Год Крысы - Нортон Андрэ - Страница 1

• 1/96
• Следующая

Я стоял, вглядываясь в огромное зеркало. Никогда прежде я не видел себя в полный рост. Но и ничто в моей жизни, подумал я с внутренним беспокойством, которое пытался держать под контролем, не могло подготовить слугу, почти что изгоя для собственного Дома, к зрелищу себя самого, облаченного в жесткие и тяжелые одеяния императора Хинккель-джи.

К моему отражению в зеркале приблизилось другое, полускрытое моим широким, усыпанным алмазами верхним облачением, тянувшимся за мной шлейфом. На фоне ниспадающих складок песочный мех Мурри казался ярко-рыжим. И если я полагал себя человеком, который оказался на странном для него месте, то и Мурри пребывал в сходном положении — песчаный кот, спокойно себя чувствующий в самом сердце твердыни тех, кто так долго охотился на его род.

У императора, как я успел понять за прошедшие несколько дней, мало возможностей побыть одному. Однако в это краткое время я был свободен от внимания слуг и стражи — хотя они и ждали сразу за занавешенной дверью у меня за спиной. И все время в ушах стоял мелодичный звон алмазных мобилей, больших и малых, которые висели в каждой виденной мною комнате дворца.

Чем дольше я смотрел на незнакомца в зеркале, тем неуютнее мне становилось. Тяжелый меховой воротник на плечах, спадавший вниз как половина моего шлейфа, — да, он обременял как тело, так и мой разум. Сверкание драгоценных камней, усеивающих синеву моего платья, искусной работы корона, скрывающая потерю высокого узла волос, который срезали во время последнего судьбоносного испытания, — все это было мне не по душе.

Ничто не подготовило меня к этому часу. И у меня не было товарища, чтобы поддержать меня, кроме Мурри. Я разжал ладонь, стиснувшую тяжелое, непривычное платье, чтобы положить руку на мягкую мохнатую голову того единственного, кому я мог полностью доверять.

Я никогда не забывал, насколько он мне нужен. Я успешно прошел испытание среди кружащихся, смертоносных лезвий огромного мобиля. Но я был уверен — причиной этого успеха стал лучник на крыше одного из зданий, который выпустил стрелу, сразившую Шанк-джи, тоже участника испытаний. Королевская стража не нашла и следа возможного убийцы, но я был уверен, что это нападение состоялось отнюдь не из приязни ко мне.

Я спрашивал себя в душе, искал ответ. И наконец я уверился, что нашел приемлемый. Кто-то, пока еще не обнаруживший себя, желал, чтобы безвестный уроженец одного из меньших королевств получил корону, которую теперь носил я. Вапаланцы, со своей твердой верой в собственное превосходство, будут считать чужака глупым и наивным, готовым обращаться к другим за советом и позволяющим себя контролировать. Знать Вапалы была знаменита своими постоянными внутренними интригами и борьбой за власть, не раз обрекавшей более слабые Дома на уничтожение.

Было хорошо известно, что Хабан-джи, чья смерть кружным путем привела меня к этому зеркалу, весьма успешно играл в эти опасные игры на протяжении своего царствования. Кто поверит, что простой пастушок из Кахулаве сможет противостоять подобным интригам? А значит, любой, кого я встречал в этом дворце, кто внешне выказывал мне свою преданность, вполне мог оказаться тем, за кем следовало пристально наблюдать.

И поскольку мне ясно, что я — предполагаемая жертва, я не могу держать Мурри при себе. Он должен вернуться к собственным родичам в суровые Внешние земли.

Сейчас же мне предстояла первая публичная обязанность — принять поздравления от пяти королев и высшей знати Вапалы и Внешних королевств.

Отвернувшись от зеркала, я посмотрел на собрание, к которому, возможно — я не мог быть уверен, — когда-нибудь присоединюсь. На длинной полке в дальнем конце комнаты стоял ряд фигурок, высотой с локоть, кажущихся такими знающими и так пристально глядящих на меня, что они казались живыми. Прошлые императоры — около двадцати из них, каждый по-своему заслуживающий почтения.

Мурри прижался ко мне, согревая меня внутренней теплотой. По крайней мере, мой кровный брат, обладавший талантами куда большими, чем любой из людей, будет настороже, если появится какая-нибудь опасность.

Внезапно послышался высокий звон мобилен, перекрывающий все остальные звуки. Это был призыв. Я неохотно двинулся к двери, собрав всю свою волю, чтобы принять уверенный и властный вид, который мне придется сохранять на людях настолько хорошо, насколько я смогу.

Я стояла под яркими светильниками в доме Равинги, неподвижно, как кукла, а моя госпожа медленно обходила вокруг меня. Взгляд ее был столь же внимателен, как тогда, когда она пристально изучала каждую из своих работ, прежде чем кукла уходила из ее рук. После нескольких лет свободы в выборе платья я опять была зашнурована, связана, заперта в тяжелых придворных одеждах — удивительно даже, как вообще при этом можно было передвигаться.

В конце концов Равинга коротко кивнула. Три ее котти, сидевшие и наблюдавшие за нами обеими оценивающим взглядом, свойственным их роду, поднялись и потянулись. Мне и самой хотелось бы иметь возможность подобным образом облегчить свое нынешнее испытание. И я осмелилась наконец задать первый из терзавших меня вопросов.

— Госпожа…— Я чуть помолчала, щадя пересохшую от дурных предчувствий глотку. — Много времени прошло с тех пор, как Дом Вуроп являлся при дворе. Он был исключен из числа Шести Семейств и вычеркнут из списков собственной рукой императора. Как я осмелюсь прийти к этому новому правителю и потребовать признания?

Она нахмурилась — это было выражение упрека, которого я давно научилась опасаться.

— Я не стану повторять тебе это снова, Алитта. Таков изначальный закон — те, кто был лишен прав, чей Дом впал в немилость, могут в первый день царствования нового императора просить о его возрождении. Тебе и в этом повезло — твое восстановление в правах не создаст тебе новых врагов, поскольку достояние Вуроп не было передано другому Дому, а осталось в руках императора, так что оно может быть легко возвращено, когда твой Дом будет им признан. Таким образом, ты потребуешь жребий, по праву принадлежащий тебе.

• 1/96
• Следующая