Танцующая саламандра - Ольховская Анна Николаевна - Страница 36

• Предыдущая
• 36/42
• Следующая

На звук открывающейся двери обернулись оба: и медсестра, и Карпуха.

— Здравствуй, мой хороший! — улыбнулась сквозь слезы я.

И кот… кот радостно замяукал и рванулся ко мне навстречу, мяукая все громче, словно жалуясь и рассказывая, как ему было плохо.

Ну как рванулся — попытался. Но я оказалась возле его кровати раньше и ласково погладила торчавшие сквозь повязку черные уши:

— Ну все, все, парень, все плохое позади. Поехали домой.

Избитая истина: труднее всего ждать.

Это действительно муторно, нудно, ты знаешь, что в данный момент от тебя мало что зависит, остается только ждать. Ты томишься от бездействия, все чаще смотришь на часы, ходишь из стороны в сторону, бурчишь что-то себе под нос в адрес опаздывающего.

Но это если просто ждать назначенной встречи или результата экзамена, к примеру. А если ты вынужден бездействовать в то время, когда твоего отца превратили в лабораторную крысу и причиняют ему страдания, физические и моральные. И ты можешь ему помочь и… не можешь.

Потому что где-то там, далеко в городе, один на один с мстительной завистливой тварью осталась твоя любимая девушка. И ей ты тоже не можешь помочь.

И все сплелось в тугой узел боли и ярости, разрубить который может только очень уродливая и при этом очень сильная девушка. Представительница чужой, враждебной человеческой, расы, давно мечтающей вернуть господство.

Что там на самом деле творится в ее голове, Павел даже предположить не мог. Но пока все ее действия доказывали — Ксения действительно любит его. И готова помогать даже своей сопернице.

Если действительно готова…

Но она ведь уже сделала это, связав Павла и Монику! И помогла разрушить гипноз Шипунова!

И обещала увести Макса из дома и сообщить Дворкину, где сейчас Моника.

А ему, Павлу, оставалось только ждать.

С каждой минутой напрягаясь все больше, ощущая, как бурлит, переливается через край его ментальная сила, как все сильнее концентрируется она в единый сияющий сгусток. И так хотелось швырнуть этот сгусток в чешуйчатую морду Шипунова, размазать его разум, превратить в пускающий слюни овощ!

И это только за то, что он посмел украсть Монику. Но если эта скотина уже что-то сделала с ней…

Об этом Павел даже думать не хотел — в ушах моментально начинало тоненько-тоненько звенеть, а ярость грозила выйти за пределы контроля.

Но где же Ксения? Почему она молчит?!! Уже два часа прошло…

Все это время Павел провел у себя в комнате, не в силах даже видеть кого-то из рептилоидов. Он боялся сорваться.

Давно прошло время обеда, но голода Павел не ощущал. Какая, к черту, еда!

Он уже прошел пару километров, наматывая круги по своей комнатушке. И теперь застыл на кровати сведенной пружиной, ожидая звонка Ксении. Или контакта.

Но чего он меньше всего ожидал, так это стука в дверь. Негромкого, но заставившего Павла буквально взвиться над кроватью. Вот только визитов ему и не хватало! Особенно если принесло Ламина. Или, не дай бог, Шипунова…

Тогда он точно не сможет сдержаться.

— Я занят! — крикнул он в сторону входной двери. — Приходите попозже!

— Павел, это я.

Слабый, еле слышный шелест вместо голоса. Но Павел узнал.

И в следующее мгновение оказался возле двери, а еще через секунду на его руки почти упала измученная Ксения.

Во всяком случае, выглядела девушка именно так — словно пробежала долгий и трудный марафон: глаза запали, черты лица еще больше заострились, на висках блестели капельки пота. И на ногах она держалась с трудом, всей тяжестью повиснув на руках Павла.

Он бережно довел девушку до кровати, уложил, а потом вернулся и торопливо закрыл дверь. И уже со стаканом воды в руке снова подошел к кровати:

— На, попей.

— С-спасибо, — слабо улыбнулась Ксения, взяла протянутый стакан, но руки тряслись так, что половина воды выплеснулась на покрывало. — Ой, извини…

— Перестань! — Павел решительно отобрал стакан и присел рядом с девушкой. — Давай помогу.

Он приобнял Ксению за плечи и, поддерживая ее на весу, помог напиться. А когда та благодарно кивнула, выдохнул:

— Что произошло? Почему ты здесь?! Что-то с Моникой? Ты не смогла…

— Успокойся, — грустно усмехнулась Ксения, пытаясь освободиться от его руки, — я сделала все, что обещала. Макс сейчас у моего отца, а твой Дворкин уже, скорее всего, громит дом Шипунова, освобождая Монику.

— Правда?!

— Ну, эсэмэску с адресом я ему скинула около часа назад, когда убрала из дома Макса. Так что…

— Но почему не сразу, не два часа назад, когда мы договорились?

— Потому что не хочу, чтобы кто-то из моих соплеменников пострадал. Вряд ли твои друзья стали бы церемониться с Максом и остальными, разве не так? Поэтому я и увела сначала Шипунова и его охрану, а потом уже связалась с Дворкиным.

— А Моника? Как там она, не знаешь?

— Извини, но на это моих сил уже не хватило. Думаешь, легко было гипнотизировать отца? Он ведь один из самых сильных среди нас, — Ксения всхлипнула и отвернулась, пряча появившиеся в уголках глаз слезы.

А Павел почувствовал себя редкой скотиной. Эта девушка пошла против отца ради спасения своей соперницы, вымоталась до состояния тени, бедняжка, а он еще и претензии предъявляет!

Волна раскаяния и жалости затопила Павла, он наклонился над Ксенией и снова обнял ее, ласково и нежно.

— Прости меня, Ксюша. И — спасибо тебе за все! Ты очень хорошая…

Договорить он не успел — девушка вдруг развернулась и прильнула к нему всем телом, прижалась лицом к его шее и горячо зашептала:

— Я все для тебя сделаю, Пашенька! Все, что захочешь, ты только скажи! Я помогу и отца твоего спасти! И пусть от меня потом отвернутся все наши — ты только скажи! Только дай знать, что я тебе нужна, пусть на часок, пусть даже ценой моей жизни — я все сделаю ради тебя! Ты только скажи…

И Павел буквально утонул в волне безумной страсти и нежности, в волне чужого желания, самопожертвования, любви.

И не откликнуться на зов волны не смог…

На какое-то время он вообще утратил способность рассуждать и видеть, это было временное помешательство, что и как там происходило, Павел потом никогда не мог вспомнить.

Но ощущения неприязни, когда разум вернулся к нему, не было. И вид обнаженного тела Ксении рядом отторжения не вызывал. Желания, правда, тоже.

Единственное, что он ощущал, одеваясь, — стыд.

Стыд за эти свои постельные шалости, в то время как отец и Моника…

Его со спины обвили тонкие руки, а в ухо еле слышно прошелестело:

— Спасибо. Это счастье останется со мной навсегда.

— Не надо, — глухо произнес Павел. — Не надо об этом. Ты же знаешь…

— Знаю, знаю, все знаю — ты любишь Монику. Но мне хватило моего кусочка счастья, пусть и украденного! Ты не вспоминал о ней, когда был со мной, вот что для меня главное! И пусть это больше никогда не повторится, но это было!

— А зачем ты пришла, кстати? За этим? За платой, так сказать?

Павел произнес это и тут же страдальчески поморщился — так грубо получилось. И тонкие руки тоже соскользнули с его спины, а тихий голос укоризненно произнес:

— Зачем ты так?

— Прости. Это я от растерянности и злости. Злости на себя. Не знаю ведь, что с Моникой, отец там, а я…

— Так я и пришла из-за Кульчицкого! Я услышала, как мой отец приказал не особо церемониться с ним, главное — результат. И на завтрашнее утро назначен какой-то опасный и болезненный эксперимент. Я решила прийти и помочь тебе освободить твоего отца сегодня. Вот только силы не рассчитала немного… Но знаешь, сейчас, после нашего… после… ну, в общем, сейчас я снова многое могу! Словно ты стал донором силы!

Надеюсь, только силы…

Да нет, ничего другого и быть не может! Не может быть общего потомства у разных рас! Не стоит об этом и думать.

Сейчас главное — отец. Если бы точно знать, как там Моника…

И, словно услышав его мысли, Ксения продолжила:

• Предыдущая
• 36/42
• Следующая