Сияние Вышних Богов и крамешники - Сидоров Георгий Алексеевич - Страница 44

• Предыдущая
• 44/125
• Следующая

— Получается, что Европа стала сходить с ума задолго до распространения христианства?

— Не Европа, а та её часть, которая оказалась под властью римлян, — поправил меня мудрый дедушка. — Принятие христианства и дальнейшие разрушения генетического кода теперь уже на семитский лад, — всего лишь вторая стадия общего хода событий.

Несколько секунд старый специалист по дегенерации молчал, потом сказал:

— Помнишь первую религиозную реформу князя Владимира, когда он назначил Перуна главным богом?

— Как не помнить? Помню, конечно. Владимир по чьей-то подсказке перевернул пантеон наших богов, поставил его с ног на голову, к тому же пытался ввести человеческие жертвоприношения. Естественно, жрецы против такого «новшества» восстали. И он их тут же стал уничтожать.

— Этим он готовил себе плацдарм для введения христианства, — высказал я предположение.

— Так-то оно так, только я не об этом. Тут дело в другом. – Владимир перевернул пантеон вверх ногами и, внедрив кровавые жертвоприношения, тем самым пытался опустить тот идеал, к которому стремились наши предки. Как всегда была предпринята попытка одним выстрелом добыть двух зайцев. С первым не получилось: язычниками русичи не стали, но носители знания — волхвы — были вырезаны. Вот почему христианство так легко и прошло.

— Постой! Постой! — прервал я хранителя. — Получается, что язычники — те, у которых боги не являются нравственным эталоном подражания?

— У которых боги — дегенераты, мой друг. Сначала язычниками тёмные жрецы Ордена сделали полудиких ахейцев, за ними их завоевателей, дарийцев и кедонов, потом классические греки через свои торговые колонии разнесли язычество по всему Средиземноморью. Из Сицилии и Южной Италии оно проникло к латинянам Рима. Дальше ты и без меня знаешь.

— Мне известно, что кровавые жертвоприношения были распространены среди последователей лунных культов.

— Язычники и есть лунники. Ведийская или орианская традиция стоит особняком. Она отражает подлинную структуру Вселенной и то многомерие, в котором пребывают наши бессмертные сущности.

— А почему нас христиане называют язычниками? И не только нас, но и индуистов с буддистами?

— Потому что у них «не все дома». И потом, для этого Владимир равноапостольный и провёл в Киеве свою первую реформу.

— Чтобы наложить на нас клеймо язычников?

— Он, конечно, не знал всех тонкостей, просто делал то, что ему приказали, но дело обстоит именно так. Теперь до тебя дошло?

— Я давно о том, что ты мне говоришь, догадывался. Но тонкостей не знал.

— Ты знал внешнюю сторону процесса. А теперь знаешь его внутреннюю сторону. Запомни, все реформы в сознании социума делались и делаются, прежде всего, для того, чтобы информационно разрушать генетику того народа, который им следуют. Вот, кажется, и всё, что мне хотелось тебе сказать. А теперь давай «на боковую», иначе завтра будем сонными мухами.

Знаешь, с чего сегодня начнём? — толкнул меня утром любитель вещать с русской печи.

— С чего? — сквозь сон пробурчал я.

— С самого главного: сегодня ты узнаешь, каким образом информация разрушает генофонд человека.

От слов старого я тут же вскочил на печи.

— Наконец-то! — меня словно обожгло изнутри. — Через несколько минут я прикоснусь к тайне, которая много лет не давала покоя моей бабушке, да и мне тоже.

— Но сначала нам надо хорошо натопить печь, перехватить, — охладил мой пыл дедушка, — и подготовиться к приезду гостя.

— Кого? — не понял я.

— К приезду одного хорошего человека. Он привезёт с собой соль, спички и тёплую одежду для тебя.

— Но ведь у меня она есть?

— Он-то этого не знает. Потом тебе с ним надо ехать и далече. А морозы, сам видишь, не шутят.

Старик опять заговорил загадками, но я решил его на тему гостя не спрашивать. Мне было понятно, что человек, которого ждёт дедушка, должен приехать ради моей персоны.

«Значит, так надо — думал я, помогая старику по уборке дома. — Куда-то придётся поехать, интересно, зачем?»

Пока я растапливал печь, и укладывал в объёмный чугунок куски посоленной и перемешанной с листьями таволги рыбы, хозяин избы привёл своё жилище в порядок.

— Всё, — покосился он на меня. — Как только печь прогорит, угли — в сторону, а чугун сразу поставим в центр печи, пусть пару часов наша рыба потомится. Это будет просто объедение, такого ни в одном ресторане не попробуешь. Тот, кого мы сегодня ждём, обожает это блюдо.

Кстати, без свежего хлеба он не приезжает. Наверняка, пару десятков буханок эвенкийского хлеба он нам подбросит.

— Кто это? — не выдержал я.

— Ты вроде на мужика похож, но любопытен как старуха. Что за вопрос? Когда увидишь, поймёшь! Давай-ка лучше садись за стол. Тебе надо кое-что понять.

Когда я выполнил приказ лесного кощунника[11], последний, взяв карандаш, сказал:

— Ты наверняка сталкивался с феноменом, когда, казалось бы, стойкие в своих убеждениях, люди резко меняли взгляды?

— И не раз. Мне всегда казалось, что с их психикой происходит что-то аномальное, схожее с помешательством.

— Это и есть помешательство. Только частичное, когда поражается не вся нервная система, а какая-то её часть. С виду человек вроде бы вполне адекватен, но на самом деле всё далеко не так. Былого стержня уже нет, перед тобой, в лучшем случае, его противоположность.

— Нечто подобное произошло с моими родителями, — вздохнул я. — В молодости и отец, и мать были прекрасными людьми: ко всему материальному относились равнодушно. Ценили только знания и высокие нравственные качества. Но через 5-7 лет я их перестал узнавать. Откуда-то появилась патологическая жадность, полное равнодушие ко всему духовному. Даже к книгам, а ведь их они когда-то очень любили. В голове только материальное и больше ничего.

Выслушав меня, старик несколько минут смотрел мне в глаза. Потом наклонившись над столом, стал что-то рисовать.

— Я тебя понимаю, дружище. Не жизнь у тебя была, а сущий Ад! Семейка аховская. Но что делать, родителей ты сам выбрал. Очевидно, сильно торопился в новое воплощение… Что ж, бывает! Несколько дней подряд я подробно рассказывал о воздействии на наше ДНК разных технологий. Ты хорошо знаешь, что нашу природу не сломала технология внедрения чужеродной низкопробной религиозной идеологии. Той, которая родилась в сознании кочевого примитивного гибридного племени… По закону бытия, мы, в большинстве своём, должны были измениться. Но всё обошлось. Эту инъекцию мы переработали и подчинили своей несокрушимой природе. То же самое и с навязыванием нам заморской культуры. Она в нашей среде не приживается. Молодёжь, пока глупая, на неё клюёт, но потом, поумнев, от неё отходит. Это происходит и с другими «подставами». Всё бесполезно! Но тёмные — ребята не простые. Работать они умеют. И ключ к нашей психике они подобрали. Знаешь, почему наш народ так и не принял христианство?

— Откуда же мне знать?

— В глубине своей души, он не поверил в искренность этого учения.

Мы только формально христиане, но не по своей сути. Та же картина сложилась и с чуждой нашей ментальности культурой. Сколько Пётр I с русским народом не воевал, сломал он только верхушку общества. Да и то, не совсем. Даже городские низы царских реформ не приняли. В культурном отношении, так и остались русскими. Почему? Из-за неверия, что на Западе культура в чём-то превосходит нашу, понимаешь, из-за неверия! Поверить в галиматью христианской религиозной концепции и западной культуры не давал наш русский жизненный опыт. Мы, русичи и русские, все люди жизненных проб и ошибок. Отсюда у нас и жизненная мудрость. Причём мудрость коллективная, всенародная. Видя такой вот «облом», тёмные со временем отыскали наше слабое место: они решили действовать через институт веры. Заставить наш жизненный опыт действовать заодно с тем, что они нам навязывают. Именно по этой причине русский народ, несмотря на огромные природные богатства своей страны, усилиями своей элиты и превратился в Европе в самый обездоленный.

• Предыдущая
• 44/125
• Следующая