Река жизни - Симен Бернард - Страница 5

Эмбрион, равно как и плод, в который он превращается, не может самостоятельно питаться и дышать, поэтому необходимые питательные вещества и кислород он получает из материнского организма. Продукты распада также уносятся прочь материнским организмом. Кровь матери и кровь плода никогда не сливаются воедино — они суть части двух разобщенных систем. Однако между ними устанавливается косвенный контакт посредством плаценты — дисковидного органа, который образуется в матке из тканей самого эмбриона и материнского организма и после родов самопроизвольно удаляется.

Обильный приток материнской крови доставляет к плаценте питательные вещества и кислород. Проникая сквозь тончайшие стенки капилляров в ворсинки, они затем попадают в кровеносные сосуды плода. Одновременно с этим углекислота и другие продукты распада перемещаются в противоположном направлении, из крови плода — в материнскую кровь.

Кровь плода нагнетается сердцем зародыша через две пупочные артерии, ведущие к плаценте. Кровь, богатая питательными веществами и кислородом, возвращается к плоду через пупочную вену, которая вместе с двумя артериями образует пуповину. Из плаценты кровь попадает в кровеносную систему плода, распределяя питательные вещества и подхватывая продукты распада, а затем вновь возвращается в плаценту, где очищается и обогащается за счет косвенного контакта с материнской кровью.

И лишь в тот момент, когда ребенок рождается и делает свой первый вдох, направление кровотока меняется, приспосабливаясь к нуждам нового, независимого организма, дышащего воздухом. К этому времени другие быстро протекающие биологические процессы вынуждают кровеносные сосуды пуповины сократиться, и она превращается в твердый шнур. После рождения ребенка пуповина перевязывается и перерезается на некотором расстоянии от пупка.

И вот новое живое существо, омываемое и вскармливаемое собственной Рекой жизни, родилось от матери, которая некогда сама была частицей моря.

Первобытного человека повсюду подстерегала опасность — она была вокруг него, над и под ним и даже в нем самом.

Опасность витала в воздухе, таилась в лесу и пещерах, на пастбищах и в болотах, на воде и в небесах. Свет и тьма, жара и холод, безмолвие и множество всевозможных звуков — все вызывало в нем страх.

К опасностям реального мира прибавлялись воображаемые страхи, рождаемые безграничным невежеством людей.

Человека мучил голод, поэтому алчность подстерегающих его зверей была ему понятна. Но ни жизненный опыт, ни скудные познания не могли объяснить ему, что такое молния или ураган, почему падает дерево или происходит горный обвал, замуровывающий выход из его пещеры; он не мог понять причин стремительного течения потока или сотрясения земной тверди. Он не сомневался, что повсюду его окружают демонические силы.

Первобытный человек, в том числе и homo sapiens, как и другие давно исчезнувшие виды, отчаянно стремился к безопасности, ко всему, что давало ему возможность съесть лишний кусок и прожить лишний день. Его видение мира было столь ограниченно, что он неизбежно вынужден был обращаться к сверхъестественному. Не имея никаких познаний, первобытные люди прибегали к сверхъестественному для «объяснения» вещей, казавшихся им необъяснимыми. И поскольку для этого требовалась лишь безграничная вера, невежество не служило помехой.

Поначалу человек поверил в сверхъестественные силы. Его следующим шагом была попытка как-то воздействовать на них. Так возникла магия, или колдовство — «наука и техника» сверхъестественного. Разумеется, первобытный человек не облекал свои мысли в столь современные выражения. Не понял бы он и слова «сверхъестественный», ибо в его темном мире естественное и сверхъестественное слились воедино.

На самой заре своего сознания человек твердо усвоил, что кровь и жизнь тесно связаны между собой. Первобытный человек был охотником. Он знал, что раненое живое существо истекает кровью. Но наступает смерть — и кровотечение останавливается. Если же человека убивала молния, или же он тонул, или умирал от какой-нибудь болезни или от удара, не вызывавшего кровотечения, то при его вскрытии кровь не вытекала. Следовательно, жизнь каким-то образом зависит от таинственной красной жидкости. Так кровь, столь тесно связанную с жизнью, стали отождествлять с самой жизнью. Красный цвет стал символом крови и тем самым символом жизни. С самых ранних попыток человека проникнуть в тайны неведомого управления миром наиболее мощным «средством», имевшимся в его распоряжении, несомненно, была кровь. Не удивительно, что наши познания о крови окутаны магической дымкой, часто маскируемой под видом философии, теологии или науки.

Кровь была жизнью, жизнь — кровью. Как сказало во Второзаконии (гл. 12: 23): «…кровь есть душа…» Жизнь — самое дорогое сокровище человека, и поскольку она нашла свое пристанище в крови, самым щедрым подношением, которое человек мог сделать злым духам своего призрачного мира, была жертва крови.

Если недостаток мяса угрожал племени голодом, предполагалось, что кровь, принесенная в жертву, задобрит злого духа, спугнувшего дичь. Кровь, сливаемая в реку, предназначалась для того, чтобы утихомирить злого духа, который катит воды. Если землю окропить кровью, то она успокоит землетрясение.

Поверив в то, что кровь есть жизнь, первобытный человек с логической последовательностью находил и другие причины для суеверия. Если кровь действительно заключает в себе таинственную «жизненную силу», значит, чтобы продлить жизнь, надо пить кровь, натирать ею тело и совершать различные обряды, связанные с ней. С этими суевериями, вероятно, как-то связан вампиризм, до сих пор существующий в отдаленных уголках нашей планеты.

Заметив, что сила, свирепость, стремительность и изворотливость, присущие животным, исчезают с их смертью, первобытный человек решил, что именно эти качества и есть та самая «жизненная сила», которая кроется в крови. Поэтому, если он хотел быть могучим, как мамонт, или свирепым и отважным, как саблезубый тигр, ему следовало отведать их крови. Люди верили, будто кровь сокола обостряет зрение, а кровь одного человека может передать тому, кто ее выпьет, его ум и способности.

Когда скифский воин впервые поражал противника в бою, он пил кровь своей жертвы, стремясь продлить свою жизнь. В наше время африканец из племени масаи верит, что кровь льва вливает в человека силу и мужество. Немецкий врач Христиан Фридрих Гарманн, живший в XVII веке, описывал девушку, которая, выпив кровь кошки, якобы стала на нее похожей. В том же веке йоркширские крестьянки (Англия) верили, будто бы кровь врагов помогает при бесплодии.

Известно, что если потребности людей примерно одинаковы, то и образ их мышления, и их реакции на те или иные события почти совпадают. Если бы дать колесо жителю озер в доисторической Европе, или отрезанному от мира бушмену в Калахари, или жителю Явы каменного века, вероятно, они нашли бы ему похожее, если не одно и то же, применение. Точно так же обстояло дело и с магией крови.

Обряды, о которых говорилось выше, мало чем отличаются от возлияний вина на празднованиях в честь Диониса, бога вина у древних греков. Под воздействием подражательной магии красный сок винограда отождествляли с кровью божества. Выпивая вино, древние греки верили, будто они вкушают от крови Диониса и тем самым приобретают божественные черты. Во многих религиях существовал обряд обожествления, во время которого совершались возлияния крови божества, символично или буквально.

Подражательная магия появилась как логическое развитие обычной магии. Она была основана на вере в то, что предметы, сходные по своим внешним признакам, обладают одинаковыми свойствами. Например, в африканском шаманском обряде водý изображение какого-нибудь человека отождествляется с ним самим. Если сжечь чучело или пронзить его копьем, то человек, с которого скопировано это чучело, якобы испытает боль и мучения. До сего времени некоторые из нас, порой совершенно бессознательно, занимаются подражательной магией. Достаточно вспомнить, как люди вешают чучела или целуют фотографии любимых!