Восемь - Нэвилл Кэтрин - Страница 23
- Предыдущая
- 23/158
- Следующая
— Пятнадцати? — удивилась я. — Тогда, значит, он отошел от дел в двенадцать лет. Мужчина, которого я видела наверху, был молодым.
— Правда? — сказал озадаченный Германолд. — Тогда кто бы это мог быть?
— Высокий стройный мужчина, очень бледный. Привлекательный, но холодный…
— О, это Алекс, — рассмеялся Германолд.
— Алекс?
— Александр Соларин, — сказала Лили. — Ты знаешь, дорогая, это один из тех, кого ты до смерти хотела увидеть. «Мегатонная бомба»!
— Расскажите о нем побольше, — попросила я.
— Боюсь, что не могу, — признался Германолд. — Я не знал даже, как он выглядит, до тех пор, пока он не появился и не попытался зарегистрироваться на турнире. Человек-загадка. Он не встречается с людьми, не разрешает делать свои фотографии. Мы вынуждены убрать камеры из комнаты, где проходит игра. В конце концов по моему настоянию он дал пресс-конференцию. Иначе какой смысл иметь его на турнире, если газеты ничего не напишут?
Лили пристально взглянула на него и издала громкий стон.
— Спасибо за выпивку, Джон,—сказала она, накидывая меха на плечи.
Я поднялась на ноги вместе с ней, и вместе мы прогулялись по залу и лестнице.
— Я не стала говорить при Германолде, — прошептала я, когда мы оказались на балконе, — но что касается этого парня, Соларина… здесь творится что-то странное.
— Я вижу это все время, — сказала Лили. — В мире шахмат попадаются люди, которые или занозы, или дырки в заднице. Или и то и другое вместе. Я уверена, этот Соларин не исключение. Они не могут перенести присутствия женщин на игре…
— Это совсем не то, о чем я толкую, — перебила Я. — Соларин сказал, чтобы я уходила, не потому, что не переносит женщин. Он сказал, что я в большой опасности.
Я схватила Лили за руку, и мы остановились у перил. Толпа внизу все росла.
— Что он тебе наплел? — фыркнула Лили. — Ты что, разыгрываешь меня? Какая может быть угроза на шахматном матче? Здесь только одна опасность — заснуть от скуки. Фиске любит поддевать противника язвительными репликами.
— Я говорю, он предупредил меня об опасности, — повторила я, прижав Лили спиной к стене, чтобы люди могли пройти. Я понизила голос: — Помнишь предсказательницу, к которой ты отправила нас с Гарри в Новый год?
— О нет! — простонала Лили. — Только не говори мне, что веришь в потусторонние силы!
Люди начали двигаться вниз и проходили мимо нас в комнату для игры. Мы присоединились к потоку, и Лили выбрала
места сбоку, откуда был хороший обзор и где мы не привлекали внимания, насколько это было возможно при наряде Лили. Когда мы уселись, я придвинулась к ней и зашептала:
— Соларин использовал те же выражения, что и предсказательница. Разве Гарри не говорил, что она мне сказала?
— Я никогда не видела ее, — ответила Лили, доставая маленькую шахматную доску из кармана своей накидки и устраивая ее на коленях. — Ее рекомендовал мне один знакомый, но я совсем не верю во все это дерьмо. Вот почему я не пришла тогда.
Люди вокруг занимали места, на Лили было обращено множество взглядов. Группа репортеров вошла в комнату, у одного на груди висела камера. Они заметили Лили и двинулись к нам. Она склонилась над своей доской и тихо шепнула:
— Мы с тобой ведем серьезный разговор на тему шахмат. Кто-нибудь их остановит.
В комнату вошел Джон Германолд. Он быстро подошел к репортерам и перехватил того с камерой, который уже направлялся к нам.
— Извините, но я должен забрать камеру, — сказал он. — Гроссмейстеру Соларину не нравятся камеры в зале, где проходит турнир. Пожалуйста, займите места сзади, чтобы мы могли начать. После игры будет время для интервью.
Репортер нехотя отдал свою камеру Германолду и вместе с коллегами двинулся к местам, которые указал им распорядитель.
Комната наполнилась тихим шепотом. Появились судьи и заняли свои места. За ними быстро вошли мой давешний незнакомец — теперь я знала, что это и есть Соларин, — и седой человек в возрасте, про которого я решила, что это Фиске.
Фиске выглядел взвинченным. Он щурил один глаз и постоянно дергал ртом, словно сгонял муху с усов. У него были редкие седые волосы, зачесанные назад, но несколько прядей выбились и неряшливо упали на лоб. Бархатный темно-красный жакет Фиске, подпоясанный будто банный халат, знавал лучшие времена и нуждался в чистке. Мешковатые коричневые брюки были измяты. Мне стало жалко Фиске. Казалось, он чувствовал себя совершенно не в своей тарелке.
Рядом с ним Соларин выглядел как античный дискобол, изваянный из алебастра. Он был на голову выше сутулившегося Фиске. Двигаясь со сдержанной грацией, Соларин шагнул в сторону, пододвинул сопернику стул и помог тому усесться.
— Ублюдок, — прошипела Лили. — Он пытается добиться расположения Фиске, заставить его сдаться до того, как игра началась.
— А может, ты слишком строга к нему? — громко спросила я.
Несколько человек с заднего ряда зашикали на меня.
Пришел мальчик с шахматами и принялся расставлять фигуры, перед Солариным — белые. Лили объяснила, что церемония жеребьевки прошла накануне. Еще несколько человек зашикали, чтобы мы замолчали.
Пока один из судей зачитывал правила, Соларин осматривал публику. Он сидел ко мне в профиль, и у меня была возможность рассмотреть его. Теперь он не казался таким напряженным, как перед игрой. Он был в своей стихии и выглядел молодым и напористым, как атлет перед стартом. Но затем его взгляд упал сначала на Лили, а потом и на меня, и его лицо окаменело, только глаза продолжали сверлить меня.
— Фу-у! — сморщилась Лили. — Теперь я понимаю, что ты имела в виду, когда говорила, что он какой-то холодный. Даже хорошо, что я увидела его сейчас. Когда мы встретимся за шахматной доской, это уже не будет для меня сюрпризом.
Соларин смотрел на меня так, словно не мог поверить, что я все еще здесь, словно собирался вскочить и выволочь меня из комнаты. Внезапно я почувствовала, что совершила ужасную ошибку, оставшись.
Фигуры были расставлены, часы Соларина включены, так что ему в конце концов пришлось перевести взгляд на шахматную доску. Он двинул вперед королевскую пешку. Я заметила, что Лили повторила его ход на своей доске. Мальчик, стоявший рядом с табло, записал ход: е2—е4.
Какое-то время игра шла своим чередом. Противники потеряли по пешке и коню. Соларин выдвинул вперед королевского слона. Несколько человек из публики что-то забормотали. Один или два встали, чтобы пойти пить кофе.
— Похоже, это giuoco piano, — отметила Лили. — Такая игра может быть очень долгой. Подобной защиты никогда не разыгрывали на турнирах, она стара как мир. Черт возьми, да giuoco piano упоминалось еще в Геттингенском манускрипте!
Для девушки вроде меня, которая не прочла ни слова о шахматах, Лили была просто кладезем премудрости.
— Оно позволяет черным развивать фигуры, но медленно, медленно, очень медленно. Соларин облегчает Фиске эту задачу: дает тому возможность сделать несколько ходов, перед тем как уничтожить его. Сообщи, если что-нибудь произойдет в течение следующего часа.
— Как ты полагаешь, я узнаю, если что-нибудь произойдет? — прошептала я.
И тут Фиске сделал ход и выключил часы. В толпе раздалось легкое бормотание, и те, кто собирался уйти, остановились и обернулись на табло. Я взглянула вовремя, чтобы заметить улыбку Соларина. Это была странная улыбка.
— Что случилось? — спросила я у Лили.
— Фиске играет более рискованно, чем я думала. Вместо того чтобы пойти слоном, он предпринял «защиту двух коней». Русский ее любит. Она гораздо более опасна. Удивляюсь, что Фиске выбрал ее против Соларина, который известен…
Лили прикусила язык: ведь она же никогда не изучает стили других игроков. Никогда!
Соларин двинул своего коня, а Фиске — королевскую пешку. Соларин забрал ее, затем Фиске съел конем пешку Соларина. Теперь их силы были равны. Мне казалось, что Фиске в лучшей позиции, со своими фигурами в центре доски, в то время как фигуры Соларина располагались на задней линии. Но тут Соларин взял конем слона Фиске. По комнате прокатился гул. Несколько человек, которые вышли, ринулись обратно вместе с кофе и уставились на табло, где мальчик записывал ходы.
- Предыдущая
- 23/158
- Следующая