Однажды… - Журнал Техника-молодежи - Страница 61

Когда в 1965 году ему была присуждена Нобелевская премия, журналисты спросили Вудворда, в чем главный секрет его необыкновенных успехов.

— Боюсь, разочарую вас, — ответил ученый. — Просто перед тем, как начать очередное исследование, я очень долго и скрупулезно обдумываю его. К синтезу витамина B₁₂, например, я приступил после 20-летнего предварительного обдумывания.

— А следовательно, работы по синтезу хинина, — тут же подхватил один из его коллег, — вы задумали еще в семилетнем возрасте?!

ОТКРЫТЬ ТРУДНЕЕ, ЧЕМ ПОНЯТЬ

Шведский физико-химик Сванте Август Аррениус (1859–1927), лауреат Нобелевской премии, иностранный почетный член АН СССР, известен прежде всего как автор теории электролитической диссоциации. А в конце XIX века эта теория вызывала бурные споры. У химиков не укладывалось в голове, что молекулы растворенных веществ распадаются на не связанные между собой электрически заряженные частицы — ионы. Единомышленник Аррениуса, немецкий физико-химик Вильгельм Фридрих Оствальд, летом 1889 года встретился с молодым русским исследователем В. А. Кистяковским (впоследствии — видный советский ученый, академик) Когда речь зашла о новой теории, Владимир Александрович откровенно признался, что ему довольно трудно допустить существование свободных ионов в растворе.

— Вы говорите, что вам трудно это понять, — пылко воскликнул Оствальд, — а каково было Аррениусу это открыть!

Остается добавить, что В. А. Кистяковский сам разрешил свои сомнения, в 1889–1890 годах он (одновременно с И. А. Каблуковым) развил представление о сольватации ионов — их взаимодействии с молекулами растворителя.

БЛАГОСЛОВЕННАЯ ЧЕПУХА

Круг интересов английского ученого в области механики, иностранного члена АН СССР Джефри Инграма Тейлора (1886–1975), кстати, он внук выдающегося математика и логика Джорджа Буля — составляли главным образом проблемы гидро- и газодинамики. Но однажды ему довелось присутствовать на конференции по механике сплошных сред, где один из докладчиков пытался самобытно объяснить механизм наклепа в металлах.

— Скольжение происходит из-за того, — толковал он, — что маленькие кусочки кристаллов, обламываясь, работают как подшипники качения. А вот когда их становится слишком много, они начинают мешать самим себе, мять друг дружку, что и становится причиной наклепа…

— Если вы верите в такую чепуху, — воскликнул Тейлор, — вы можете поверить во что угодно!

Возмущенный ученый решил заняться этой проблемой и вскоре разработал основы современной теории дислокаций — линейных дефектов кристаллической решетки, нарушающих правильное чередование атомных плоскостей. Пластическая деформация кристалла («скольжение») обусловлена движением дислокаций. Но при этом они интенсивно «размножаются», начинают «мешать самим себе», что в конечном счете приводит к изменению структуры и свойств металлов и сплавов — к их поверхностному упрочнению, то есть наклепу. Так случайно услышанная псевдонаучная фразеология натолкнула Тейлора на важное открытие!

СЕБЕ ДОРОЖЕ…

Сейчас мало кто представляет себе, какие страсти бушевали два века назад вокруг вопроса о том, кто первым установил химический состав воды. На первенство здесь претендовали такие знаменитые ученые, как Генри Кавендиш (1731–1610), Джозеф Пристли (1733–1804), Антуан Лоран Лавуазье (1743–1794) и другие. В этих ожесточенных спорах не участвовал только английский изобретатель паровой машины Джеймс Уатт (1736–1810). А между тем именно он первым высказал примечательную мысль: оксиген (кислород) есть не что иное, как вода, лишенная гидрогена (водорода), но соединенная со светом и теплом.

Когда швейцарский физик и геолог Ж. А. Делюк стал настойчиво советовать Уатту вмешаться в дискуссию и доказать свой приоритет, тот хладнокровно ответил:

— Для меня покойнее переносить несправедливость, нежели хлопотать о восстановлении каких-то там прав.

ОКО ЗА ОКО…

На одной из последних выставок курьезов, регулярно устраиваемых в назидание другим римскими журналистами, демонстрировалась новенькая банкнота достоинством в 1000 лир. По замыслу финансистов, на ней должен быть изображен знаменитый итальянский путешественник Марко Поло (ок. 1254–1324). Но дотошные журналисты при помощи искусствоведов неопровержимо доказали, что на банкноте вместо портрета Марко Поло воспроизведен фрагмент с картины XVI века «Вдовец»!

Уязвленные финансисты не остались в долгу. Они, в свою очередь, представили на выставку вечернюю римскую газету, в которой досужие репортеры назвали голландскую футбольную команду «Аякс» греческой, а место ее встречи со спортсменами гамбургского клуба обозначили как «прусскую землю», хотя портовый город Гамбург никогда не имел к Пруссии никакого отношения.

ПОПАЛ В ТОЧКУ

Химическими опытами будущий академик Петербургской АН, прославленный русский химик-органик Александр Михайлович Бутлеров (1828–1886) увлекся еще в 8-летнем возрасте. Как-то раз вместе с приятелем он готовил смесь для бенгальского огня, неожиданно она взорвалась, опалив волосы юных экспериментаторов.

Разъяренный воспитатель три дня подряд ставил Сашу в угол с черной доской на шее. На ней для пущего устыжения провинившегося было крупно выведено мелом: «Великий химик». Надпись оказалась пророческой.

УРОК ДОБРОЖЕЛАТЕЛЬСТВА

Когда кандидатура французского астронома и физика Доминика Франсуа Араго (1786–1853) была выдвинута в члены Парижской АН, этому вдруг воспротивился его маститый коллега Пьер Симон Лаплас (1749–1827). Не отрицая научных заслуг молодого соискателя, Лаплас находил полезным «подержать его в черном теле», активизировать его творческую деятельность перспективой избрания в академию. За Араго вступились многие академики. Причем наиболее известный из них — Жозеф Луи Лагранж (1736–1813) без околичностей заявил:

— Вы сами, уважаемый Лаплас, вступили на «научный Олимп», не зарекомендовав себя ничем особенным. Вы только подавали надежды, и мы сумели вовремя это оценить. Ваши великие открытия были сделаны много позже вашего избрания в академики!

ГАСТРОНОМИЧЕСКОЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВО

Лекции немецкого химика-органика Адольфа Байера (1835–1917), иностранного члена-корреспондента Петербургской АН, лауреата Нобелевской премии, запоминались яркими, образными демонстрациями, неожиданными ассоциациями, стремительными поворотами в ходе рассуждений, удачно приведенными примерами, шутками — своеобразной умственной разрядкой.

Однажды, рассказывая о гидролизе крахмала различными ферментами, ученый продолжал самым серьезным тоном:

— Кстати, подобный фермент содержится и в слюне. Если в течение нескольких минут жевать, допустим, рисовую кашу, то в ней нетрудно обнаружить вещество, получившееся при расщеплении крахмала, — глюкозу, иначе — виноградный сахар. Да вы и сами сможете убедиться в гидролитической способности фермента слюны. Думаю, наш лаборант господин Бернард не откажет в любезности это продемонстрировать.

С такими словами Байер достал из-под кафедры заранее приготовленное огромное блюдо с рисовой кашей, протянул его ассистенту и невозмутимо пояснил ошеломленным слушателям:

— Сейчас господин Бернард хорошенько прожует кашу, а мы потом убедимся на вкус, что в ней содержится глюкоза.

МОГУЧИЕ «ИДЕИ» УАТТА

В 1774 году английский изобретатель Джеймс Уатт (1736–1819) и его компаньон Боултон подали в парламент прошение о продлении действия патентов Уатта на 25 лет. Это вызвало бурю возмущения среди промышленников, которым не терпелось приступить к эксплуатации его машин. Начались суды, где оппоненты Уатта яростно доказывали, что он не сделал ничего практического, а изобретал-де одни голые идеи.