Берегись ястреба - Нортон Андрэ - Страница 27

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая

Они укрылись за деревьями, двигались медленно, и сокол присматривал за отрядом впереди. А те всадники продолжали ехать открыто, как будто им нечего опасаться и впереди их ждет определенная цель.

Из своих полетов сокол принес двух небольших зайцев, худых в это время года, но все же это была пища. Мясо пришлось есть сырым, срезать полосками и прожевывать. Тирта, давно привыкшая не привередничать в пути, с благодарностью приняла еду, хотя желудок ее сопротивлялся.

На ночь они остановились на увитом вьющимися растениями карнизе, который спускался к земле. Впереди они видели лес на востоке, темный и угрожающий; даже на таком удалении можно было заметить, что он густой, деревья стоят стеной. Отряд впереди не пытался углубиться в лес, хотя немного изменил направление пути и устроился на ночь на опушке. Лагерь свой отряд не скрывал, там разожгли большой костер.

В последний раз поднявшись в темнеющее небо, сокол устремился к костру. Потом птица вернулась с сообщением. Сокольничий выслушал. Его самого Тирта в темноте уже почти не видела.

— Один из отряда исчез, — сказал он, когда птица закончила. — Крылатый Воин считает, что он ушел в лес. В этом таится опасность. Может, он пошел договариваться с живущими в лесу о безопасном проходе.

Чего они сделать не смогут; с горечью подумала Тирта. Или же всадник отправился, чтобы организовать засаду, которая будет их поджидать. Плечи девушки опустились. Она должна идти, это несомненно, но почему она должна брать с собой этих двоих, увеличивать свою вину?

Нарушил молчание Алон вслед за тем, как сокольничий кончил сообщение.

— Ты говорила, что через лес ведет к твоему дому старая дорога, — обратился он к Тирте. — Когда-то люди передвигались по ней в безопасности. Разве у Древних нет своих стражей? И не обязательно, чтобы они были людьми.

— Стражи, если они существовали, — ответила она, чувствуя, что перед ней безнадежная задача, — потеряли свою работу в день объявления нас вне закона. Тогда пал Дом Ястреба, и это произошло много лет назад. Если у моего клана были стражи, они мертвы или давно ушли.

К удивлению Тирты, сокольничий медленно сказал:

— Да… только падение гор привело к падению Гнезда. Потому что и у нас были стражи сильнее людей с мечами и стрелами. И все же… — Его очертания изменились; ей показалось, что он протягивает руку; послышался легкий шорох. Наверно, Крылатый Воин сел на свой любимый насест — металлический коготь. — Кое-что из того, что у нас было, осталось здесь. Иначе пернатый брат не пришел бы ко мне. Его род сохранил память, несмотря на все эти годы. И не нужно так легко отказываться от предложений нашего маленького брата. Может быть, что-то ответит на твой призыв, как ответил мне Крылатый Воин.

Тирта горько рассмеялась.

— Здесь мне ничего не поможет, и все против меня. Я говорю «меня», потому что не хочу вести вас за собой к тому, что может быть хуже смерти от стали. Алон уже попробовал, на что способен Джерик.

Никто из нас не умеет воздвигать защиту при помощи ритуала или обращения к Силе. Лес очень плохой. Но то, что ждет за ним, гораздо хуже.

Невидимые, пальцы ее сложились в древний знак, отгоняющий злую судьбу. Некоторые знаки она всегда знала, другие узнала с большим трудом. Но в этих жестах нет власти. Если бы она была подобна Яхне, может быть, Тирта сумела бы противостоять Тьме. Но она не Мудрая Женщина и, конечно, не волшебница.

— Думать о поражении значит призывать его. — Алон в темноте говорил, как мужчина, только голос его звучал высоко. — Тебя не призвали бы, если бы не было вероятности победы.

— А что, если меня привели сюда ради какой-то цели Тьмы, — сквозь зубы спросила она, — привели как жертву? Могу ли я поклясться, что это не так?

В Карстене есть силы, которые всегда ненавидели мой род и боялись его. В прошлом они объединились с колдерами. Может быть, сейчас они заключили союз с другими нашими врагами.

Депрессия накрыла ее густым облаком. Она раньше никогда не отчаивалась, верила в будущее. Стремление к поиску помогло ей выдержать много испытаний. И никогда не испытывала она такого отчаяния и безнадежности.

Чьи-то пальцы нашли ее руки, легко охватили их, пожали.

— Мастер меча… — Голос Алона звучал резко, как призыв на битву. — Твой меч! Ее накрывает тень.

Тирта пыталась освободить руки. Алон… он должен уйти, оставить ее! В ней вздымалась такая волна темноты, о которой она и не подозревала. Не то холодное зло, которое ударило по ней во время видения.

Скорее, это часть ее самой, рожденная из ее собственных страхов и сомнений, из каждого разочарования, испытания и трудности, что она пережила в прошлом.

Эта волна поднималась, поглощала ее, кислым вкусом заполнила рот, исказила и отравила мысли. Ей теперь хотелось только освободиться… уйти от той своей части… найти мир, может быть, навсегда прекратить бороться.

Сквозь охватывающий ее туман она чувствовала боль — не новую и пугающую боль внутренней сущности, а просто физическую боль. Тирта пыталась высвободиться, быть самой собой.

— Держи ее… меч… возьми его… — Тонкий голос… издалека… бессмысленный…

Она должна освободиться… найти мир! Думать она не могла, страх и отчаяние разрывали ее, уничтожали.

— Держи ее! На нее напали! — снова этот голос.

Слова не имеют смысла. Ничего в ней не осталось.

Тьма… отпустите ее во Тьму… Там мир, отдых, убежище.

Она ничего не видела, кроме угрожающей тени, которая поднимается из глубины ее существа. Она даже не подозревала о существовании этой тени. В нее вошли все трудности ее жизни, все самоотречения, на которые ей пришлось пойти. Она теперь одна с тем худшим, что жило в ней. Стоять перед этим так тяжело, что только смерть… Смерть, если бы ее можно было позвать! Тирта почувствовала боль в горле, словно громко кричала, призывала конец. То, чем она теперь стала, так же чудовищно, как твари, выползающие из Эскора в эти холмы. Она чудовище, она зло, она отравляет мир, она…

В глубине тени она корчилась в муке, хуже любой физической боли, потому что боль тела может закончиться со смертью. А для этой боли смерти нет, нет мира, нет…

— Тирта! Тирта! — голос очень-очень далекий… такой слабый, что она едва его слышит. И не хочет слышать. В том мире зла, в котором она теперь находится, нет никого. Она сама создала этот ужас. Он вырос в ней, и она не хочет, чтобы он поглотил кого-нибудь еще.

Не в состоянии отогнать эту тень, она все же смутно ощущает какое-то тепло.

— Тирта! — голос стал сильнее, глубже, громче, требовательней. Она пытается повернуться, вырваться, убежать от этого голоса.

Но ее держат. Чье-то тело придавило ее, лишило возможности двигаться. На мгновение осознание этого проникло в ту тварь, которая родилась в ее внутреннем духе.

Тирта приглушенно закричала, просила освободить ее, чтобы никто не пострадал из-за нее, чтобы она никого не осквернила.

— Нет! — отрицание решительное и энергичное, оно прорвалось сквозь окутывающий ее туман. — Нет, это не ты, ты не такая…

Тирте кажется, что она скулит. Силы быстро покидают ее. Тень побеждает, она поглощает то, что от нее еще осталось, пожирает все то, во что она верила.

Оказывается, вера ее была построена на гнили, живущей внутри.

— Тирта! — снова этот призыв.

И вдруг, как солнце в безоблачном небе в прекрасный весенний день, когда можно поверить в обновление жизни, когда сердце начинает радостно биться, туман вокруг нее прорезала искра света. Все больше и ярче становилась эта точка. Тирта чувствует, как другая сила разгоняет мрак ее поражения.

Медленно, настойчиво свет приближается. Тирта испытывает сильный удар, направленный прямо ей в сердце, во внутреннюю суть. Смерть? Если так, добро пожаловать.

Снова в сознании ее возникает все сделанное, все то, из чего состоит она в этот час. Но свет следует за ней, сражается с этим болезненным презрением к себе, с этим глубочайшим унижением духа. Шевельнулась часть ее души, еще не побежденная, не втоптанная в грязь. Медленно, о, как медленно, эта часть отвечает на свет, питается им. Мысли ее больше не связаны только с тем дурным, что она делала в прошлом, вспоминается и добро.

• Предыдущая
• 27/47
• Следующая