Два талисмана - Голотвина Ольга - Страница 53

И направился прочь, на ходу спросив:

— Что с декорациями?

Бики поспешил его догнать и принялся объяснять:

— Барышня Авита подновила наррабанскую пустыню, недурно так подновила, но я бы мог лучше… и бесплатно…

Мирвик уже не слушал их. Он усердно подметал пол и раздумывал:

«С чего бы Бики врать? Да и не врал он! Тут не вся труппа топталась, а один человек. И следы такие здоровенные… это кто же у нас такой большеногий?»

Наведя чистоту на сцене, он принялся прибирать зрительный зал. Чтобы скрасить скучную работу, парень принялся вспоминать, как выглядят ноги всех членов труппы — от великого Раушарни до последнего из «бунтовщиков» без единого слова в роли. А так как был Мирвик наблюдательным и памятливым, ему эта забава вполне удалась.

«Это что же получается? Такие большие ступни — только у комика Пузо? И совсем-совсем никто из труппы, кроме него, не мог такие следы оставить? Но что же он делал на сцене? Перед пустым залом показывал свой коронный номер с двумя бокалами и яблоком?»

Мирвик пожал плечами, поднялся на сцену и вышел через дверцу в коридор.

Едва закрыл за собой дверь, как остановился, пораженный странным ощущением: словно перед глазами мелькнуло что-то важное, а он не понял, упустил…

Ну, не мусор же на сцене?! Нет, что-то другое…

Тут его размышления прервал сиплый раздраженный голос: Афтан, вчерашний бесстрашный воин, усмиривший мятеж, маялся с похмелья жаждой — а кувшин в коридоре был безобразно пуст!

Мирвик виновато схватил кувшинчик и помчался к фонтану.

Еще на подходе к дому Кримерры Мотылек высунул из-под куртки Ларша острый носик, заволновался, забеспокоился. А когда служанка отворила дверь высокородному стражнику, всплеснула руками и вскрикнула, песик, не боясь переломать лапы, спрыгнул, ткнулся носом в башмак Явириты, наскоро обнюхал крыльцо — не случилось ли без него какой беды? — и с восторженным лаем рванул в дом.

— Господин мой, да какая же радость! — разрумянилась Явирита. — Изволь пройти, изволь! Госпожа давно проснулась.

Кримерра совсем не долго приводила себя в порядок. Гостю еще не надоело разглядывать затейливый узор на домотканом коврике, как сияющая от счастья Лебедь вошла в комнату. Возле ее подола вертелся Мотылек и от избытка чувств тявкал без передышки.

Кримерра порывисто протянула Ларшу обе руки:

— Сынок, я так тебе благодарна! Но как же тебе удалось его отыскать так быстро? Ты, конечно, позавтракаешь со мною… нет-нет, не отказывайся. Явирита, скорее собирай на стол!

Ларш спешил на дежурство, но разве тут уйдешь?

«Ничего, я ведь исполняю приказ, который мне дал начальник стражи…»

Завтрак был скромным: лепешки, сыр, яблоки. Лебедь держалась мило, с гостем беседовала приветливо и явно не смущалась тем, что ее стол уступает королевскому. Успевший поесть на кухне Мотылек по собственному почину показывал, как он умеет танцевать на задних лапках.

— Сокровище мое… — нежно пропела Лебедь и добавила с легким огорчением: — Жаль, что его не было дома ночью. К нам ведь, господин мой, залезли воры и похитили мои сапфиры. Мотылек поднял бы такой шум, что не то что мы с Явиритой — соседи бы проснулись.

Стражник бросил встревоженный взгляд на служанку, наливающую ему вино. Явирита ответила веселым взглядом, и Ларш успокоился.

Но, покидая гостеприимный домик, уже на крыльце, на всякий случай спросил Явириту:

— Что там такое с сапфирами?

— Пусть мой господин не волнуется, — улыбнулась служанка. — Госпожа куда-то изволила засунуть заколку и браслет — те, что на днях купила в лавке Урифера. Они вчера на ней были, если господин помнит… Мы их с утра искали, заколку нашли за цветочным горшком. Найдется и браслет.

Ларш вспомнил простенькую бисерную бабочку в седых волосах, вспомнил голубые змейки браслета — и сказал от души:

— Пусть пошлют Безымянные, чтоб все беды твоей госпожи были не страшнее этой беды!

Они ворвались в театр — собранные, мрачные, как волчья стая. Дворцовая стража, люди Хранителя. Перекрыли оба выхода из театра, поставили караул под окнами.

— Где девица Милеста Нежная Лилия? — негромко и страшно спросил десятник у Раушарни.

— Не видел ее со вчерашнего спектакля, — встревожился актер. — А что случилось?

Десятник ответил новым вопросом:

— Где ее найти?

Раушарни замялся.

Актеры, собравшиеся вокруг, молчали.

— Я спрашиваю: где проживает Милеста?

Актеры молчали — даже Джалена, роль которой перешла к Милесте. Молчал Мирвик, беспомощно сжимая метлу. Молчал бутафор Бики.

Между собою люди театра могли грызться как угодно. Но непонятную угрозу, пришедшую извне, они встретили сплоченно.

И тут раздался голос, подрагивающий от сладкого испуга и радостного возбуждения:

— А вот я слыхала…

Служанка госпожи Тагиды, портнихи, была послана хозяйкой в театр с утра пораньше отнюдь не ради развлечения: надо было получить деньги с трех должниц-актрис. И теперь, оказавшись в центре внимания, девица без смущения сообщила:

— А вот я слыхала, как две здешние барышни промеж себя болтали. Мол, уж какие Милеста и Эртала главные-преглавные актрисы, а живут в каморке над сценой…

— Где? — еще страшнее уронил одно-единственное слово десятник и схватил за локоть того, кто стоял ближе: бутафора Бики.

Насмерть перепуганный бутафор молча повел стражника к лестнице, что возле гримерки Раушарни.

Шагнув на первую ступеньку и глянув вверх, стражник присвистнул — такой крутой и узкой была лестница. Но, не задержавшись, ринулся вперед. За ним последовал Раушарни.

А уж зачем понесло наверх Мирвика — этого он и сам бы не смог объяснить. Его туда никто не приглашал, дело было совсем не его, а уж от стражников, даже дворцовых, бывшему вору лучше бы держаться подальше.

А вот полез, и все тут. И подоспел вовремя, чтобы увидеть, как десятник, встав на колени, трясет за плечи лежащую на тюфяке Эрталу. Раушарни стоял рядом, с потрясенным видом держа в руках занавеску — должно быть, ее сорвал стражник.

Милесты не было.

На Мирвика никто не обратил внимания, словно он стал невидимкой.

Эртала приходила в себя с трудом. Она приподнялась в руках десятника, явно не понимая, что происходит. Раушарни дал ей воды из стоящего в углу кувшина. Она пила жадно, проливая воду на грудь. Только после того, как Эртала напилась, речь девушки стала связной, а в глазах вместо бессмысленного выражения появился испуг.

Нет, она не знает, где Милеста. Она… спала, да, она спала… такой был тяжелый сон… Наверное, вчера понервничала на премьере… после спектакля выпила лишнего… по лестнице еле поднялась, даже не разделась… нет, ничего не слышала, не помнит…

Стража перерыла весь театр, заглянула даже под сцену. Не пропустили ни закутка, где мог бы скрываться человек.

— Я оставлю в театре стражника на случай, если эта девица заявится, — сурово сказал десятник. — И если кто-нибудь ее увидит в городе — немедленно сообщить!

Заявившись в Дом Стражи, Ларш с привычным нахальством ввалился прямо к командиру (не замечая удивления стражников, ожидавших во дворе распоряжений) и доложил о выполненном задании.

Джанхашар облегченно вздохнул (не будет жалоб Хранителю от высокородной старушки!), тут же спохватился и предложил знатному «крабу» за блистательно исполненный приказ считать этот день выходным. Но неукротимый Спрут изъявил желание присоединиться к своему десятку на дежурстве, на что и получил неохотное согласие командира.

(Слуга Джанхашара, подслушивавший под дверью, решил, что либо его на старости лет настигло безумие, либо на хозяина кто-то навел чары).

От стражников во дворе Ларш узнал, что Аштвер со своими людьми (кроме Гижера, которого вчерашняя рана все-таки уложила в постель) патрулирует прибрежную часть города — от Старого порта до Бурых скал. Места нехорошие, «крабов» там любят еще меньше, чем везде, а потому все четверо намеревались держаться вместе.