Том 1. Шпион, или Повесть о нейтральной территории - Купер Джеймс Фенимор - Страница 41

• Предыдущая
• 41/109
• Следующая

Мучительный стон, донесшийся из соседней комнаты, заставил Кэти невольно закрыть книгу, а Цезарь задрожал от испуга. Никто из них не решился пойти взглянуть на больного, но оба слышали, что он по-прежнему тяжело дышит. Все же Кэти не отважилась снова открыть Библию и, осторожно защелкнув застежки, молча положила книгу на стол. Цезарь опять уселся в кресло и, смущенно оглядевшись вокруг, заметил:

— Видно, пришел его час.

— Нет,— торжественно сказала Кэти, — он проживет до прилива или пока не запоет первый петух.

— Бедняга!—продолжал негр, придвигаясь еще ближе к огню.— Я надеюсь, что будет лежать он тихо, когда умрет.

— Нисколько не удивлюсь, если наоборот: говорят, человек, беспокойный при жизни, не знает покоя и в гробу.

— Джонни Бёрч по-своему очень хороший человек. Все не могут быть священниками; если все будут священниками, кто же будет паствой?

— Ах, Цезарь, только тот хорош, кто поступает хорошо! Ну скажи, для чего зарывать честно нажитое золото в землю?

— Господи! Верно для того, чтобы скиннеры его не нашли. Но, если он знает, где золото, почему он его не выкопает?

— Должно быть, на это есть причины, но тебе их не понять,— ответила Кэти и придвинула стул, чтобы ее платье прикрыло магический кирпич, под которым втайне хранил свое богатство Бёрч; не удержавшись, чтобы не сказать о своем секрете, хоть ей и не хотелось выдавать его, Кэти добавила:— Шероховатое снаружи часто содержит гладкое внутри.

Не сумев проникнуть в скрытый смысл этой загадки, Цезарь огляделся по сторонам, и вдруг его блуждающие глаза остановились и зубы застучали от страха. Кэти тотчас заметила, как изменилось лицо негра, и, повернувшись, увидела, что на пороге стоит разносчик.

— Он жив? — спросил Бёрч дрожащим голосом, видимо, страшась услышать ответ.

— Жив,— ответила Кэти и, проворно поднявшись, услужливо предложила свой стул.— Он не умрет до рассвета или пока не кончится прилив.

Разносчик ничего не замечал. Услышав, что отец жив, он на цыпочках прошел в комнату умирающего. Отца и сына связывали далеко не обычные узы. Друг для друга они были самыми дорогими в мире людьми. Если бы экономка прочитала еще несколько слов, написанных на листке, она узнала бы печальную историю их несчастий. Одним ударом они лишились близких и достатка, и с того дня, где бы они ни были, за ними по пятам следовали горе и гонения. Подойдя к постели, Гарви наклонился над больным и, задыхаясь от волнения, прошептал ему на ухо:

— Вы узнаете меня, отец?

Старик медленно открыл глаза, и довольная улыбка мелькнула на его бледном лице; по контрасту с ней печать смерти казалась особенно ужасной. Разносчик поднес к запекшимся губам отца укрепляющее лекарство, которое он принес с собой, и на несколько минут к больному вернулись силы. Он заговорил медленно и с трудом. Любопытство сковало Кэти уста, на Цезаря такое же действие произвел благоговейный страх, а Гарви едва дышал, прислушиваясь к словам отлетающей души.

— Сын мой...— глухо произнес старик.— Скоро, дитя мое, ты останешься в одиночестве. Я хорошо тебя знаю и предвижу, что ты будешь странником всю свою жизнь. Надломленный тростник может уцелеть, но никогда не выпрямится. В тебе самом те качества, которые поведут тебя по верному пути; продолжай, Гарви, так, как ты начал, ибо нельзя пренебрегать своим долгом и...

Шум в соседней комнате прервал слова умирающего, и встревоженный разносчик поспешил узнать, в чем дело; следом за ним пошли Кэти и Цезарь. Один лишь взгляд, брошенный на фигуру, показавшуюся в дверях, со всей очевидностью сказал Гарви, зачем явился этот человек и какая участь ожидает теперь его самого. Пришелец был не стар годами, но черты его лица изобличали душу, многие годы одержимую дурными страстями. На нем было платье из самой убогой материи и до того изодранное, что казалось, он намеренно хотел выглядеть бедняком. Волосы его поседели раньше времени, а запавшие угрюмые глаза бегали по сторонам, уклоняясь от встречи со смелым, честным взором. Резкие и беспокойные движения, вся его манера держаться свидетельствовали о низменной натуре, вызывали отвращение у окружающих и были во вред ему самому. Это был хорошо известный вожак одной из мародерских банд, которые рыскали по графству и, прикидываясь патриотами, совершали множество преступлений, начиная с мелких краж и кончая убийствами. За ним стояло еще несколько человек, одетых не лучше его; их лица выражали полное равнодушие и тупую бесчувственность. У всех были мушкеты со штыками — обычное снаряжение солдат-пехотинцев. Гарви знал, что сопротивляться бесполезно, и спокойно подчинился мародерам. В один миг с него и с Цезаря содрали приличное платье, а взамен дали лохмотья, снятые с двух самых гнусных бандитов. Разносчика и негра поставили в разные углы комнаты и, угрожая мушкетами, приказали отвечать правду на все вопросы.

— Где твой тюк? — прежде всего спросили разносчика.

— Послушайте,— дрожа от волнения проговорил Бёрч,— в комнате рядом лежит мой отец, он умирает. Позвольте мне пойти к нему принять его благословение и закрыть ему глаза, и вы получите все, да — все.

— Отвечай на вопросы, или мушкет отправит тебя туда, куда собирается этот выживший из ума старик! Где твой тюк?

— Я ничего не скажу, пока меня не пустят к отцу,— твердо сказал разносчик.

Мучитель со злобой поднял руку, готовясь привести свою угрозу в исполнение, но один из дружков остановил его:

— Что ты делаешь! Ты забыл о награде? Скажи, где твое добро, Бёрч, и мы отпустим тебя к отцу.

Бёрч тотчас же повиновался, и одного мародера послали за добычей. Тот вскоре вернулся и, бросив на пол тюк, заявил, что он легок, как перышко.

— Ага,— крикнул вожак,— а где золото, вырученное за товары, которые в нем находились? Отдай нам золото, мистер Бёрч; ты знаем, что оно у тебя есть, не станешь же ты брать никчемные бумажные деньги.

— Вы нарушаете свое обещание,— сказал Бёрч.

— Давай золото!— свирепо рявкнул главарь и прижал к груди разносчика штык с такой силой, что из нее брызнула кровь.

В эту минуту из соседней комнаты донесся легкий шум, и Гарви умоляюще воскликнул:

— Пустите меня... пустите меня к отцу, я вам все отдам!

— Клянусь, я отпущу тебя, если ты отдашь золото,— сказал скиннер.

— Вот, берите этот мусор,— крикнул Бёрч, бросая кошелек, который он умудрился спрятать, несмотря на то что сменил одежду.

Разбойник с дьявольским смехом поднял кошель с пола.

— Ага, только с отцом ты увидишься на небесах!

— Чудовище, неужели у тебя нет никаких чувств, ни веры, ни совести!

— Послушать его, так не подумаешь, что веревка уже была у него на шее,— смеясь, вмешался один из мародеров.

— Можете не беспокоиться, мистер Бёрч, если старик и тронется в путь на несколько часов раньше, вы последуете за ним не позднее, чем завтра в полдень.

Эти безжалостные слова не произвели впечатления на Бёрча. Затаив дыхание он прислушивался к каждому звуку в комнате отца. Наконец он услышал свое имя, произнесенное глухим, прерывающимся голосом. Больше Бёрч не мог выдержать и закричал:

— Отец! Тсс!.. Отец!... Я иду! Я иду...

Он метнулся, оттолкнув караулившего его скиннера, но тотчас же другой бандит пригвоздил его к стенке. К счастью, быстрое движение спасло разносчика от грозившего ему смертью удара — штык проткнул только его платье.

— Нет, мистер Бёрч,— сказал скиннер,— мы слишком хорошо знаем, какой ты ловкий мошенник, и не пустим тебя. Золото, где твое золото?

— Оно у вас,— ответил разносчик, судорожно пытаясь освободиться.

— Да, кошелек у нас, но у тебя, есть еще деньги. Король Георг щедро платит, а ты оказал ему немало ценных услуг. Где твой клад? Не отдашь — не видать тебе отца!

— Поднимите камень, на котором стоит эта женщина,— порывисто крикнул разносчик,— поднимите камень!

— Он бредит, он бредит! — завопила Кэти, невольно ступив ногой на другой камень.

Его тут же вытащили, но под ним была лишь земля.

• Предыдущая
• 41/109
• Следующая