Мы поем глухим - Андреева Наталья Вячеславовна - Страница 25

• Предыдущая
• 25/64
• Следующая

— В уме вам не откажешь.

— Но отступать я не намерен. Я достаточно богат, чтобы убрать вас с дороги.

— Снова подошлете ко мне наемного убийцу?

— Не понимаю, о чем вы.

— Полно, сударь… Послушайте, барон. Как мужчина мужчину я вас понимаю, и даже сочувствую. Потому что вы понятия не имеете, как добиться любви женщины. Вы предлагаете какие-то деньги. — Соболинский презрительно кивнул на лежащий на столе пакет. — Я, по крайней мере, поставил на кон свою жизнь. Я чуть было не умер из-за этой женщины, о чем нисколько не жалею. Это добавило полноты нашим с ней отношениям. Она знает, что ради ее спокойствия и счастья я даже готов умереть. А чем готовы рискнуть вы, барон? Своими деньгами? Как это мелко.

— И это вы мне говорите! Вы, которой живет за счет куртизанки! Мужчина, карточные долги которого оплачивают женщины! Вы вчера развлекались на балу! Она вас ищет по всему Парижу, а вы, почти голый, достаете зубами ключ из дамского корсажа!

— Вас там не было, откуда вы знаете? — живо спросил Соболинский.

— Да какая разница?! Вы самый безнравственный человек, которого я когда-либо встречал! И вы претендуете на любовь женщины, которая достойна самого лучшего в мире мужчины?! Самого честного и порядочного?!

— Много вы про нее знаете!

— Замолчите! Замолчите, иначе я и в самом деле вас убью! Не на дуэли, и не из пистолета! Много чести! Я вам просто голову размозжу! Вашу пустую голову! — барон легко поднял довольно тяжелый стул, стоящий между ним и Соболинским.

— Вы ничего этим не добьетесь, — сказал тот, не трогаясь с места.

Барон Редлих, тяжело дыша, опустил стул. И с ненавистью спросил:

— Так вы берете деньги?

— Нет. Я остаюсь в Париже.

— Хорошо. Я найду способ, как от вас избавиться. К примеру, как упрятать вас в тюрьму. Вы либо проиграетесь в пух и прах, либо совершите какое-либо противоправное деяние. И потом, я не думаю, что, узнав о ваших проделках, Александрин захочет вас видеть. Вчера на маскараде она к вам даже не подошла.

— Это у нас с ней бывает, — насмешливо улыбнулся Соболинский. — Мы годами друг к другу не подходим, а потом набрасываемся, как голодные звери. Вам этого, сударь, не понять.

— Не верю ни единому вашему слову.

— Вам придется поверить. Потому что отныне графиня больше не будет принимать ни вас, ни ваши подарки.

— Это мы еще посмотрим. Итак, вы желаете расторгнуть наш договор? — барон кивнул на пакет.

— Именно так. Я никуда не еду. После вчерашнего моего успеха на маскараде у меня огромное число приглашений в самые лучшие дома. Зачем мне уезжать? Я нынче в большой моде.

— Это означает, сударь, что вы, хоть и дворянин, но человек не благородный. Следовательно, это и мне развязывает руки. Желаете померяться силой? Ну что ж…

Барон взял со стола пакет и размеренно сказал:

— Отныне у вас нет средств, потому что я бросаю мадемуазель Бокаж. Я, по сути, давно уже ее бросил и по счастливой случайности не успел записать на ее имя никакого имущества. Ей некуда съезжать из особняка на улице Тетбу, кроме как сюда. Если вы будете открыто жить с ней, об этом тут же узнает весь Париж. И женщина, которая думает, что она вас любит, разумеется, тоже. Вы говорите, что хорошо знаете женщин? Не берусь с вами спорить, но только, сударь, всякому терпению есть предел. Я почему-то уверен, что мадемуазель Бокаж графиня вам не простит. Выбирать вам.

— Не говорите мне о том, чего я должен делать, а чего не должен, — издевательски сказал Соболинский. — Я прекрасно осведомлен о правилах поведения человека светского, потому что я вырос в свете. Мадемуазель Бокаж, коли ей угодно, будет жить здесь, что же касается меня, то я отсюда съезжаю. Не стоит больше искать меня здесь.

— Вам нечем жить, и вы тут же наделаете огромных долгов, — уверенно сказал барон Редлих. — Отныне знайте: каждый вексель, который вы подписываете, учитывается мной. Вы берете деньги в долг у меня, к кому бы вы ни обратились. И настанет день, когда я предъявлю вам счет. И вы пожалеете о том, что не взяли деньги и место на корабле сейчас. Потому что больше я вам денег не предложу. Вы покинете Париж нищим и один. Всего хорошего, сударь.

Когда барон ушел, Соболинский какое-то время в задумчивости сидел в кресле. «Вот напугал так напугал!» — пробормотал он и зевнул. Маскарад закончился под утро, а сейчас еще не было полудня. Барон Редлих оказался нетерпелив. Соболинский тоже вполне оценил своего соперника. Итак, Сашенька здесь, в Париже, и подле нее опять влюбленный мужчина. Что при ее красоте и исключительности не удивительно. Но почему она покинула Санкт-Петербург после такого ошеломляющего успеха?

Серж Соболинский поднялся из кресла и решительно сказал:

— Я должен ее увидеть. А где у нас бывает весь Париж? На Елисейских Полях, с двух до четырех. Ну, так я еду на Елисейские Поля! Но сначала мне надо раздобыть отличную верховую лошадь…

Угрозы барона Редлиха его не сильно испугали. Когда это у Сержа Соболинского не было долгов? Но он всегда выкручивался, да к тому же рассчитывал на свою удачливость за игорным столом. Поэтому первым делом Соболинский отправился к ростовщику, прихватив кожаный несессер и пару драгоценных безделушек, подаренных мадемуазель Дельфиной, а от ростовщика — в Пале-Рояль, в зал номер сто тринадцать.

Что же касается барона, то, выйдя из дома на улице Сен-Лазар, он оседлал свою лошадь, которая, как у всякого уважающего себя дворянина, у него уже имелась, и поначалу отправился было на улицу Тетбу. К дому Соболинского барон Редлих приехал один и верхом, чего он раньше не делал никогда. Всегда с ним был сопровождающий, да и верховые прогулки барон совершал только в Булонский лес, когда сам сопровождал экипаж какой-нибудь знатной дамы. Поэтому мадемуазель Бокаж и вошла так смело в дом на улице Сен-Лазар, она ведь не ожидала, что барон изменил своим привычкам. Но с некоторых пор все встало с ног на голову.

Потому и барон Редлих отправился не к мадемуазель Бокаж, как изначально планировал, и не к графине Ланиной, как хотел было сделать потом, а к себе. Его лошадь, совершенно сбитая с толку, перешла с иноходи на галоп, так что барону пришлось ее сдерживать. Заехав во двор своего дома и бросив поводья изумленному кучеру, Эрвин Редлих велел позвать к себе личного секретаря, которому сказал:

— Мне нужен месье Дидон. Базиль Дидон. Ты ведь его помнишь?

— Такого не забудешь, господин барон, — невольно улыбнулся секретарь.

— Так вот, найди мне его немедленно. Хоть из-под земли достань. Я знаю, что он сам ко мне должен прийти, но не знаю, когда это будет. А я не собираюсь ждать ни дня, ни даже часа. Нет, часа, пожалуй, будет мало. Я потерял рассудок, но не ум. Двух часов. Плачу любые деньги: месье Дидон мне нужен немедленно. Для начала пошли к мадемуазель Гаспар, он ее любовник. А его внебрачная дочь служит камеристкой у графини Ланиной. Полагаю, сведений достаточно. Я сижу в кабинете и жду. Если через пару часов месье Дидона не будет здесь, ты можешь искать себе другое место.

— Я все понял, господин барон, — секретарь поклонился и исчез.

Барон Редлих прошел к себе в кабинет и велел подать туда завтрак. Часы он положил перед собой. Барон управлял огромной финансовой империей и, само собой, не мог не обходить законы, изыскивая в них лазейки, покупать или перекупать ценную информацию, давать взятки государственным лицам, занимающим важные посты. Но насколько он мог позволить себе в сфере финансов абсолютно все, настолько же в личных делах он был человеком крайне щепетильным. Поэтому ему и нужен был отъявленный мерзавец для устройства этих дел, такой как папаша Базиль, которого барон Редлих уже вполне оценил.

Что касается соображений порядочности, то, как барон уже сказал Соболинскому, отныне он не собирался с этим считаться. Порядочно следует действовать против человека благородного, но никак не против обманщика. Барон Редлих справедливо посчитал, что у него развязаны руки.

• Предыдущая
• 25/64
• Следующая