77], таящийся в тучах или в человеке. Что же касается вмешательства в ваши дела, капитан Ладлоу, то я на своем веку знавал слишком много крупных кораблей, чтобы сворачивать в сторону от первого встречного легкого крейсера. Надеюсь, вы удовлетворены, сэр? Каждый вежливый вопрос имеет право на такой же ответ.

Ладлоу с трудом поверил своим глазам, когда, обернувшись к незваному собеседнику, увидел смелый взор и спокойное лицо моряка, который сегодня утром уже вызвал его негодование. Однако молодой человек сдержал возмущение и приложил все усилия, чтобы превзойти своего собеседника хладнокровием, придававшим внешнему облику незнакомца нечто внушительное, если не властное, хотя тот и был ниже его по положению. Возможно, необычность происходящего ошеломила командира крейсера, привыкшего к почтительному отношению со стороны тех, кто избрал море своим домом.

— Смел тот, кто, не дрогнув, встречает неприятеля; тот, кто вызывающе ведет себя с друзьями, безрассуден.

— А тот, кто не делает ни того, ни другого, умнее обоих, — парировал отважный обладатель индийского шарфа. — Капитан Ладлоу, мы встретились как равный с равным и можем говорить свободно.

— Равенство не подходящее слово для людей столь разных положений и обязанностей.

— Стоит ли сейчас говорить о положении и обязанностях? Надеюсь, в должное время мы оба исполним свой долг. Но одно дело, когда капитан Ладлоу прикрыт бортовыми пушками «Кокетки» и перекрестным огнем своих матросов, и другое дело, когда он один на морском утесе, вооруженный только палкой и собственным мужеством. Находясь на судне, он словно рангоут ^[78], поддерживаемый вантами, штагами, брасами и прочим стоячим такелажем; но в нынешнем положении он простой шест, который держится лишь благодаря крепости и качеству своей древесины. Впрочем, судя по всему, вы из тех, кто не боится выходить в одиночное плавание и при более крепком ветре, чем тот, что треплет паруса вон того суденышка в заливе.

— Действительно, судну приходится туго! — воскликнул Ладлоу, внезапно теряя интерес ко всему, кроме периагвы, на борту которой находилась Алида со своими спутниками и которая в этот момент вышла из-под прикрытия холма на простор Раританского залива. — Что скажете, приятель? Такой человек, как вы, должен разбираться в погоде.

— Женщины и ветер познаются в действии. Любой смертный, дорожащий своим покоем и уважающий стихии, предпочел бы совершить этот переезд на «Кокетке», а не на пляшущей по волнам периагве; и все же разве-веющиеся на лодке шелка говорят о том, что кое-кто считает иначе…

— Вы удивительно сообразительный человек! — вскричал Ладлоу, поворачиваясь к незнакомцу. — А также удивительно…

— …нахальный, — закончил тот, видя, что капитан запнулся. — Пусть офицер ее величества не стесняется в выражениях; я всего лишь ноковый ^[79] или в лучшем случае рулевой старшина.

— Я не хотел сказать ничего оскорбительного, но ваша осведомленность о моем предложении переправить даму и ее друзей в поместье олдермена ван Беверута на «Кокетке» несколько удивляет меня!

— А я не нахожу в вашем предложении ничего удивительного, хотя с ее друзьями вы любезны совсем из других соображений. Впрочем, когда молодые люди высказывают то, что у них на сердце, они не произносят слов шепотом.

— Следовательно, вы подслушивали наш разговор! Я уверен в этом, тут очень легко укрыться! Вероятно, сэр, кроме ушей, у вас есть еще и глаза?

— Признаюсь, я видел, как изменилось выражение вашего лица, словно у члена парламента, по знаку министра вступающего в сделку с совестью, когда вы столь тщательно исследовали клочок бумаги…

— …содержание которой вам неизвестно!

— В которой, мне думается, содержится приказание частного свойства, исходящее от дамы слишком кокетливой, чтобы принять ваше приглашение совершить переезд на корабле того же названия.

— Клянусь небом, малый прав в своей необъяснимой дерзости! — пробормотал Ладлоу, принимаясь шагать взад-вперед в тени дерева. — Слова и дела девушки противоречат друг другу, и я, глупец, обманулся ими, словно молоденький мичман, только-только оторвавшийся от матушкиной юбки. Послушайте, мистер… э-э… Надеюсь, у вас есть имя, как у всякого морского бродяги?

— Да. Когда меня зовут достаточно громко, я отзываюсь на кличку Том Румпель.

— Что ж, мистер Румпель, такой способный моряк должен быть рад служить королеве.

— Если бы не мой долг перед тем, кто имеет преимущественное право на мою службу, ничто не было бы мне более приятно, чем протянуть руку помощи царственной леди, терпящей бедствие.

— Кто же имеет в этом королевстве больше прав, чем ее величество? — удивился Ладлоу, привыкший с почтением относиться к королевской власти.

— Я сам. Когда наши цели совпадают, никто охотнее меня не разделит компанию с ее величеством, но…

— Ваши шутки заходят слишком далеко, сэр! — перебил Ладлоу. — Вам следовало бы знать, что я имею право силой заставить вас служить ее величеству, не входя с вами в какие-либо переговоры. И знайте, что, несмотря на вашу прыть, мне ничего не стоит принудить вас к этому.

— Нужно ли доводить наши отношения до крайности, капитан Ладлоу? — заметил незнакомец после недолгого раздумья. — Если сегодня я ускользнул от вас, то, может быть, сделал это ради того, чтобы по собственному желанию, а не по принуждению подняться на борт вашего корабля. Мы здесь одни, и ваша честь не сочтет меня хвастуном, если я скажу, что хорошо скроенному и деятельному человеку, который от топовой корзины до киля имеет шесть футов, не может понравиться, чтобы его тащили против воли, словно ялик, привязанный к корме корабля. Я моряк, сэр, и, хотя океан мой дом, я никогда не осмелюсь выйти в море без соответствующего оснащения. Взгляните с этого утеса и скажите, видите ли вы, помимо крейсера ее величества, какой-нибудь другой корабль, который пришелся бы по вкусу моряку дальнего плавания.