Запретный мир - Новак Илья - Страница 31
- Предыдущая
- 31/81
- Следующая
Она замолчала, уставившись в стену неподвижным взглядом. Услышав шелест, Бел встал и, отвернув край занавеса, выглянул в окно.
Почти стемнело, розовые пятна фонарей светились сквозь сумрак. По стеклу расплывались капли, мелкий скучный дождик тихо барабанил по карнизу. Возле «Трепалей» стояли две кареты и как раз подъехала третья. Кучериха – а как еще ее назвать? – распахнула дверцу, наружу вылезла дородная грудастая дама. Одновременно дверь «Трепалей» открылась, раздались приглушенный смех и звон, мокрую мостовую озарил яркий свет.
На крыше противоположного дома, где не светилось ни одно окно, судя по всему необитаемого, Бел заприметил какое-то неясное мельтешение. Тут из-за двери донеслось: «Крыса! Эльмуду, крыса!» – и де Фей отпрянул от окна.
И потому не разглядел, как снаружи, в прохладном сыром сумраке, спешно созванные со всего города хамелеоны Зигрии Матхуна окружают «Трепаля».
– Дави ее, дави! – визжал парень в короткой ночной сорочке, стоящий у стены с поджатой ногой.
На кровати под балдахином лежала блондинка, с суровым аскетичным лицом, и раздраженно наблюдала за происходящим. Эконом Эльмуду стоял на четвереньках, оттопырив зад, и коротким веником пытался дотянуться до кого-то под столом. В дверях комнаты толпились юноши и несколько женщин.
– Простите… извините… позвольте…
Бел протолкнулся сквозь толпу и присел рядом с Эльмуду на корточки. Эконом наугад ткнул веником и, выпрямившись, погрозил парню в сорочке:
– Васт, хватит визжать!
Парень умолк и запрыгнул с ногами на кресло. Стараясь даже краем глаз не касаться того жуткого зрелища, которое представлял собою здоровый половозрелый двадцатилетний юноша в ночнушке с кружавчиками, Белаван сунулся под стол, откуда на него глянули красные глаза-маслины.
– Он просто появился здесь! – истерично выкрикнул парень из кресла. – Я видел – его не было, а потом возник посреди…
– Заткнись! – рявкнул эконом. – Не то завтра накажу!
Из-под стола раздалось сопение, и глаза-маслины приблизились. Эльмуду спросил:
– Ты вроде как не боишься?
– А? Нет, конечно нет… – Белаван сложил пальцы щепоткой и попытался вспомнить, каким звуком принято подманивать мелких грызунов. – Цып-цып… э-э… кис-кис… нет, это точно не то…
Крыс неожиданно вспрыгнул на ладонь Бела. Точно, тот самый, с порванным левым ухом… Блондинка под одеялом зевнула и заявила:
– Так, мне надоел этот дурдом! За что платила, а? Завтра рано утром мне на собрание церковного комитета Непорочного… гм! В общем, вы все – выметайтесь отсюда, а ты, Васт, – бегом в постель!
Через минуту Белаван вернулся в комнату, где его поджидала Дебора.
– Понимаешь, я его знаю, – пояснил он.
Крыс по рукаву перебрался на плечо Белавана и уселся там.
– Твой… друг? – уточнила Деби, с любопытством рассматривая грызуна.
– Нет. Но я видел его в своем, родном мире.
– А ты уверен, что это он? Может, просто похож… Де Фей покосился на крыса.
– Да нет же. Точно он.
– Но как он попал сюда?
– Цилиндр-то остался на кухне… Я думаю, он, наверное, сунулся внутрь из любопытства, и его, как и меня, втянуло. Только одно странно – почему я очутился в лесу возле замка, а он – в комнате этих самых трип… «Трепалей»?
– Да, – согласилась Деби. – Странно.
Ночь вступила в свои права, и постепенно город Недотычки затих. Но это не касалось Ямок – так на местном жаргоне именовался окраинный квартал. Привратницы подкручивали фитили в фонарях, и они ярким розовым светом озаряли мокрую мостовую, по которой то и дело проезжали экипажи, проходили компании и парочки. Из окон борделей лился свет многочисленных ламп, свечей и ночников, слышался пьяный смех, ахи и вздохи. Два проктора неторопливо прошагали по улице и скрылись за поворотом.
На плоской крыше противоположного от «Трепа-лей» дома, во влажной промозглой тьме корячились диковинные фигуры и раздавались приглушенные голоса. Это в старом, полуразвалившемся пентхаузе Зигрия Матхун устроил военный совет с Гладией Хахмуркой, а три хамелеона стояли на стрёме. Вернее, стояли только двое, паук и какой-то полупес-полуслон (то есть небольшой и волосатый, но с хоботом и столбообразными ногами). Третий охранник, летучий мыш, прощупывая ушами-локаторами улицу, грустно мотался туда-сюда в пяти метрах над крышей, как облезлый летучий змей под порывами ветра.
Матхун, который за день успел основательно нагрузиться и теперь еще добавлял, то и дело прикладываясь к плоской фляге, восседал верхом на колченогом стуле, а Гладия пристроилась на табурете у стены. Она говорила:
– Нет, я точно помню, что слышала этот разговор между твоим покойным папашей и Вес. Старый Матхун говорил, что у Савимур в Недотычках есть дальний родственник, владелец заведения под названием «Трепаля», про которого Сави стесняется рассказывать при дворе, потому что он занят неподобающим делом.
– Ладно, ладно, – согласился Матхун, пытаясь уклониться от падающих с потолка капель и скрипя стулом. – Но почему же тогда мы не можем обнаружить никаких признаков их присутствия, а… э-э… «сладкая смоковница»?
Хахмурка отрезала:
– Зигрия, я терплю твои цитаты, но когда ты называешь меня подобным образом, меня это раздражает! – Она решительно кивнула сама себе и замолчала.
В темноте – п-пак! п-пак! – падали капли и скрипел стул. Снаружи тихо переругивались хамелеоны. «Уммнт! Уммнт!» – забулькала поднесенная к губам фляжка.
– А ведь это был как бы комплимент! – укоризненно заметил Матхун. – Он означал, что ты как бы очень сексуальная…
– Я знаю, что он означал! – строго перебила Гладия. – Я специально смотрела критику к хрестоматии «только для взрослых». Такими словами поэты Междулужья обращались к тем секретаршам «деляг от искусства», которые пропускали их без очереди в кабинет шефа, а иногда одалживали монету на пирожок или талон для проезда в общественном дилижансе. Он означает, что ты уже целый год…
– Хорошо, хорошо! – поспешно согласился Матхун. – Ведь они выскакивают из меня сами собой!
– …уже целый год, – неумолимо продолжала Хахмурка, – занимаешься сексуальными домогательствами. Что ты пытаешься воспользоваться…
- Предыдущая
- 31/81
- Следующая
