Путешествие Сократа - Миллмэн Дэн - Страница 21

Сергей сделал вокруг школы крюк примерно в тысячу метров, прежде чем окончательно повернуть на восток, затем на юг через лес и к поросшим лесом холмам. Где-то совсем неподалеку он услышал волчий вой. Но Сергей пробирался дальше через лес, переходя с быстрого шага на бег, когда позволяли местность и силы.

Клочья тумана в лесу становились прозрачнее, а утреннее солнце теплее. Сергей надеялся, что это утро прольет новый свет и на то, какой дорогой идти к надежному убежищу, и на его путь в жизни. Как все это могло случиться? — не переставая, он спрашивал себя. Семь лет назад все было так хорошо, жизнь шла по накатанной колее. Я был в отборной группе, меня уважали и мои наставники, и мои товарищи. И вот теперь... Мой поступок — единственно правильное решение или худшая ошибка моей жизни? Нет, ответил он себе, я поступил так, как должен был поступить.

А что ему еще оставалось делать? Отправляться вместе с остальными кадетами на «задание, связанное с евреями»? Он даже подумать не мог, чтобы обагрить руки кровью невинных людей. А Закольев? Такого он не мог представить даже в кошмарном сне...

Еще час-другой, и его хватятся. Рано или поздно выяснится, к чему привело его столкновение с Закольевым у озера. Его будут искать. Но он пойдет, не теряя времени, на юг, к далеким горам Грузии, что в тысяче с лишним километров к югу.

Там он найдет безопасное прибежище.

Вот так и началось весной 1888 года Сергеево путешествие. Его путь пролегал на юго-восток, вдоль течения Клязьмы.

Несколько первых дней он то и дело оглядывался, не в силах избавиться от чувства, что преследователи уже дышат ему в затылок. Опускалась ночь, но она тоже не приносила облегчения, он продолжал убегать от погони и в своих снах. И лишь утром, пробудившись от тяжелого сна, он бросался в реку, чтобы смыть с себя последние следы ночи. Весь день он продолжал идти, и лишь ближе к концу дня делал привал, строил или находил укрытие, затем по мере необходимости охотился, ловил рыбу или искал съедобные коренья.

Спустя несколько недель Сергей уже был у берегов Волги. В кустах возле реки ему посчастливилось найти брошенный ялик. Плоское дно лодки рассохлось, но Сергей залепил щели древесной живицей, и лодка оказалась вполне пригодной к плаванью. Вскоре он уже плыл вниз по течению, временами помогая себе шестом, который смастерил на скорую руку.

Последующие дни потекли для Сергея незаметно, будто они были одно с течением великой реки. Его жизнь стала единым целым с рекой, с ее глубиной и вечностью. Когда выдавался денек потеплее, он нырял в прозрачную воду, купался, пока не замерзал, и выскакивал погреться на солнце. А когда река смывала пот с его тела и остужала жар потрескавшейся на солнце кожи, Сергей забирался обратно в ялик и тихо дремал, пока лодка плыла себе по течению, или рассматривал берега, которые с каждым днем все отдалялись.

Дни становились все длиннее и жарче, и его плечи постепенно бронзовели. Временами он ел очень мало или почти ничего не ел, а бывало и так, что он устраивал себе настоящее пиршество. Из прочного молодого деревца  он соорудил себе примитивный дротик, затем дошла очередь и до лука из гибкого ствола молодого деревца и стрел из тонкого тростника с оперением из перепелиных перьев. Наконечником служили камешки, достаточно острые, чтобы проткнуть шкурку небольшого животного. Если ему попадались зайцы слишком далеко, чтобы достать их дротиком, он бил их из лука.

Вот так за лето и начало осени Сергей опустился на тысячу километров вниз по течению реки, пока не достиг Каспийского моря. Дальше ему следовало идти на юг, вдоль побережья. Где-то в сотне километров южнее Махачкалы он выбрался на берег. С сожалением расставшись со своим маленьким яликом, дальше пошел пешком, на восток, к грузинскому Кавказу.

Пробираясь на юго-запад через горы, он то и дело проходил мимо станиц — укрепленных поселений, где жили казаки. Сергею не слишком верилось, чтобы весть о том, что он убил Закольева, докатилась даже до этих краев. Но он сам, как ни старался, продолжал чувствовать себя беглым преступником, поэтому решил держаться подальше от людей с оружием. Он решил переждать в горах год, два, или дольше, пока не сможет без опаски вернуться в Петербург. Тогда уже можно будет спокойно взяться за поиски сокровища, зарытого когда-то его дедом.

Лишь один раз он изменил своему решению. Как раз выдались первые прохладные дни, и Сергей, не в силах больше выносить одиночества, которое стало ощутимей  с наступившей осенью, рискнул пройти через казачью станицу. С тоской в глазах смотрел он на открытые ставни на окнах, на дымок, что вился из дымохода. Там, в доме, представил себе Сергей, должно быть, только-только растопили очаг... Невольно его взгляд задержался на молодой женщине, что стояла на пороге невысокой побеленной хаты. Она, не отводя глаз, улыбнулась, кивнула ему в ответ. Детское, почти уже забытое желание стать частью семьи, найти свой дом на какой-то миг шевельнулось в его душе. Будет ли у него когда-нибудь своя семья? — он только печально покачал головой.

Восхождение в горы заняло несколько недель. Сергей знал, что высоко среди скал зима гораздо суровее, чем в низине. Но горы обещали уединение, которое сейчас было ему нужнее всего.

Прежде всего нужно было найти постоянное пристанище и укрытие от непогоды. К концу осени он нашел то, что искал. Это была пещера неподалеку от водопада. В горной речке в изобилии водились лососи и форель, поблизости была запруда, которую сложили бобры. У входа в свою пещеру Сергей поставил прочную пристройку из веток с отверстием наверху для дыма из очага. Снаружи он старательно обмазал ее глиной, заделав все щели в предчувствии холодных ветров и снега, что должны были прийти с зимой. И, не дожидаясь, пока замерзнет река, а охотиться станет значительно труднее, Сергей, сколько смог, набил дичи и насушил рыбы. Всего этого, да еще с подледным ловом рыбы, должно было хватить, чтобы он смог продержаться до весенней оттепели.

Уже зимой, когда выдавались ясные дни, Сергей выходил из своего убежища, чтобы осмотреться и получше изучить окрестности. Еще до наступления зимы у него уже был готов меховой балахон и рукавицы, чтобы защитить тело и руки от холода, который пробирался в пещеру. Еще раньше он сделал теплую меховую обувь. В ясную погоду он охотился или ставил силки. Когда же ледяной ветер завывал над его берлогой, Сергей, словно медведь, впадал в спячку и видел сны.

По утрам, выбираясь наружу, он растирался снегом, затем делал зарядку, чтобы не утратить формы. Потом снова облачался в свои меха и заползал назад в пещеру. Этой долгой зимой он по-настоящему почувствовал, что такое одиночество.

Тем радостнее было для него наступление весны, весны 1889 года. Спускаясь в долину, что лежала неподалеку от его пещеры, он увидел резвившихся медвежат, а потом и медведицу. Позже, уже перед самым закатом, он заметил, как осторожно, словно тень, пробирается по горной гряде снежный барс.

За все это время ему если и случалось заговорить вслух, то лишь с самим собой. Сергей порой начинал сомневаться, не разучился ли он вообще говорить. Куда чаще он подражал щебетанию птиц или выл с волками по ночам.

Весна незаметно сменилась летом, затем наступила осень, и так пошел второй год его горного отшельничества. И как-то, в одно осеннее утро, Сергей вдруг понял, насколько сильно все изменилось в его жизни. Не только школа осталась где-то в прошлом. Все то, о чем он мечтал и к чему стремился, стало казаться чужим и ненужным. Он жил в горах и   принадлежал горам и дикой природе. С трудом он узнал себя однажды, когда остановился напиться в горном озере. Взглянув на дрожащее отображение в воде, он увидел бородатого и загорелого мужчину. Даже его глаза изменились, словно в  них появилась какая-то небывалая прежде глубина. Ему было восемнадцать, но лицо, которое он увидел в отражении, было лицом зрелого мужчины - горного скитальца.