Тайна Зыбуна - Осокин Евгений Васильевич - Страница 4

• Предыдущая
• 4/19
• Следующая

— Чо? — наконец откликается Хасан.

— П-шли в лес. Зоить соочьи гнезда! — не переставая жевать серу, говорит Санька.

Предложение соблазнительное. Хасан ненавидит сорок. Куда ни пойди в лес, а они уж тут как тут:« Чел-ловек идет! Чел-ловек идет!» Леску с удочкой он отгрызает и сует в карман.

Лес рядом. Кедровые островки иногда перемежаются молодыми соснячками, а дальше от Чутыма — осинниками, зарослями старого тальника и черемушника или, по-местному, сограми. Километрах в двух от Юрт начинается Зыбун; здесь он клином врезается в прибрежную тайгу. Сначала ребята идут по берегу: теплее, солнечней, «просторней».

Корни кедров висят над водой. Сквозь прошлогодние иголки и листья пробивается зелень, на полянках краснеют шарики огоньков, синеют «кукушкины слезы».

— Хасан, смотри, вон! И вон!

— Это дроздиные. А маленькое, вон то — зябликов.

— А давай переменим им птенцов, — предлагает Санька.

Дрозды не умеют считать. У них можно взять половину яиц — и не заметят. У малиновок, бывает, исчезнут два-три яйца — они даже не обратят внимания. Но тронешь гнездо зяблика — родители улетят, бросив не только яйца, но и крошечных беленьких птенцов не гибель.

Это Хасан знал и даже не подходил к их гнездам.

— Не трогай, пошли! — тихо говорит он Саньке.

Гнезд много, но ребята ищут сорочьи, ястребиные, а они в таких местах, что не скоро доберешься. И комары донимают. Они тучей летят следом.

— Вон! — Хасан показывает Саньке на согру, где чернеют два больших гнезда из прутьев и палок. Обычно сорока строит несколько гнезд. Одно — настоящее и сделано «на совесть», другие — кое-как, для отвода глаз. Заметив опасность, лесная сплетница стрекочет, садится в пустое гнездо. Хасан не раз попадался на ее уловки и сейчас осведомляется у Саньки:

— В какое села? В ближнее?

Ко Санька жует морковь и только мычит, потом показывает, куда села сорока, рукой.

— Тогда лезь к тему вон, на березе, — распоряжается Хасан.

Но березу окружает непролазная чаща. Вдобавок в распадке еще не высохла вода. Санька мнется, машет рукой.

— А ну ее!

— Эх, ты! А еще — на Зыбун! Ты думаешь — что? Мне хотелось посмотреть, можно ли с тобой на такое дело.

— Сравнил! Зыбун — и какое-то паршивое гнездо. А если найдем золото — напишем письмо самому Хрущеву и попросим наделать вертолетов для охотников.

— Все одно. Важен факт! — солидно говорит Хасан.

— Важно зачем! — возражает Санька, шлепая себя по лбу. Из-под ладони на кончик носа брызнула капелька крови. — Чтобы было настоящее дело, а не сорочье! Да я сдохну, а на Зыбуне побываю! И если хочешь — без тебя. Понял?

— Ну, ладно, давай подумаем, что надо к походу, — миролюбиво предлагает Хасан и садится на поваленную ветром старую сосну. Санька ложится на спину.

— Ружья с патронами…

— Сухари дня на два, три. Соль. Коробок спичек.

— Есть, — подтверждает Санька. Хасан — «начальник», он и в школе член Совета пионерской дружины. Санька — «завхоз» экспедиции. — Только спичек надо коробка три. И один завернуть так, чтобы и в воде не отсырели!

— Организуй!.. Так, ножи, котелок прихватим, две ложки…

— Сала бы взять соленого. И нельмы вяленой, — Санька даже облизнулся.

— Тю, нельмы! Окромя сухарей и соли, в тайгу разве что берут? Ружье прокормит! Накомарники надо будет не забыть, вот что?

— Мы ж не в тайгу. Мы на Зыбун.

— Все одно. Там что, дичи нет? Помнишь, где куропатки лают? Все на Зыбуне!

— Но ведь охота сейчас запрещена, — выкладывает Санька главный свой довод. — На всякую дичь.

Он уже похрупывает сочными лентами сока, который лежа снимает ножичком с растущей рядом с валежиной сосенки. Сок холодный, сладкий.

— Нам можно. Мы, если хочешь знать, как научная экспедиция.

— Ну, а когда отчалим? Все одно надо подождать, пока подсохнут болота и ягода поспеет.

— Ясное дело!

…Вверху тихо ворчат угрюмые ели. На чистинке быстро-быстро лопочут осинки. Лесной главврач-дятел простукивает деревья: тук-тук… «Где что болит»? А от Чутыма, из старого березняка, доносится «ук!», «ук!». Это Жуванжа колет дрова.

«Э-эй!… Эг-гей!… А-тта!» — вдруг доносится до ребят с Чутыма.

— Идем туда!

Они побежали, как всегда обгоняя друг друга.

— Смотри! — запыхавшись, остановился Хасан, когда в просвете между сосен засинела вода. — Смотри!

По Чутыму во всю ширину его плыли зверьки, трубой подняв вверх рыжие пушистые хвосты. Еще бросок — и ребята съезжают с песчаного яра к самой воде. Только теперь они заметили какого-то охотника на резиновой надувной лодке. Вот он догнал одного зверька, легонько стукнул его веслом-лопаткой по голове, схватил за хвост и еще раз ударил о весло. Бросил в лодку и поплыл за белками к берегу, крича:

— У, чертенята!.. Эгей! Я вас!

— Да это ж Володька Око! — узнал Хасан.

— Володька! — крикнул он.

— Око за око! — заорал Санька.

В Рыльске Володька учился первый год. Геологоразведочная партия, которую возглавляет его отец, Максим Око, готовилась к летней разведке верховья Чутыма. Странная фамилия — Око — доставляла Володьке много неприятностей.

В первый же день после уроков Володька догнал Саньку, остановил.

— Хочешь, намылю шею?

— За что?

— За просто тек! — отрезал Володька, и не успел Санька раскрыть рта, как в глазах его замельтешили искры.

На Санькино счастье сзади шел Хасан. Отшвырнув сумку, он, как рысь, прыгнул на Володьку, стиснул шею. Володька — на голову выше Хасана, сильный — рванулся, повел плечами, и ноги Хасана поднялись, описывая круг. Но Хасан все же удержался. Тогда Володька через плечо закинул одну руку за спину и, пригнувшись, перебросил Хасана через голову. Не успел Володька отцепиться от свалившегося в снег Хасана, как Санька метнулся ему под ноги. Володька упал, а Хасан уже на ногах.

И вот забияка уже отплевывает набившийся в рот снег, мямлит:

— Ст-таюсь…

— Сдаются а честном бою. Понял? — петушится Санька, сидящий ка нем верхом. — А сейчас, если хочешь знать, мы с тобой, Око-белобоко, можем что хошь сделать!

— Я больше не трону.

— Никогда?

— Н-никогда.

— Никого?

— Н-никого.

— Честное-пречестное?

— Ну, что я, трепач?

— А за что Саньке закатал? — вступил в допрос Хасан.

— А что, — захныкал Володька, — я рассказывал, как слюду на Алтае нашел, а он Всевидящим Оком меня обозвал…

— Ну и что? Всевидящее — это разве обзыв? Чтоб никого интернатских не трогал! Понял?

Володька понял, и сейчас он остановился, раздумывая: «А не повернуть ли подобру-поздорову обратно?» — и стал подгребаться к берегу.

— Ты как очутился тут?

— А вы как? — не меньше ребят удивился Володька.

— Мы — понятно. Мы живем здесь, в Юртах.

Володька начал рассказывать, что база геологов теперь за поворотом, на берегу Чутыма, и он на целый месяц приехал к отцу, но ребята его уже не слушали. Не каждый день в Юртах увидишь переселение белки. Об этом Хасан, к примеру, слышал только от деда.

— От чертянята! — восхищался он.

— И почему хвосты они так?

— Если белка замочит хвост — утонет, пояснил Хасан.

— Почему?

— Не знаю.

— Наверно, оттого, что он станет очень тяжелым, — предположил Санька. — Вон какая метла!

— А чего им приспичило? Не горит же! — недоумевал Володька.

— Значит, неурожай орехов будет в Зачутымье: Белка она такая: заранее все узнает.

— Это точно! — согласился Володька. — Папа говорил, что на Зачутымские кедровники шелкопряд напал.

— Значит, конец кедрачам. Этот начисто сведет, — авторитетно подтвердил Хасан и вдруг насел на Володьку. — Ты чего браконьерствуешь?

— Подумаешь! Одну пришиб… А то станешь рассказывать, что ловил их за хвост и в лодку, — не поверят. А теперь спросят: «А ты ловил?» — «Ловил!» Пускай не верят, а я ее за хвост — и в лодку! — захлебывался он от радости.

— Слушай, Хасан, а почему белка идет прямо на Юрты? Ведь там, за нами, Зыбун? — спросил взобравшийся на яр Санька.

• Предыдущая
• 4/19
• Следующая