На крыльях магии - Нортон Андрэ - Страница 7

• Предыдущая
• 7/36
• Следующая

— Пошли, — твердо проговорила она.

Флори уложила Арону в постель в задней комнате Дома Выздоровления, где девушка проспала два дня. Такой головной боли в истории ее семьи не было. Пришельцы устраивались жить в принявших их семьях. Отныне деревня Риверэдж никогда не будет прежней. «Мне всего четырнадцать лет», — думала Арона, лежа с мокрой тряпкой на глазах и превозмогая боль.

Арона проснулась в Доме Выздоровления, у ее постели сидела старшая хранительница записей. Девушка села, потерла глаза и плеснула в лицо ледяной воды из кувшина, стоявшего рядом.

— Мне снились Первые Времена. — Одеваясь, она обвиняющим тоном спросила: — Где ты была в прошлую ужасную ночь?

Марис, которая просыпается, оттого что кошка шевельнула хвостом, улыбнулась и протянула ей сандалии.

— Две ночи назад. Но ты хорошо справилась и сама, дорогая.

Женщины деревни уже встали и занимались своими делами, но больше, чем обычно, собирались группками и негромко разговаривали. Арона остановилась возле одной такой. Женщины в рабочих передниках тащили бревна к захудалой заброшенной хижине, которую начали перестраивать.

Гондрин, хозяйка пивной, увидела Арону и приветливо помахала ей.

— Спасибо за помощь! — поблагодарила она, укладывая бревно рядом с домом. Приободрившись, Арона пошла к Дому Записей, с любопытством поглядывая на проходящих незнакомок.

Она остановилась, глядя на двух детишек, играющих палками. Они махали палками друг на друга, и у нее на глазах палка рослой светловолосой девочки коснулась маленькой черноволосой. Ах! Эта светловолосая ошиблась! Но та воскликнула:

— Попал! — Арона посмотрела еще немного и поняла: цель игры — не дать палке противника коснуться тебя.

Это оборонительная игра. По телу Ароны пробежала дрожь. Что это за мир, в котором даже дети играют в такие игры?

Прошли мимо женщина, которую зовут Хуана, и ее дочь Леатрис. Арона заговорила с ними; Хуана отдернула Леатрис и посмотрела на Арону так, словно та причинила ей какое-то зло. Арона смотрела им вслед, но тут к ней подошел Эгил и жизнерадостно сказал:

— Не обращай внимания. Она ужасно боится за добродетель своей дочери. А что касается меня, то я тебе благодарен за то, что ты нас приняла. Ты ведь дочь деревенского писца?

Арона долго размышляла над услышанным, пытаясь разобраться.

— Я помощница Марис, а не ее дочь, — наконец осторожно промолвила она. — Спасибо за твою благодарность, я вам рада. Пожалуйста, скажи Хуане, что ей нечего бояться: ее дочь сейчас в безопасности. — Потом добавила: — Ты ведь не говоришь на нашем языке? Никто у вас не говорит? Вам нужно повидаться с жрицей и научиться тому, что мы узнаем детьми. Эгил задумчиво смотрел на нее.

— Дома мне говорили, что учение только для священников и детей благородных. Не для таких, как мы. Мама, наверно, не разрешит мне, но я попробую ее уговорить. Если ваш учитель близко, я был бы рад поговорить с ним.

Арона снова нахмурилась, пытаясь понять.

— Он-жрица не хотел тебя учить? Ты кажешься умным. Давай я отведу тебя в Священный Дом, к госпоже Бирке. Это наша жрица.

Брови Эгила взлетели вверх.

— С радостью! Знаешь, Арона, — тебя ведь Арона зовут? — для девчонки ты очень умна. Ты не такая, как все, но многие девчонки, которые считают себя красавицами, все бы отдали за такие щеки и волосы. Интересно — вот какое слово мне хочется употребить. Интересно!

«У этой девушки необыкновенно низкий голос, — подумала Арона, — и приятный к тому же. Но какая балаболка! Она… или он… как правильно? — как будто хочет подружиться с ней, но при этом разговаривает так, словно взрослая с несмышленышем. Сколько ей лет? Судя по росту, не меньше восемнадцати. Но у нее совсем нет грудей и такие короткие волосы. Может, она больна?» Конечно, девушка, которая так чувствительна к красоте других, должна ценить и свою красоту. Но вот замечание об уме в такой молодой девушке совсем не понравилось юной хранительнице записей. Она привыкла к тому, что в своем семействе считается старшей и самой умной. «У меня появилась соперница, — почувствовала она. — Но, возможно, и подруга».

Они пришли на ферму Священного Двора, и Арона остановилась.

— Ты любишь книги? — неожиданно спросила она.

— Да! Да, люблю… когда найду хоть одну.

— И красоту любишь. Это я вижу.

— Конечно! — Эгил широко улыбнулся. Неожиданно его лицо нависло над ней, и Эгил поцеловал ее, но не так, как целуют детей и родственников, а каким-то особым поцелуем. Этот необычный поцелуй очаровал, но и испугал Арону. Она отскочила и посмотрела удивленно.

— Что… почему… Эгил, что это? Даже лучшие друзья так не делают!

Эгил серьезно поклонился. Такого жеста Арона тоже никогда не видела.

— Приношу свои глубочайшие извинения, госпожа Арона. Я искренне надеюсь, что мы станем близкими друзьями. — Дверь открылась, и он снова поклонился.

Арона исчезла в Доме Записей. Жрица кивнула, приглашая войти. «Не только балаболка, — размышляла девушка об Эгиле, — но и гладкая скользкая змея. Интересно, что ей от меня нужно?»

Арона и Эгил понимали друг друга меньше, чем оба считали; Нориэль и семья Хуаны вообще не понимали друг друга. Нориэль знала это, но не беспокоилась. Она отвела небольшую группу к дому у кузницы и махнула рукой, указывая на сеновал, кухню, главную комнату и свою спальню возле кухни.

Когда Нориэль показала, чтобы дети шли ночевать наверх, Хуана устроила истерический припадок. Нориэль пожала плечами: может быть, Леатрис и Осеберг вместе слишком шумят. Хуана распорядилась, чтобы Леатрис шла спать наверх, а Осеберг остался в большой комнате, потом долго и печально смотрела на единственную кровать в ней и с жалобами взобралась на сеновал.

Утром Нориэль весело поздоровалась с ней. Конечно ее чужаки говорили и понимали ее не лучше несмышленого ребенка, но ведь женщины все равно разговаривают с младенцами, и со временем те учатся их понимать. Нориэль умылась, показала, где все находится, и отправилась на двор за дровами. Хуана нерешительно стояла на пороге кухни. Нориэль знаком подозвала ее и показала на дрова. Хуана поколебалась, потом велела Осебергу помочь Нориэль.

Затем Нориэль знаками показала, что нужно набрать воды из колодца, и позвала Леатрис помочь ей. А Осебергу сунула в руки стопку тарелок. Сердце Хуаны упало. Достаточно плохо, что она сама стала работницей в чужом доме. Но чтобы ее сын выполнял женскую работу! Как низко они упали! И она молча заплакала.

Нориэль налила воды в большой керамический котел и поставила его на очаг, добавила немного сухого растолченного зерна и знаком велела Хуане размешивать. Осеберг передал тарелки Леатрис и сел, дожидаясь, пока ему подадут есть. Нориэль сделала к нему два больших шага и жестом велела встать. Дала нож, сухие фрукты и показала, что их нужно очистить. Хуана в гневе раскрыла рот, потом вспомнила, что она нищая, живущая здесь из милости, застонала и повесила голову.

Нориэль от всего сердца жалела чужаков, одиноких и бездомных. Чтобы отвлечься и начать разговор, она указала на себя.

— Нориэль, — произнесла она и указала на Хуану.

Леатрис ответила:

— Мама.

— Мама, — повторила Нориэль. Хуана подняла голову и вытерла глаза.

— Хуана, — уточнила Леатрис. Потом указала на себя: — Леатрис. — И на брата. — Осеберг.

— Леатрис. Леатрис, дочь Хуаны. Осеберг, дочь Хуаны, — улыбнулась довольная Нориэль.

Хуана ахнула и распрямилась, глядя на рослую жену кузнеца с поганым ртом.

— Он не Осеберг кто-то такой Хуаны, как ты говоришь! — взорвалась она. — Я беспорочная вдова. И ты должна знать, что это законные дети их отца, у нас был честный брак. Как ты смеешь! Хоть мы и нищие…

Нориэль вопросительно посмотрела на Леатрис, которая показала на себя и пояснила:

— Леатрис, дочь Моргата. — Она пыталась произносить слова, как это делала Нориэль. Потом она показала на брата и сказала на своем языке: — Осеберг, сын Моргата. — Чтобы объяснить яснее, она высоко подняла руки и показала на воображаемого человека. — Моргат, мой отец, — объяснила она. Потом провела воображаемым ножом по горлу, и глаза ее заполнились слезами. — Моргат, — простонала она и всхлипнула.

• Предыдущая
• 7/36
• Следующая