Тварь из Бездны - Исьемини Виктор - Страница 42
- Предыдущая
- 42/72
- Следующая
Сирина ткнула его в бок кулачком:
– Да что ты скалишься! Нет, он стоит и лыбится, как дитя малое! Ты вообще собираешься моей руки просить или нет? Ты…
А Ральк стоял и улыбался. Новые ощущения ему, пожалуй, нравились. Определенно, нравились. Точно. За спиной хлопнула дверь – вернулся Торкер. Ральк оглянулся все с той же непривычной улыбкой и смущенно пожал плечами. Смущаться он тоже, пожалуй, не умел. То есть смущался, конечно – но неумело.
– Папа! – заявила Сирина. – Он не просит моей руки!
– Прошу, – все с той же глупой ухмылкой глупой выдавил из себя Ральк. – Прошу я!
Торкер очень серьезно оглядел командира с головы до ног и махнул ручищей:
– Отдаю тебе свое невинное дитя. Храни ее и береги, как я хранил и берег! Вот видишь теперь, каково мне приходилось в этом доме? А раз видишь, то идем-ка выпьем, что ли. Выпьем – полегчает, уж я-то знаю, каково с моими бабами дело иметь… Не успели же вы без меня тот кувшинчик из «Медного гроша» прикончить?
А Ральк так и не сумел ничего больше произнести вслух. Он улыбался и был совершенно поглощен этим занятием.
Глава 27
Хотя Ралька изо всех сил пытались оставить ночевать, он все же распрощался с гостеприимным семейством, отговорившись необходимостью собраться на службу. В общем, это было правдой, Ральку в самом деле нужно было переодеться и взять оружие. Мелкий противный дождь, начавшийся еще до темноты, монотонно колотил по крышам и мостовым, шуршал, шелестел, тянул шепотом заунывную песню… А Ральк улыбался – очень славные люди его будущая родня. Так хорошо в компании ему не бывало с тех самых пор, как он расстался с Писарем – последним уцелевшим солдатом из ралькова отряда. Их, раненных, оставили долечиваться в Дермаде, маленьком городишке у подножия Фенадских гор – а капитан Торн увел отряд в новый поиск. В глухом ущелье наемники попали в засаду… Погибли все.
Из Дермада Ральк отправился сюда, в забытое Гилфингом захолустье – искал тихую пристань, искал мир и покой… и вот теперь нашел Сирину. Интересно, как поживает нынче Писарь? Он был непростой парень, молчун и скрытник… И, кажется, честолюбец в душе. Писарь снова отправился в Ренприст наниматься в вольный отряд и наверняка служит где-нибудь в Геве или Анновре… Если, конечно, жив. Писарь – это, конечно, кличка, так парня окрестили, потому что был грамотен и даже немного умел колдовать – хотя и не обучался, кажется, у чародея, как положено. Частенько сидел, перебирал какие-то мятые листочки, шевелил губами, как будто учил что-то… Сидит вот так, бывало, глаза, вроде к тебе обращены – а не видит, куда-то сквозь тебя глядит… Странный, конечно, парень был – но тоже член отряда, член семьи… Таких вот, странных, в семье даже больше прочих любят.
Прощаясь четыре года назад с Писарем, Ральк даже не пытался скрыть слез, дороже соратника у солдата не было никого – до тех пор, пока не встретил Сирину. Сирина – это совсем другое, она необычная девушка… а родители ее – славные люди. Даже крикливая бесцеремонная Терена, даже угрюмый и наглый Торкер-младший – тоже славные. Скоро, совсем скоро, они станут семьей Ралька – а семьи у него не было четыре года… с тех пор, как распрощался с Писарем в Дермаде. Прежде Ральк старался гнать из памяти воспоминания о соратниках, о капитане Торне, Писаре и прочих – чего зря себя расстраивать? Как подумаешь о них – тоскливо делается, хоть вой. А вот нынче вспомнил снова – и ничего. Теперь у Ралька есть настоящая семья. Снова.
Возвратившись в «Попутный ветер», Ральк прихватил у Девика кусок хлеба с сыром – завтра с рассветом на службу, завтрак заказывать некогда будет – и поднялся к себе, не задерживаясь в зале, где все еще шумели, выпивая, посетители. Ральк развесил промокшую одежду, приготовил ножны с мечом, каску и нож, и лег спать.
Поднялся он до рассвета и первым делом выглянул в окно – паршиво, похоже, дождь так и лил всю ночь, с неба лилась все та же мелкая пакость, что и вчера вечером, окрестности выглядят мокрыми и унылыми. Ральк быстро собрался, на ходу проглотил приготовленную с вечера снедь, нахлобучил каску и щелкнул пряжкой ремня. Подхватил плащ, напоследок еще раз оглядел комнату с порога – и вышел.
Внизу, в пустом зале уже хозяйничал сонный Девик – бродил между столами с метлой, наводил порядок. Интересно, когда он отсыпается? Хозяин неспешно сдвигал стулья, выметал из-под столов объедки и сор… вот нагнулся, что-то поднял, понюхал, повертел перед глазами и снова швырнул под ноги. Заслышав шаги Ралька, кабатчик обернулся, зевнул и поприветствовал постояльца:
– Здорово, Ральк! А правду вчера говорили, что теперь по ночам цеховые станут по городу караул нести?
– Вроде бы, да, – на ходу бросил Ральк, устремляясь к двери. Задерживаться и трепаться с болтливым кабатчиком не хотелось, это было скучно, – так начальство говорит. Ну, бывай!.. Вернусь поздно.
– Ага, Гилфинг тебе в помощь, – зевнул Девик и зашуршал метлой…
Ральк вышел из трапезной, нахлобучил каску, накинул плащ и укутался как следует – после теплой духоты «Попутного ветра» сразу стало зябко и неуютно. Солдат поежился, представляя, как сейчас он попадет из-под навеса на дождь и ветер… Потом на память пришел вчерашний вечер, Сирина, ее улыбка и маленькая теплая ладошка в его руке… Ральк улыбнулся и беспечно шагнул из-под навеса. Жить – не скучно. Совсем не скучно, если помнить, что Сирина ждет его.
Дождь монотонно барабанил крошечными капельками по каске, серый, скучный дождик. Ральк поднял воротник. Все вокруг было серым – небо, дома, мосты и лужи. Серая вода в каналах, испещренная рябинками от упавших серых капель, серый сумрак в серых подворотнях… Серые лица немногочисленных прохожих, и серое выражение этих лиц.
У кордегардии собралась порядочная толпа – возвращались с ночного дежурства ополченцы, подходили стражники. Кутались в плащи, ежились… Перед входом рыжий Нирс ожесточенно ругался с тщедушным подмастерьем:
– Подумаешь, за ночь ничего не случилось! У нас годами ничего не случалось, понял?!
– А вот сейчас в городе Тварь объявилась, – огрызался цеховой, – так пока стража охрану несла, люди сгинули! Тварь растерзала! А как мы!..
– Что – как вы?
– А как мы в ночь караул стали нести, так спряталась Тварь, испугалась!
– Тебя, что ли, сопляка, испугалась?
– Ах, сопляка?! Сам ты гнида рыжая!
Нирс ухватил за грудки подмастерья, тут же несколько ополченцев придвинулись поближе, наверняка намереваясь вступиться за своего, если придется – Нирс был на голову выше и раза в полтора тяжелее тщедушного противника. Конечно, если бы нынче ночной караул несли не ткачи, а, к примеру, цех кузнецов, рыжий не был бы так смел. Тем не менее, беспорядка Ральк допускать не желал и рявкнул:
– Отставить!
Нирс тут же выпустил ткача и отступил, оправдываясь:
– А чего он… Подумаешь, Тварь нынче не вылезла… Вот если бы вылезла и эти герои ее изловил бы… Вот тогда бы…
– И что, если б изловили? – осведомился Ральк. – Ты б, Нирс, обрадовался, что за тебя твою работу эти почтенные мастера выполнили?
Нирс тут же стушевался, а ткачи забурчали одобрительно. Ральк обернулся к ним:
– А вам, мастера почтенные, я замечу, что пацанов своих вы распустили. Длинный язык до добра не доводит. Я вот велю этому солдату Нирсу каждый день являться к вам с проверкой. Пусть-ка проследит, как вы своих подмастерьев учите, а заодно – и сколько льна в шерсть мешаете.
Ткачи заворчали, но отодвинулись, кому нужны неприятности? Одно дело – пацаны за грудки похватали друг дружку… или даже в глаз если бы – дето-то молодое. А совсем иное – со стражей по-настоящему ссориться не след, наживешь беду.
Тут из кордегардии вышел их старшина и велел расходиться. Мастера церемонно распрощались друг с дружкой и, разбившись на группки, побрели в стороны. Сразу же стало просторнее. Ральк оглядел своих людей – вроде, все в сборе, кроме Торкера – и пошел за указаниями. В каморке писаря по-прежнему хозяйничал мрачный Эгильт. Похоже, сержанту так и не удалось выспаться – выглядел он паршиво. Глаза покрылись сетью красных прожилок, запали, и вокруг них растеклась синева, волосы неопрятными прилизанными прядями свисали по сторонам осунувшегося лица. Щеки блестели от испарины. Он склонился над грифельной доской и вяло водил по ней мелом – Ральку показалось, вычерчивает какие-то бессмысленные загогулины.
- Предыдущая
- 42/72
- Следующая
