Сияние Вышних Богов и крамешники - Сидоров Георгий Алексеевич - Страница 9

• Предыдущая
• 9/125
• Следующая

Я слушал её тираду и понимал, что передо мной ещё один сумасшедший. Точно такой же, как и моя мать. Её поразила та же зараза, что и многих других. Похоже, в молодости эта женщина была вполне нормальным человеком. Со слов гостьи, убеждал её в том, что правдой сыт не будешь, родной отец… Значит, ломка шла на уровне семьи, позднее эстафету перехватили жизненные обстоятельства. И я стал вспоминать, сколько замечательных парней и девчонок были превращены в моральных уродов своими же родителями.

То, что меня преследует сумасшедший дом, я не сомневался. Так оно и было. Только безумие несколько иного характера, не ментальное, а нравственное. Осознание того, что человеческий ум у многих людей обслуживает вырвавшиеся из-под контроля сознания животные инстинкты, угнетало.

На своём опыте и на опыте многих своих друзей, я понял, как действует механизм ломки: сначала сознание молодых, духовно неокрепших ребят, подвергалось воздействию в семье, а потом этим делом успешно занималось наше больное общество. Результат очевиден. В жизнь входил законченный приспособленец-обыватель, для которого деньги и вещи являлись существенной стоящей ценностью. Всё остальное он просто не замечал. Под такой механизм не подходила моя мать, но очевидно исключения только подтверждают правило. До меня дошло ещё с детства, что информационное воздействие может изменить сознание человека. Причём — тотально. До такой степени, что о белом он будет говорить, что это чёрное, и наоборот. Причина была ясна, не понимал я самого процесса.

«Как всё это происходит и почему генетический аппарат у очень многих не сопротивляется информационному воздействию? Или может быть, он как-то меняется? Информация имеет свойство ломать генетику? Если так, то человечество однозначно обречено!» — от такой мысли меня бросило в дрожь.

Я невольно вспомнил, как один мой знакомый шахтёр несколько лет копил деньги на автомобиль. Наконец, он купил себе «Москвич 412» и был от счастья, как говорится, «на седьмом небе». Но однажды он не справился с управлением и вдребезги разбил свою машину. И что же этот несчастный потом сделал? Он взял и повесился! Не пережил утраты. Что это, если не безумие? Груда штампованного металла оказалась дороже жизни! Безусловно, очень многие его не поняли. Но вот беда, нашлись те, которые вошли в его положение. Они искренне сочувствовали его утрате.

Припомнился мне ещё один случай. Тогда я работал на одной из метеостанций на севере Тюменской области. Однажды меня попросили съездить на лодке в соседний посёлок за продуктами. Я согласился. Но когда я грузил лодку, ко мне подошёл начальник местного почтового отделения и попросил забрать у него посылку. Она пришла на имя нашего гидролога. Я обрадовался за парня. Посылка была от его матери. К тому же он её совсем не ждал. Пристав к берегу метеостанции, я крикнул, чтобы позвали нашего героя и торжественно вручил ему коробку. Естественно парень оторопел от удивления. От радости у него задрожали руки. Но когда он ушёл, и мы взялись за разгрузку лодки, я увидел на глазах жены начальника метеостанции слёзы. Она плакала навзрыд.

— Что произошло? Что у вас здесь случилось? Неужели кто-то погиб? — кинулся я к ней с расспросами.

— Да всё у нас нормально! — отмахнулась от меня молодая женщина.

— Тогда почему ты плачешь?

— Я всегда плачу, когда кто-то получает на станции посылку, — повернула она ко мне заплаканные глаза.

— Вот оно что? — растерялся я от услышанного. — Понимаю! Есть над чем рыдать!

— Да, есть. Почему посылка пришла не мне?

— Но ведь к тебе тоже приходят посылки? — пытался я успокоить женщину.

— Приходят, — согласилась она, — но почему они приходят и к другим?

От такой логики у меня закружилась голова. Передо мной в женском обличии стоял конченный дегенерат.. Я только махнул рукой и молча занялся своим делом.

«Неужели она такой родилась? — думал я. — Этого не может быть. Дети, как правило, намного чище взрослых. Значит, девочку сломали и превратили в урода. Теперь для неё всё материальное не просто стало смыслом жизни, ради чего она живёт, но возможно и нечто большим. Что-то вроде Бога, которому она и днём, и ночью молится. Безумие, опять безумие! — думал я тогда об увиденном. — Но кто мне объяснит, как можно, навязывая человеку ложные ценности, свести его с ума? Почему происходит такое? И кто в этом кошмаре заинтересован?»

Моя бабушка была уверена, что люди сходят с ума не просто так. Всё это является следствием хорошо продуманного проекта. Но до меня долгое время никак не доходило, зачем надо было коверкать психику целой нации, а возможно и всей нашей цивилизации? И кто за этим стоит? За проектом нравственного, да и ментального безумия? Сколько я не пытался понять смысл происходящего, он от меня тогда постоянно ускользал.

К этому вопросу я вернулся через много лет, когда поздней осенью в одиночку мне пришлось пешком пересечь эвенкийское плоскогорье и отыскать среди хаоса гор и лиственничной тайги скит старика Чердынцева. Человека, который не только хорошо знал И.В. Сталина, но и четыре года, когда Иосиф Виссарионович находился в Туруханской ссылке, был ему проводником, другом и наставником…

Никогда не забыть то время, когда начался наш долгий разговор на волнующую меня тему. Стояла середина января. Температура упала до минус шестидесяти трёх градусов. За стенами маленькой таёжной избушки то и дело раздавался треск лопающихся от мороза деревьев. Накинув на плечи оленью кырняжку[3], я собрался было отправиться за очередной охапкой дров. Но не успел я подойти к двери, как хозяин скита остановил:

— Ты вот что, — посмотрел он на меня своими выцветшими глазами, — не суетись с дровами, успеешь. Лучше попробуй услышать голос северного сияния.

— Кого? — не понял я.

— Голос небесного огня, — улыбнулся старик. — Это очень важно. Если ты его услышишь, значит готов к пониманию скрытого, ранее тебе недоступного…

Я кивнул своему новому учителю и вышел на морозный воздух. От низкой температуры захватило дыхание. Хоть я и привык к недостатку кислорода, но голова всё равно кружилась. Постояв несколько секунд и приведя дыхание в порядок, я направился по привычке к поленнице дров. Но, вспомнив просьбу старика, остановился и, подняв голову, стал любоваться зелёным шлейфом небесных всполохов. Они стояли прямо над головой, их мертвенно бледный свет освещал окаменевший на нестерпимом морозе мир Среднесибирского плоскогорья.

«О каком голосе говорил старый? Кругом такая тишина, что ломит в ушах. Лишь иногда раздаётся треск рвущегося на морозе дерева…»

Я ещё раз вгляделся в висящие над головой гирлянды.

«Вы что умеете петь?» — мысленно обратился я к ним.

И вдруг внутри себя, не в ушах, а в каждой своей клетке, я услышал гул басовой струны. Этот гул нарастал с каждой секундой, усиливался, и мне показалось, что им наполнено всё вокруг: и небо, и земля, и горы. Раньше, когда я любовался северным сиянием, мне тоже казалось, что я что-то слышу. Но в данный момент я ощущал самый настоящий гул. Тряхнув головой, я сбросил с себя наваждение и, взяв охапку дров, направился в избушку.

— Ну что, услышал ты голос небесного огня? — посмотрел в окно старик.

— Ещё как услышал, но не ушами, — положил я дрова возле небольшой глинобитной русской печи.

— Если так, то теперь ты можешь слышать голос любого предмета.

— Что-то я не пойму…

— А тут и понимать нечего, — поднялся со своего места хозяин избы. — Дело в том, что каждый голос имеет свой окрас. Вот сейчас мы возьмём с тобой по коробке акварельных красок, ты сядешь с лампой, по одну сторону печи, а я по другую. Уяснил?

— Ничего не понимаю…

— Сейчас всё поймёшь, — и старик протянул мне коробку «Невы». — Вот бумага, а вот дощечка на которой ты будешь рисовать.

— Что рисовать?! — на секунду мне показалось, что у моего старого друга не все дома.

• Предыдущая
• 9/125
• Следующая