Мы поем глухим - Андреева Наталья Вячеславовна - Страница 56
- Предыдущая
- 56/64
- Следующая
«Он говорил с Арманом, — уверенно подумала она. — Они встречались ночью или сегодня, рано утром. Я не знаю, что именно наговорил Эрвину месье Рожер, но это не делает чести ни ему, ни мне. Ни самому Эрвину, если он выслушал все и поверил этому».
В семь часов гости начали расходиться, поняв, что пора оставить жениха и невесту наедине. Наконец ушел последний.
— Слава богу! — сказала Александра, когда они остались в гостиной вдвоем. — Эрвин, где вы были? Я послала вам утром записку…
— Я ее получил.
— И вы не приехали?!
— У меня были срочные дела.
— Я так и думала… Постой! Ты мне лжешь, — уверенно сказала она. — Ты не потому не приезжал.
— Мадам! — сердито сказал он. — С самого утра я пытаюсь понять мои чувства к вам. Сначала я просто хотел вам написать. Но потом понял, что должен вас увидеть. И вот с самого утра я собираюсь с силами… — Он подошел к ней и, взяв ее руки в свои, заглянул ей в глаза. — Ты такая же, как в моих мечтах…
— Что тебе наговорил этот негодяй?
— Негодяй?! Александрин, месье Рожер — мой друг!
— Но не мой!
— Но ведь этому есть причины!
— Да, знаю. Мой муж убил его отца. Убил на войне, а война для того и существует, чтобы враги убивали друг друга, и если бы граф Ланин не убил полковника Рожера, то полковник Рожер не пощадил бы графа Ланина. К тому же они оба сейчас мертвы. А мы с тобой живые люди, Эрвин. Нам-то что до этих мертвецов?
— Вы говорите, как женщина без сердца.
— Скажи еще, без совести и без чести! Ведь именно это внушил тебе месье Рожер! О себе же он наверняка ничего не рассказал.
— Александрин! Но ведь вы присвоили себе фамильную реликвию, принадлежащую его семье!
— Что значит — присвоила? — сердито спросила она. — Муж отдал мне алмаз вместе с письмом, которое написал в ночь накануне дуэли. Я была не в тех чувствах, чтобы кинуться на поиски истинных владельцев алмаза, — с иронией сказала она. — У меня тогда были совсем другие заботы. Я бежала из России, если ты об этом забыл! Мне надо было спасать себя!
— Но вы просили меня разбить «Сто солнц» на несколько частей и в таком именно виде продать!
— А что тебе мешало сказать мне, что ты узнал камень? Ведь я же видела это по твоему лицу!
— Я колебался. Я слишком любил вас и поверил в то, во что хотел верить.
— А сейчас? Эрвин, что сейчас?
— Я по-прежнему люблю вас, — с опаской сказал он. — Но я боюсь, что это чувство не того рода, которое… — он замялся.
— Ну, договаривай! Которое позволяет тебе взять меня в жены!
— Александрин, я прошу вас…
— А сам ты как поступаешь? Почему месье Соболинский вдруг оказался в тюрьме?
— Он наделал долгов, и я счел, что пора это прекратить, — нахмурился Эрвин.
— А почему его жена в Париже? Ты ее сюда вызвал?
— Сударыня, вы что, меня допрашиваете?! — сердито спросил барон.
— Но сначала ты допрашивал меня! Мало того: ты предъявил мне обвинение! Скажи, Эрвин, так будет всегда? Ты будешь находить мои поступки недостойными, а я перед тобой оправдываться?
— Боюсь, что так, мадам.
— Тогда это и правда неравный брак!
Она видела, как Эрвин изменился в лице. Он колебался, это было видно. Наконец чувства взяли верх, и барон сказал уже совсем другим тоном:
— Александрин, я готов простить тебе все. Я слишком тебя люблю, я это понял, когда сюда вошел. У меня было предубеждение против тебя, мы с Арманом проговорили всю ночь. Я не знаю, за что он тебя так ненавидит. В конце концов, не ты убила его отца. Что касается алмаза, я готов вернуть его мадам дю Буа…
— Что?! Так ты его не уничтожил?!
— Нет, конечно.
— Зачем же ты меня обманул?!
— А что я должен был сказать? Что узнал камень? Начать расследование? Я просто оставил его себе.
— Но деньги, Эрвин! Кредит на миллион франков!
— Это мои деньги. Я достаточно богат, чтобы…
— Чтобы взять на содержание русскую графиню?!
— Послушайте, мадам, — сердито сказал барон. — Вы…
— Нет, это ты послушай! Я знаю, с тобой никто не говорит в таком тоне. Твои поступки не обсуждаются, все, что ты делаешь, считается правильным. А я тебе скажу, как все выглядит на самом деле! Ты с самого начала все рассчитал. Ты меня покупал, ставил в зависимость от себя. Человека, ради которого я приехала в Париж, ты устранил со своего пути вроде бы честно, с точки зрения закона. Но это не по совести. В конце концов ты вообще упрятал его за решетку. Но это же подло! Ты обязан был предоставить мне выбор! Ты должен был мне доверять! А что вместо этого? И самое ужасное: ты послал со мной в Россию этого мерзавца Рожера! Страшного человека, который чуть не взял меня силой! Рядом с которым я пережила ужасные полтора месяца! Он меня сначала чуть не сжег, потом чуть было не зарезал. Под конец он пообещал мне, что я никогда не выйду за тебя замуж, если ему не отдамся…
— Это ложь! — не выдержал барон Редлих. — Арман не мог этого сделать!
— А ты у него спроси! Только спроси так, как спросил у меня. Точно таким же тоном. Скажи ему в лицо, что он негодяй! Да и ты… — она поняла, что перешла все границы дозволенного, и резко замолчала.
— Договаривайте, сударыня, — сказал бледный как смерть барон Редлих. — Вы ведь хотели сказать, что я тоже негодяй? Или какое другое слово, которые вы нашли для меня подходящим?
— Я только хотела сказать вам спасибо, барон, за то, что вы выделили мне гораздо больше времени, чем мадемуазель Бокаж, когда расставались с нею. Жениться вы на мне передумали, как я уже поняла, а вашей любовницей я больше не буду. Прощайте!
— Я полагаю, мадам, что через какое-то время вы одумаетесь, — сдержанно сказал барон. — Я дам вам это время. Сейчас же мы с вами не готовы для того, чтобы провести эту ночь, как и все последующие ночи, в одной постели. До свидания, — он сухо поклонился и вышел.
«Вот и все… — подумала она. — Напрасно я не поверила Арману Рожеру. Что это? Нервы? Я просто устала с дороги, и все эти переживания… Миша! — вспомнила она. — Зачем мне все, зачем брак с бароном Редлихом, если я все равно не смогу вернуть себе сына? Может быть, все, что случилось, — к лучшему…»
На следующий день она поехала в тюрьму Сент-Пелажи.
Начальник этого мрачного острога выслушал прекрасную посетительницу с огромным удивлением.
— Но, мадам, — сказал он. — Я не могу предоставить вам свидание с этим заключенным. На то должны быть веские основания!
— И они есть: я хочу заплатить его долги.
— Но ведь это вопрос решенный! — вскричал начальник тюрьмы. — Их заплатит его жена!
— Значит, она здесь была?
— Разумеется, мадам!
— Почему же тогда месье Соболинский все еще находится здесь?
— Этого я не знаю, — развел руками начальник тюрьмы.
— Следовательно, она выдвинула ему условия, которые он не принял. Так вот: я не выдвигаю никаких условий. Я просто хочу заплатить всю сумму и, сверх того, положенные проценты. Издержки судопроизводства и лично вам, за хлопоты, — намекнула она.
— Боюсь, не только мне. Следствие по делу началось, и, чтобы его закрыть, нужны э-э-э… — он замялся.
— Веские основания, — кивнула она. — Понимаю. Я все заплачу.
— Дело не в этом, мадам, — жалобно сказал начальник тюрьмы. — Деньги деньгами, но барон Редлих…
— Я вас уверяю, что, получив всю сумму сполна по просроченным векселям, барон больше не будет выдвигать претензий к господину Соболинскому.
— Но у меня другие сведения!
— Обстоятельства изменились. Господин Соболинский, как только он выйдет из тюрьмы, сразу же покинет Париж. Вместе со мной.
— Как так? Разве вы не выходите замуж за барона Редлиха?!
— Нет. Эти сведения ошибочны. Поэтому я вас прошу: помогите мне. Я вам хорошо заплачу.
— Ну, раз так… Вы умеете уговаривать, мадам. Идемте.
Вскоре она очутилась в каменном сыром дворе, куда не проникал ни единый солнечный луч. Лишь наверху синел кусочек неба, всего-то с носовой платок, как показалось Александре снизу, крохотное оконце в огромный мир, по которому тосковали все те, кто пытался увидеть это небо в зарешеченное окно.
- Предыдущая
- 56/64
- Следующая
