Самозванцы. Дилогия (СИ) - Шидловский Дмитрий - Страница 31

Надо признать, что путешествие произвело на подполковника сильное впечатление. Уже более или менее освоившись с реалиями средневековой Московии, он с удивлением наблюдал за жизнью Речи Посполитой, вернее, тех ее частей, которым впоследствии предстояло стать Украиной и Белоруссией. Раньше, изучая историю, Крапивин никогда не задавался вопросом о том, что было на этих землях до их присоединения к Московскому государству, потом, после Батыева нашествия, они просто исчезали со страниц учебников и вновь появлялись только к моменту, когда следовало их «воссоединение» со старшим братом – великорусским народом. Учебники глухо упоминали, что между двумя этими периодами земли Южной и Западной Руси подвергались «оккупации польских и литовских феодалов», Тот факт, что для обычной оккупации триста лет всё‑таки слегка многовато и при столь долгом совместном проживании нескольких наций должен был сложиться свой своеобразный быт и возникнуть определенный колорит (который, собственно, и создал Украину и Белоруссию), говорить не полагалось. Так же было не принято задавать вопрос, как, собственно, дальнее, Владимирское, а позже Московское княжество оказалось «старшим братом» по отношению к древнейшим киевским, галицким и полоцким землям.

Крапивин был совершенно поражен несоответствием увиденного собственному представлению о быте «оккупированных земель». Подполковник представлял себе оккупацию как гарнизоны польско‑литовских войск, затравленное местное население, скрывающиеся в лесах партизанские отряды. Здесь ничего этого не было. Дороги и постоялые дворы наполняли свободно путешествовавшие крестьяне и купцы, которые выглядели куда менее забитыми и значительно более обеспеченными, чем их собратья из Московии. На всем пути следования православные церкви встречались спецназовцам куда чаще католических костелов, а ряса православного священника или монаха неизменно вызывала уважение у представителей любых вероисповеданий. Многочисленные шляхтичи, путешествующие по дорогам Украины в поисках службы у магнатов или весело пропивающие в трактирах полученные на этой самой службе деньги, явно не опасались нападений партизан.

Но самое большое потрясение ожидало Крапивина в небольшой православной церковке под Радулем. И в этой церкви, к его изумлению, собрались не только крестьяне и мелкие лавочники, но и… шляхтичи. Оказалось, что в Речи Посполитой, по словам тех же учебников, «стране, активно продвигавшей католичество и воздвигшей гонения на православие», значительная часть дворянства исповедовала «гонимую» религию.

Впрочем, здесь, в придорожном трактире, вопросы веры, кажется, вообще никого не интересовали. Шляхтичи и купцы чревоугодничали, пили, что‑то громко обсуждали. В дальнем углу, кажется, начал разгораться нешуточный спор, грозящий перетечь в потасовку.

– Не соблаговолят ли ясновельможные паны выпить с нами за здоровье нашего короля Сигизмунда?

Подошедший к столику спецназовцев невысокий щуплый шляхтич смотрел нагло, с явным вызовом.

Он говорил на украинском языке с большой примесью польских слов. Впрочем, эта речь была вполне понятна путникам.

Небольшой рост и худоба собеседника не обманули Крапивина. Судя по тому, как двигался «маленький» шляхтич, он представлял собой опытного и опасного бойца. За его спиной маячил ещё один, здоровенный, своими габаритами ничем не уступавший Крапивину.

– Отчего же, пан? – Крапивин старательно выговаривал слова на польский манер. – С радостью выпьем за короля Сигизмунда.

Он чокнулся с незваными гостями кружкой хмельного меда и отпил несколько глотков. Те тоже выпили, но уходить не спешили. Без приглашения они заняли места за столиком спецназовцев, и «маленький» шляхтич произнес:

– По говору разумею я, панове, что вы из Московии.

– Так, пан, – подтвердил Крапивин. – Мы из Москвы.

– Тогда давайте выпьем, панове, за усопшего нашего короля Стефана Батория, – предложил «маленький».

– Давайте выпьем, – согласился Крапивин.

Они снова чокнулись и выпили.

– Посмотри, Анджей, как справно пьют эти москали за Стефана, который бил их, как хотел! – неожиданно заржал «маленький». – Видно, правду говорят, что у москалей нет ни чести, ни совести.

Крапивин недовольно заиграл желваками. Шляхтичи явно нарывались на драку, но дуэли в планы подполковника не входили.

– Прошу вас, панове, идите своей дорогой, – с угрозой в голосе произнес он.

– Пойдем, – пообещал «маленький». – Только для начала хотим, чтобы вы залезли под стол и прокричали оттуда козлом. И тогда мы вас отпустим. Всем ведь известно, что москали трусы.

– Послушай, малый, иди отсюда, пока я тебе задницу не надрал!

– О, это вызов, – вскинулся «маленький». – Я принимаю его. Где будем драться, пан? Предлагаю на заднем дворе. Или пан желает, чтобы я его палкой гнал из этого местечка?

Крапивин матюгнулся про себя. Лишний раз Подтвердилась истина, что можно отказать просителю в деньгах, в поддержке, но нельзя отказать в драке. «Наверное, это обычное дело в здешней Польше, – подумал он про себя. – Сколько еще таких дуэлей предстоит? Ладно, начнем вживаться в образ европейского дворянина».

– Пошли на задний двор, – произнес он, ставя на стол кружку.

В сопровождении шляхтичей Крапивин и Артеменко вышли на задний двор таверны. Несмотря на трескучий мороз, «маленький» шляхтич скинул свою короткую куртку, отороченную мехом, обнажил саблю и откинул в сторону ножны. Крапивин тоже отдал Артеменко оружие, снял тулуп и вынул саблю.

– Пан готов? – осведомился «маленький» шляхтич.

Крапивин приготовился было дать утвердительный ответ, как вдруг справа от него зазвучал до боли знакомый голос.

– А поведайте посланцу короля, панове, что это вы здесь делать удумали?

Басов говорил по‑польски весьма четко и бегло. Он был одет в щегольской наряд польского шляхтича, меховую шапку его украшала затейливая золотая кокарда с гербом польского короля, к которой крепились два орлиных пера. Лицо фехтовальщика украшала щегольская бородка – эспаньолка.

– Рубимся за честь, пан, – «маленький» почему‑то нервничал.

– О, а я тебя помню, – неожиданно перешел на русский язык двадцатого века Басов. – Ты за сборную ЦСКА фехтовал. Как сейчас помню, ты мастер спорта международного класса, а сабля – твой конек.

– Как? – еле выдавил из себя «маленький» шляхтич, тоже по‑русски.

– Ну, это ты подполковнику можешь очки втирать. А я тут уже скоро полтора года обитаю и всегда отличу шляхтича от дрянного актера вроде тебя. Да и напарник твой, костолом, меньше всего на поляка тянет.

Округлив глаза, «маленький шляхтич» дико закричал и сделал выпад, но Басов неожиданно легко уклонился от него и тут же пронзил противника мгновенно оказавшейся у него в руке саблей.

– Командир!

Фигура Артеменко на мгновение заслонила Крапивина, и тут же грохнул выстрел. Это был выстрел не кремневого пистолета или мушкета, а хлопок пистолета Макарова. Мгновенно оценив ситуацию, Крапивин метнулся на грузного спутника «маленького» шляхтича и проткнул его саблей. Тот тяжело повалился в сугроб, выронив на снег оружие. Подполковник повернулся к Артеменко. Пуля попала капитану в сердце. Он лежал на снегу и смотрел в небо остекленевшими глазами.

– Юра!

Крапивин упал на колени рядом с боевым товарищем.

– Он тебя уже не слышит, – бесцветным голосом сказал Басов.

– Как ты здесь оказался?

– Все расскажу. Только для начала нам надо отсюда уйти. Для тебя, кажется, спецзадание закончилось. Началось выживание.

– Так вот, когда стало окончательно ясно, что для Романова дело швах, я решил податься с Варварки, да и из всего вашего проекта, – говорил Басов. – Прикинул, что с моим неуемным характером ужиться в Московии будет непросто. Да и у Романовых на службе я засветился, а это никак не обещало блистательных перспектив. В общем, подался в Речь Посполитую. Нравы здесь вольные, языкового барьера почти нет, а верная сабля более чем где‑либо ценится. Зовут меня нынче пан Басовский. Я состою на службе у короля Сигизмунда и являюсь его личным порученцем. Кроме того, я наставник по фехтованию королевича Владислава. Денег на жизнь хватает, а недавно я даже прикупил небольшое поместье под Ченстоховой.