Песчаные сестры - Нортон Андрэ - Страница 3

• Предыдущая
• 3/12
• Следующая

Спала ли она или была околдована магией, о которой не знают воспитавшие ее? Этого она так никогда и не смогла узнать. Но Турсла чувствовала, что в ней происходят какие-то изменения. Открылась дверь, которая больше никогда не закроется. Она еще не знает, что за этой дверью, но вольна исследовать, узнавать. Только вначале…

Плавая на мягкой подушке воды, Турсла запела. В ее песне не было слов, она пела как птица, вначале еле слышно, негромко, потом все громче. Это зов? Да, зов!

Девушка лежала лицом вверх, в небу, к луне, к звездам, этим далеким ночным жемчужинам, и чувствовала, как вокруг нее начинается странное шевеление, причем ласково державшая Турслу вода оставалась спокойной. Это двигался песок вокруг пруда. Он трансформировался во что-то иное — частично в ответ на ее призыв, частично по воле кого-то другого…

Турсла продолжала петь. Но теперь она решилась немного повернуть голову. На берегу она увидела песчаный столб, от которого доносился слабый шум, вызванный трением песчинок друг о друга. Они вращались вокруг оси колонны с такой скоростью, что казалось: нет отдельных частиц, а только сплошной темный столб. Все громче пела Турсла, все более толстым становился столб. По высоте же он достигал роста человека.

Очертания столба начали изменяться, в одном месте утончаться, в другом — утолщаться. Столб начал походить на статую — вначале грубую, с головой-шаром, с бесформенным корявым телом. Но песок продолжал изменяться, и фигура становилась все более человекоподобной.

Наконец всякое движение прекратилось. Фигура стояла на камне, с которого при своем рождении собрала весь песок. Турсла побрела по воде, вышла на берег и остановилась перед существом, которому ее песня открыла дверь.

В сознании девушки возникло имя, которое она должна произнести, имя, которое привяжет к ней это существо, сделает мост между мирами прочным и безопасным — между миром Турслы и другим, чуждым миром, столь необычным, что Турсла даже вообразить себе этого не может.

— Ксактол!

Веки песчаной женщины дрогнули, поднялись. Глаза, похожие на красные пылающие угли, разглядывали Турслу. Девушка видела, как поднимается и опускается грудь незнакомки, как лунный свет отражается от ее темной кожи, такой же гладкой, как у нее самой.

— Сестра…

Слово прозвучало не громче шепота. И в нем слышался звук ползущего песка. Но ни сама женщина, ни ее голос не вызвали страха у Турслы. Девушка протянула руку, предлагая дружбу песчаной женщине. Ее коснулась рука, не менее прочная, чем у нее самой; крепкое рукопожатие приветствовало ее.

— Я жаждала… — медленно проговорила Турсла и в то же мгновение поняла, что сказала правду. Пока ее не коснулись эти руки, в ней всегда жило стремление, какойто внутренний голод, который она даже не осознавала.

— Жаждала, — повторила Ксакгол. — Но больше не нужно, сестра. Ты пришла — и ты нашла, что искала. И сделаешь то, что должна.

— Да будет так.

Турсла сделала еще один шаг вперед. Рукопожатие прервалось, но теперь они развели руки. И обнялись, как обнимаются родичи, давно не видевшие друг друга. Турсла почувствовала, как по щекам ее катятся слезы.

— Что от меня требуется? — девушка высвободилась из объятий и посмотрела на такое близкое лицо. Оно было спокойно и неподвижно, как песок, перед тем как его встревожили.

— Только то, что выберешь сама, — последовал ответ. — Раскрой свое сознание, раскрой сердце, сестра, и ты все увидишь в назначенное время. А теперь… — песчаная женщина подняла правую руку, и чуть шероховатые кончики пальцев, коснувшись лба Турслы, задержались там на несколько мгновений. Потом пальцы медленно скользнули вниз по векам, которые девушка инстинктивно закрыла, тронули губы. Прикосновение на миг прервалось, потом Турсла снова почувствовала его, пальцы коснулись груди, где чаще забилось сердце.

И каждое такое касание вызвало приток силы, так что Турсла задышала быстрее; она испытывала нетерпение, потребность что-то сделать, хотя что именно, не могла сказать. От этого притока энергии кожу ее закололо, она чувствовала себя живой, как никогда раньше.

— Да… — быстро, так что слова звучали чуть смазанно, заговорила девушка. — Да, да! Но как — и когда? Как и когда, песчаная сестра?

— Как — узнаешь. Когда — скоро.

— Значит — я должна найти дверь? И окажусь в мире своих снов?

— Нет. У каждого свое место, сестра. До времени не ищи входа. Тебе еще нужно кое-что сделать здесь. Будущее — это ткацкий станок, на котором пока нет ткани. Садись перед ним, сестра, и создавай рисунок — вначале в сознании, а потом бери челнок и начинай ткать. В некотором смысле мы сами

— челноки в руках силы, мы создаем рисунок, которого сами не видим, потому что слишком близки к нему. Мы видим узлы, разрывы, иногда можем их ликвидировать, но всю ткань видим не мы — а тот Великий. Пришло время тебе внести свой вклад в создание этого невидимого рисунка.

— Но с тобой…

— Младшая сестра, я не могу долго сохранять мост в пространстве между нами. Мы должны торопиться выполнить долг, наложенный на нас обеих. Твой мозг открыт, твои глаза теперь видят, губы готовы произнести слова, а сердце готово встретить будущее. Слушай!

И Турсла, стоя у пруда своих снов, слушала. Как будто мозг ее стал пористым, он опустел, превратился в губку, готовую наполниться, когда ее опустят в воду. Девушка слушала странные слова и незнакомые звуки и должна была повторять их. И это было очень трудно: некоторые звуки, казалось, вовсе не предназначались для того, чтобы их произносил человек. Руки ее двигались, выводя странные знаки. И вслед за ее пальцами в воздухе оставался слабый рисунок — красно-коричневый, как песок, из которого было создано тело учительницы, или зеленоголубой, как вода пруда, рядом с которым они стояли.

Потом девушка внезапно пошла в движениях танца — без всякой музыки, кроме той, что в ее сознании. Все это имело значение, хотя она не знала, какое именно. Она понимала только, что узнает то, к чему была предназначена с рождения, что станет ее орудием и оружием.

Наконец песчаная женщина затихла, и Турсла опустилась на песок, чувствуя, как уходит понемногу энергия.

— Песчаная сестра, ты так много дала мне. Зачем? Я не могу отбросить обычаи Вольта и править здесь.

— Но это никогда и не замышлялось. Как ты сможешь послужить этим людям — узнаешь со временем сама. Дай им то, что для них всего нужнее, но не открыто, не требуя для себя никакой власти. Давай только тогда, когда это останется незамеченным. Наступит время, когда ты начнешь новый рисунок в работе — и тогда, младшая сестра, вложи в этот рисунок все свое сердце!

Та, что отзывалась на имя Ксактол и чье истинное обличие и суть Турсла видела лишь смутно (и только в сознании), встала. Песок вновь начал вращаться, все быстрее и быстрее, движения слились в сплошной вихрь.

Женщина теряла внешность человека точно так же, как и приобретала ее. Турсла закрыла лицо руками, защищая глаза от песка, разлетавшегося от песчаного столба.

Девушка чуть наклонилась вперед, чувствуя, как ее засыпает песком. Она устала, так устала. Пусть сон ее будет без сновидений, попросила она кого-то, чью истинную природу понимала не больше, чем истинную внешность Ксактол. Песок прикрыл ее легко, как одеялом из паучьего шелка, и она уснула — без сновидений, как и просила.

Разбудили девушку лучи полуденного солнца. Она села, и с нее потоками полился песок. Вокруг сияли яркие цвета ее сна — красный песок, голубая вода. Но то, что произошло ночью, не было сном. Не могло быть. Турсла набрала песок в горсть и пропустила меж пальцев. Песок здесь был очень мелкий, больше похожий на пыль.

Одним движением Турсла отряхнула его с себя и склонилась к зеркальной поверхности пруда. Разбив это зеркало, чтобы смыть песок с рук и лица, плеснула воды на тело. Дул устойчивый ветер; одевшись, девушка прошла мимо скал, обрамляющих пруд.

• Предыдущая
• 3/12
• Следующая